Джонатан Стрэн - Драконы

• Название: Драконы
• Автор: Джонатан Стрэн
• Издательство: Азбука, Азбука-Атгикус
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012

Кто не знает драконов? Какой истинный поклонник фантастики и фэнтези не встречал этих существ на страницах своих самых любимых произведений? Драконы огромные и крошечные, смешные и коварные, послушные и свирепые — такие разные и такие вездесущие! В данной антологии представлена уникальная коллекция повестей и рассказов, посвященных этим огнедышащим рептилиям, порой добрым, порой жестоким, но неизменно очаровательным. Здесь вы найдете знаменитых драконов Земноморья и Перна, мудрых драконов, слабых драконов, драконов, огромных, как горная цепь, и драконов, способных уместиться на книжной полке. Под одной обложкой собраны двадцать шесть блистательных произведений, принадлежащих перу таких мастеров жанра, как Роджер Желязны, Орсон Скотг Кард, Джордж Мартин, Джеймс Блэйлок, Майкл Суэнвик и многих других. Эта потрясающая антология займет достойное место в вашей библиотеке!

---

Глассоп приложил скрипку к подбородку, прислушался к малому барабану Баметга, глядя на Леонарда Целлера, который выводил первые фразы на кларнете. Каким был для Воана Уильямса тот последний год, размышлял Глассоп. Восемьдесят шесть лет, и он все еще писал симфонии… Видел ли он драконов? Английская музыка полна рвов с водой, замков, рыцарей и единорогов, и, разумеется, там есть место и для дракона. У чехов — гоблины и водяные духи, у скучных скандинавов вроде Шмитта — в основном гномы. Но драконов трудно приписать какой-то одной нации, как большинство мифологических существ. Глассоп, повинуясь дирижерской палочке Фалкса, вступил в игру и начал свою сумрачную мелодию.

Внезапно дракон встал на четвереньки и заревел, затем поднял передние лапы и оказался на удивление высоким — наверное, в половину высоты потолка. Рев его был странно тонким, словно трель флейты, такой не ожидаешь услышать от страшного чудовища. Однако он заставил духовые смолкнуть, и Соломон, не успев поднять флюгельгорн, выронил его. Теперь уже было очевидно, что дракон видим: все члены Симфонического оркестра Тарритауна явно заметили его. Можно даже сказать, внимание музыкантов было приковано к происходящему. Фалкс оглянулся, уставился в зал, затем резко развернулся лицом к оркестру.

— О боже! — выговорил он. — О боже, какой он большой! — Он схватился за грудь, постучал по ней, выронил палочку. — По-моему, я сейчас упаду в обморок, — пробормотал он. — Это ужасная, жуткая неожиданность.

Дракон подошел к краю сцены и устроился на полу прямо под вторыми скрипками; ближе всего к нему оказался Глассоп. Сидя на четвертом месте с внешней стороны, Глассоп получил самый лучший обзор: он мог смотреть прямо в глаза монстру и одновременно перед ним открывался хороший вид на зал и оркестр.

— О боже! — воскликнул Фалкс, бросаясь сначала вправо, затем влево. — Никогда не видел ничего подобного.

Он упал на колени, пополз по сцене, нашел свою палочку, затем на четвереньках протиснулся под стульями первых скрипок и исчез за занавесом. Со стороны басов и двух первых скрипок, сидевших в конце ряда, раздались восклицания ужаса, затем они вскочили и последовали за Фалксом — возможно, проверить, жив ли он; но остальные сидели спокойно. Глассоп рассматривал дракона, огромного, милого крокодила с большими внимательными глазами и каким-то особенным добродушным изгибом рта. Животное дохнуло на них, и до Глассопа донесся аромат цветов — сладкий, давно забытый запах.

О, какое удивительное событие! — произнес зачарованный Шмитт, двумя руками прижав к животу скрипку и не сводя взгляда со сказочного чудовища. — Магия, — сказал он таким тоном, словно только сегодня утром вернулся из страны фьордов Это магия.

Глассоп медленно, осторожно положил скрипку на пол. «Магия, — подумал он, — Шмитт прав. Это действительно похоже на магию». С его места животное казалось огромным, но почему то не страшным: Оно мирно дышало, распространяя запах цветов, и, когда Глассоп протянул руку, чтобы потрогать чешую, дракон мягко лизнул ему руку, внимательно глядя на него. Гласит почувствовал, как его наполняет странное, чудесное чувство покоя.

Он осторожно поднялся, стараясь не споткнуться о скрипку, заводскую имитацию Амати, которая стоила не больше двенадцати сотен долларов, но с которой у него были связаны кое-какие воспоминания, подошел к дирижерскому пульту и осторожно, на негнущихся ногах, поднялся. Весь Симфонический оркестр Тарритауна — пожилые мужчины, старики, женщины средних лет, несколько человек неопределенного возраста и, разумеется, его возлюбленная Гертруда, уставшая от жизни, — уставились на него. Несколько человек из ряда первых скрипок последовали примеру Фалкса, среди деревянных духовых и басов тоже виднелись пустые места, но большинство из семидесяти трех членов оркестра остались на месте. Глассоп обнаружил, что испытывает странную, могучую радость, — такое чувство не посещало его уже много лет. В поисках поддержки он взглянул на дракона, который, наклонив голову, позволял Шмитгу чесать себя и что-то шептать на ухо, затем на Гертруду, одарившую его своей самой преданной улыбкой, как в кафе, а потом обратился к оркестру.

