Виктор Миняйло - К ясным зорям (К ясным зорям - 2)

• Название: К ясным зорям (К ясным зорям - 2)
• Автор: Виктор Миняйло
• Жанр: Русская классическая проза

---

_______________

* С в а р к а - ссора, перебранка (укр.).

- Ты, Степушка, - положила София руку на плечо мужу, - не злобствуй, как Ригор, ты же хазяин. Хазяи тебя за своего считают, а ты на добрых людей клыки оскалил...

- Я не за них воевал!

- Значца, так... Это хорошо, сват, что и хазяйские люди за савецку власть сражались! - сказал Титаренко. - Значца, за народную власть.

Балан сердито хмыкнул - как пролаял. То ли смех это был, то ли брань - не сказал бы и сам Тадей.

София обняла Степана за шею, подняла чарку к лицу, сказала мужу весело:

- Ой, вояка мой глупенький!.. Ну, до коих пор ты воевал бы? Да кого воевал бы? Аль свата своего, доброго хлебороба? Аль жинку свою?.. Вот придем домой, повоюешь. И - кто кого одолеет... - Она подморгнула сватам: - И кто еще первый замирения запросит...

- Ких... ки-их... ких... - это Балан, будто двери заскрипели протяжно.

- Хе-хе... - покладисто выдавил из себя Кузьма Дмитриевич. "Блаженны миротворцы, ибо сынами божьими нарекутся..." Значца, так нарекутся.

Тадей будто про себя:

- "Не мир принес я вам, а меч..."

Степан прищурился:

- Поднявший на нас меч - от меча и погибнет!

- "Ой, на горi та й женцi жну-у-уть!.." - сильным контральто завела София и закачалась из стороны в сторону.

И вся родня взревела, как бы соперничая, кто кого перекричит:

А под горою,

Оврагом-долиной

Казаки иду-у-ут!..

Даже Тимко, побагровев от натуги и зажмурив глаза, присоединился со своим дурным баритоном - у-у-у-у!

Степан почувствовал себя одураченным и побитым. Ему сейчас даже не выругаться и не уйти домой. Поэтому и сам вынужден был включиться в песню.

София взяла мужа под руку и положила голову ему на плечо.

...Ой мне,

Ой мне женка не годится...

злорадно подхватил Степан. София толкнула его локтем в бок. А когда закончили про табак и трубку, что понадобятся казаку в дороге, Степан завел свою:

Ой, наплывала да черная туча,

Стал дождь накрапать.

Ой, собралась бедная голота

Да в корчму гулять...

И с особенным значением, поднимая голос до самой высшей ноты, тешился:

Ой, взяли дуку* за чуб, за руку,

Третий в шею бьет.

Ой, не ходи, дука, рябая гадюка,

Где голота пьет!

_______________

* Д у к а - богач (укр.).

Скрипел Тадей болезненно, мучился:

- Вы б еще, сватушка... и про комнезамов... чтоб не обидно было... которые хазяи...

- Споем еще... споем!..

И нашла на Степана внезапная тоска по оружию. Чтоб боялись его - и скрипучий Балан, и вкрадчиво-тихий Данько Титаренко. Чтоб смекнули, что значит клинок в его руке. Они еще не видели, как его винтовка стреляла на фронте. Для них он, Степан, только муж Софии, которого можно укротить хитрыми речами и горилкой. "Сволочи, сволочи!.." И вспомнил, как на фронте после боя за одно село забежал в зажиточную хату перекусить малость третий день уже перебивались одной только юшкой из воблы и чечевицы. В хате не было ни души. И уже повернулся уходить, как вдруг заметил под печью хозяйку. Спрятаться полностью ей не удалось - настолько толста была. Так и застряла. И понял - не от страха пряталась, а чтобы не оказывать гостеприимства. Громко выругавшись, он едва сдержался, чтобы не выстрелить. А сейчас пожалел, что не разрядил винтовку, - тот выстрел был бы и в Балана, и в Данилу Котосмала!.. "Сволочи, сволочи!.."

