Георгий Чистяков - Путь, что ведёт нас к Богу

• Название: Путь, что ведёт нас к Богу
• Автор: Георгий Чистяков
• Жанр: Религия

Чистяков Г. П.

Путь, что ведет нас к Богу

Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М. И. Рудомино Научно–исследовательский отдел религиозной литературы и изданий русского зарубежья

© ВГБИЛ, текст, 2010

© Н. Ф. Измайлова, Т. А. Прохорова, составление, 2010 © Издание на русском языке. Оформление. Центр книги ВГБИЛ им. М. И. Рудомино, 2010

Источник электронной публикации - http://www.golden-ship.ru/load/ch/chistjakov_georgij_petrovich/put_chto_vedet_nas_k_bogu_chistjakov_georgij/342-1-0-1013

---

Если вернуться к Грофу, то далее он вспоминает, что Карл Густав Юнг считал, что «основная функция формализованной религии заключается в том, чтобы защитить людей от непосредственного переживания Бога». Нечто подобное видит в религии и митрополит Антоний, когда говорит своим духовным чадам, что главное состоит в том, чтобы церковь не становилась между человеком и Богом. Церковь, разумеется, берется здесь не в мистическом смысле этого слова, но как обычаи, установления, требования каких‑то священников, обряды и так далее. Все это можно назвать, в отличие от веры, религиозностью. Гроф говорит и о том, что «официальные религии, как правило, распространяют представление о Боге как о внешней по отношению к людям силе, соприкосновение с которой должно опосредоваться церковью и священниками». Вновь вспоминая о Спинозе и о его формуле веры или, как говорит Вольтер, о его profession de foi, мы не можем не поразиться тому, как верно великий голландец сформулировал тезис о том, что человек «любит Бога тем больше, чем больше он познает себя и свои аффекты» (см. «Этика», часть 5–я, теорема 15–я и фрагмент из «Философского словаря» Вольтера). Бог, по Спинозе, — не трансцендентная, но имманентная, то есть присутствующая не вовне, но внутри чего‑либо или кого‑либо причина вещей.

Говоря о дне сегодняшнем, надо иметь в виду и то, что современному человеку очень плохо дается такое понятие как вера. Юнг говорит об этом очень жестко: «Современное сознание с отвращением отвергает веру». Речь здесь у Юнга, разумеется, не об атеистах, но о том, как поступает с верой человек, считающий себя религиозным. Человек сегодня не открывает Бога, а выбирает религию. Религия для человека сегодня — это, прежде всего, сакральное знание, sui generis тайная наука (не в теософском, но в обычном смысле), овладев которой можно обезопасить себя от страха перед небытием, уберечь от разного рода бед, неприятностей и несчастий. Это и понятно, потому что человек буквально с начала XX века был ориентирован на конкретное знание, прежде всего даже не на естественные, а на технические науки: все учились в технических институтах, становились инженерами и так далее. Поэтому и религия, как только она была реабилитирована и выведена из подполья, стала своего рода know how, но никак не абсурдной и безумной — и лишь поэтому открывающей пути к Богу — верой Авраама, Исаака и Иакова.

«Современному человеку, — пишет Юнг, — религии больше не открываются изнутри, как исходящие от души; они стали для него принадлежностью внешнего мира. Надмировой Дух не охватывает его своим внутренним откровением; он (современный человек) пытается выбрать религии и убеждения словно воскресный наряд, чтобы, в конце концов, снова сбросить их как поношенную одежду» («Проблемы души нашего времени», СПб.: «Питер», 2002. С. 326). В этом до предела откровенном и, как может показаться, обидном пассаже Юнг ставит точки над"i"в связи с чрезвычайно важными вопросами. Люди былого открывали для себя веру как нечто не связанное с той или иной конфессией, национальной культурой и т. д. — для них вера была, если использовать образ из Ю. Балтрушайтиса, «стоянием над бездной». Другое дело мы: в подавляющем большинстве человек сегодняшнего дня приходит в ту или иную церковь, в ту или иную конфессию благодаря книгам, лекциям, советам друзей, не переживая того огромного потрясения, которое полностью переворачивает жизнь, делает ее во всех отношениях новой. Как раз об этом говорит Иисус, когда напоминает о том, что к старой одежде не приставляют заплату из новой ткани. Человек сегодняшнего дня сам выбирает(выделено мной — Г. Ч.) себе религию. Перед апостолами такого выбора не было: «Куда нам идти, — говорит Петр Иисусу, — Ты имеешь глаголы вечной жизни». При этом необходимо понимать, что религия как обрядность, обычаи и прочая — все, что может выбрать для себя человек, — как нечто временное и историческое, обречена; наоборот, вера свободная, живая и абсурдная, даруемая нам свыше, — это то единственное в нашей жизни, что абсолютно и не зависит ни от эпохи, ни от исторических условий, ни от нашего выбора. Вера базируется не на выборе нашем, но на нашей чуткости, на нашем слухе, потому что «Я стою у двери и стучу…».

Подчеркивая, что церковь (как структура!) часто становится препятствием на дороге, что ведет человека к Богу, Гроф продолжает: «Однако непосредственные духовные переживания полностью совместимы с мистическими ответвлениями великих религий, таких как различные направления христианского мистицизма, суфизм, каббала, хасидизм». Расшифровывая Грофа, можно сказать, что среди «направлений христианского мистицизма» прежде всего необходимо выделить иси- хазм с его представлением об Иисусовой молитве. Простое, но по–настоящему глубокое представление о том, что такое исихазм, можно вынести из «Откровенных рассказов странника», которые, я думаю, знает каждый из нас.