— В возрасте восьмидесяти шести лет, — начал Глассоп, — Ральф Воан Уильямс, великий британский композитор, которого Колин Дэвис находил старым маразматиком и сравнивал с мешком кирпичей, пережил чудеса, видел чудеса, и на восемьдесят седьмом году он написал самую прекрасную из своих девяти симфоний и дожил до премьеры. Он слышал чудеса, видел драконов, видел этих прекрасных мифических существ в своем сознании и писал яростные и юмористические строки. Разве мы можем довольствоваться меньшим? Приближаясь к старческому маразму, можем ли мы требовать от себя меньшего, чем требовал Ральф Воан Уильямс?

— Итак, — продолжал Глассоп, чувствуя себя великим, твердым, чувствуя себя на своем месте, наслаждаясь дыханием дракона, обволакивавшим его, — мы будем играть музыку вместе. В ми минор мы сыграем мелодию, которую слышал Ральф Воан Уильямс на болотах во время своих дальних прогулок. Гертруда, — сказал Глассоп, — я искренне люблю тебя, я, больной старик, и тебе дарую я благословение своего интеллекта и своей простой, безыскусной, хрупкой страсти. — Он взмахнул дирижерской палочкой. — С самого начала, — велел он. — Мы начнем симфонию ми минор с самого начала, с ее серьезной, нисходящей темы, и все тридцать семь минут будем играть величественно. Скрипки, готовьтесь вести.

Глассоп, в этот миг переставший быть жалким беженцем, поднял руки. Зазвучали скрипки. За спиной Глассоп слышал биение сердца дракона, который радостно раскрыл пасть, чтобы изрыгнуть огонь — чистый огонь своего живого дыхания, и Глассопу показалось, что под дугой, которую описывал смычок Гертруды, он видит таинственное болото, трость Ральфа Воана Уильямса и самого великого старика, который на языках драконьего пламени устремляется вперед, в вечность.

ДЖЕЙН ЙОЛЕН Мальчик дракона

Обладательница многочисленных премий Джейн Йолен является автором около трехсот книг, большинство которых написаны для детей. Ее называют «американским Гансом Христианом Андерсеном». Джейн Йолен работала редактором, выступала в качестве профессионального чтеца. У нее трое взрослых детей и шестеро внуков. Самое известное произведение писательницы «Совиная луна» («Owl Мооп») было высоко оценено критиками и в 1988 году завоевало престижную награду — медаль Калдекотта. Йолен дважды удостаивалась премий Святого Христофора, премии «Небьюла» и премии Общества детских писателей (Society of Children's Book Writers), трижды получала «Аслана» — статуэтку Мифопоэтической премии, а также награждалась Всемирной премией фэнтези и премией Клубов мальчиков Америки (Boys' Clubs of America Junior Book Award) и входила в число финалистов Национальной книжной премии. Шесть колледжей присвоили писательнице почетную степень доктора. Среди ее произведений для взрослых — впечатляющий фэнтезийный роман на тему холокоста «Шиповник» («Briar Rose») и трилогия «Великая Альта» («Great Alta»). Рассказы и повести Джейн Йолен вошли в сборник «Давным-давно (она сказала)» («Once upon a Time (She Said)»). Все трое детей писательницы занимаются книжным бизнесом. Джейн Йолен надеется, что кто-нибудь из ее шести внуков продолжит семейную традицию.

Однажды ранней весной, в один из тех дней, когда ветер гонит бесконечные вереницы облаков по серому небу, мальчик нашел пещеру. Случилось это так: он заблудился среди болотистых пустошей, простиравшихся к северу от замка, когда отправился на поиски гончей сэра Эктора — той самой, что, почуяв зайца, часто срывалась с цепи. Так вышло и на этот раз: собака убежала, и теперь мальчик бродил и звал ее. Преследуя беглянку, он несколько раз переправился через извилистую речку и вымок почти по пояс. При этом особенно обидно было осознавать, что другим мальчишкам вода в этой реке едва доходила до бедер. Напоминание о маленьком росте еще сильнее расстроило мальчика.

Солнце стояло высоко в небе, в животе урчало, а лая гончей уже час как не было слышно. Наверняка негодница давно уже вернулась на псарню, где ее ждали теплая подстилка и миска с едой. Но мальчик отвечал за эту собаку и не мог вернуться в замок, не будучи уверенным, что на болотах ее нет. К тому же он заблудился. Ну, может, еще не совсем заблудился, но уже «начинал беспокоиться», как говаривал, бывало, главный ловчий — великан с обветренным лицом и выгоревшими волосами, целыми днями бродивший по лесам и пустошам.

Мальчик огляделся в поисках укрытия от полуденного солнца: на болоте, среди поросших мхом кочек и бурых луж, спрятаться было негде. Неподалеку он увидел холм со скалистой вершиной и решил попробовать взобраться на него, чтобы поискать там какое-нибудь убежище, а заодно и осмотреть окрестности. Раньше мальчик никогда не уходил один так далеко от замка, тем более на север, где среди болот водились ведьмы, поэтому теперь ему требовалось всерьез поразмыслить, как поскорее найти дорогу домой и как отыскать собаку. Если бы холм был выше, мальчик ни за что не рискнул бы подняться на него. Великий холм, что находился к северо-западу от замка, давно пользовался дурной славой, но этот бугорок вряд ли можно было заподозрить в чем-нибудь подобном. Зато с его вершины наверняка видны стены замка или хотя бы его самая высокая башня.