Еще одна цитата из Гельвеция. «Свободный человек, — говорит он в своей книге «Об уме», — это человек, который не закован в кандалы, не заключен в тюрьме, не запуган, как раб, страхом наказания; в этом смысле свобода человека состоит в свободном пользовании своими способностями; я говорю способностями, — продолжает Гельвеций, — потому что было бы нелепостью назвать несвободой то, что мы не способны полететь под облака, как орел, жить под водой, как кит» и т. д. (i, iv). Напомню, что примерно об этом же говорит странник в «Откровенных рассказах», когда размышляет о трех путях в религии: раба, наемника или сына. Ясно, что человек может верить в Бога и осознавать радость встречи с Ним только в одном случае: если он внутренне свободен. Говоря в заключительном абзаце своей «Этики» о познании Бога, Спиноза замечает: «Если же путь, который, как я показал, ведет к этому, и кажется весьма трудным, однако все же его можно найти. Да он и должен быть трудным… ибо, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть обретено без всякого труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Но все прекрасное так же трудно, как и редко». И действительно — путь к Богу бесконечно труден, но и бесконечно прекрасен.

ИЗУЧАЯ СВЯЩЕННЫЙ ТЕКСТ[3]

Известно, что для серьезного чтения и понимания Нового Завета нужно специально учиться. Более десяти лет тому назад, когда религиозные тексты стали доступны читателю в России, Николай Васильевич Карлов, в то время ректор Московского физико–технического института, попросил меня прочитать студентам лекции, восполняющие пробелы в области знаний о религии.

На первый взгляд, сегодня, по прошествии стольких лет и приложении многих усилий российскими религиоведами, читать курс воскресной школы в стенах высшей нет необходимости. На самом же деле, образовательные лакуны не уменьшились. Коллеги уже много говорили о том, что должны быть и есть специальные места, где надо изучать Священное Писание, но, к сожалению, и в высшей школе приходится заниматься ликбезом. Например, студенты–культурологи пятого курса, которым я читаю лекции по истории Средневековой Европы, практически ничего не знают о Спинозе, и мне приходится рассказывать им самые элементарные вещи о жизни Спинозы и его трудах. То же касается итальянской литературы эпохи Возрождения, когда историкам последнего курса приходится давать простые биографические сведения о Данте, а тем, кто кончает испанский факультет Московского института иностранных языков и прекрасно знает испанский язык, приходится рассказывать о Валье–Инклане, потому что испанскую литературу двадцатого века они не знают.

Под каким углом зрения мы можем изучать священные тексты, кроме элементарного восполнения лакун в образовании? Когда богослов размышляет над текстом Священного Писания, он стремится понять, какое послание ему как верующему заложено в этом тексте. Я думаю, что, в отличие от богословия, которое занято обоснованием истинности веры и отвечает на вопрос богатого юноши из Евангелия «Что делать, чтобы наследовать жизнь вечную?», религиоведение изучает феномен веры, феномен религиозного сознания. Поэтому, изучая священный текст в рамках религиоведения, наверное, очень важно соотнести Писание с той или иной эпохой.

Что было главным в Писании для христиан первых поколений? Что было главным в Писании для Отцов четвертого века? Что видели в Писании в эпоху нового благочестия те религиозные мыслители, круг которых замыкается автором трактата «О подражании Христу»? Что видел в Писании отец Сергий Булгаков в XX веке? Под этим углом зрения, наверное, имеет смысл изучать Священное Писание в стенах кафедры религиоведения.

Например, говоря о чуде умножения хлебов, чуде в Кане Галилейской, чуде исцеления слепорожденного и других, я думаю, мы ни в коем случае не должны ставить вопрос «возможно это чудо или невозможно?» — это не для занятий по религиоведению. Фундаменталист будет настаивать на буквальном понимании текста. Либерал, опираясь на опыт древних Отцов, прежде всего Амвросия Медиоланского, будет видеть в чуде символический смысл. Чудо в Кане Галилейской с древних времен истолковывается так: Жених Небесный, Иисус, приходит на свадьбу к жениху земному; на пиру, которому уподобляется Царство небесное, стоят шесть сосудов, символизирующих Ветхий Завет, Пятикнижие и книгу Иисуса Навина; из воды Ветхого Завета рождается вино Нового. Фундаменталист понимает буквально, кто‑то понимает тот же самый текст символически, отец Сергий Булгаков предлагал видеть в чуде то, что хочет Иисус для человечества. Булгаков постоянно подчеркивает, что в Евангелии не просто чудеса, а знамения. И, таким образом, чудо претворения вина — это как бы Богоявление. Думаю, что у религиоведа в рамках его курса есть другой путь: посмотреть на рассказ о чуде с точки зрения стилистики, способа, которым это написано. И тогда мы увидим, что есть в рассказе какие‑то ключевые слова, прежде всего, слово «час». Иисус отвечает Матери: «еще не пришел час Мой». Итак, здесь приоткрывается мессианская тайна, Иисус указывает на что‑то очень важное.