София клокотала в бессильном гневе, тяжело дышала, моргала, толкала мужа коленом.

- Что-то хочешь сказать? - обернулся к ней Степан. - Так говори громко. У меня от родичей нету тайн... - И посмотрел ей в глаза чистым-чистым взглядом.

- Видать, нам пора идти... Скотине сена задать... Хлопоты по хозяйству... - София улыбнулась свахе сладенько и нежно.

- Рано еще... - без особой убежденности, но и без усталости от гостей, с неподвижным лицом успокоила ее Титаренчиха. Ее широкое, грубо обтесанное, словно зарубками иссеченное, лицо никогда не озарялось улыбкой.

- Ой, пожалуй, пойдем... Вставай-ка, старый! - будто разомлев от долгого сидения, тяжело поднялась София. А поднявшись, особенно почтительно поклонилась Балану и свату: - Спасибо за кумпанию! Да извиняйте, коли что не так... Может, кто брякнул что... несогласное...

- Бог простит... - проскрипел Балан. - И хазяи должны прощать... Христос терпел и нам велел.

- Ну, иди уж, иди! - нарочито грубо подтолкнула София мужа.

Степан смолчал, только взглянул на Яринку - прощаясь.

Никому из присутствующих не сказал ни слова.

София тоже молчала, пока не вышли за ворота.

- Ну?! - преградила она ему дорогу. - Иль за лахудрами своими заскучал, что родную жинку позоришь?

- Иди ты... - сказал он спокойно и негромко. - Ты хотела, чтоб я целовался с твоими куркулями?

- А закуркулила б тебя нелегкая! - София вздохнула тяжело, словно в великом горе.

На этом их перебранка и погасла. София и на этот раз сдержалась, чувствовала, что сейчас ничто уже не привлекает Степана в ее хате. Она была хозяйкой не только хаты, но и мужа и так просто, за здорово живешь, лишиться его не хотела. А лишиться легко, потому как Кучерявая Тодоська да Василина Одинец не дали бы пропасть такому мужику.

Подберут, проклятущие, и глазом не успеешь мигнуть!.. А пропали б вы все пропадом!

До самого вечера Степан не обмолвился ни словом. В ответ на обращение Софии буркнет "да", "нет" и опять углубится в работу. Раскалывал сосновые поленца, обстругивал рубанком дощечки и брусочки, мастерил табурет. В хате вкусно пахло живицей, мирный такой и уютный запах...

Вот если б в хате да еще и настоящий мир...

Сколотив табурет гвоздями (столярного клея не было), Степан торжественно стукнул им посреди комнаты и, то ли издеваясь над Софией, то ли в знак примирения, сказал:

- А ну-ка, сядь, не развалится ли...

София приняла его вызов, села, еще и покачалась.

- Вот это хозяин! Доведись, то и гроб для жинки сколотит!..

Степан усмехнулся.

- Вот только как этот хозяин обойдется двумя десятинами? - уже без намерения уязвить высказала свое беспокойство София. Помолчав, спросила его: - Так будешь брать землю в агропункте?..

- Нет. Не то закуркулишься ты. А тогда и в царство небесное не попадешь. А я - в коммуну.

Она долго смотрела на него, будто не узнавая.

- Какой-то такой ты стал... будто помешанный. И что с тобой сделалось?

- Человеком стал.

Утром, управившись со скотиной, Степан пошел в сельсовет. Здоровались женщины - день добрый! - останавливались, провожая взглядом, видимо, знали что-то или хотели дознаться от него. Удивлялся - как же хочется каждому залезть в чужую душу!.. Останавливали мужики, которых он еще, кажется, и не знал, брали его руку в свои ладони и, подолгу не отпуская, сочувственно заглядывали в глаза, покашливали - выдал? - имели в виду Яринку. "Да, да, надо..." И, очевидно, ждали приглашения на чарку... "Ой, оставьте меня в покое!.. Отдал все, что имел, и не осталось у меня ничего! Идите себе подобру-поздорову, люди, - хорошие ли, злые ли, хочу побыть наедине с собою, нет у меня здесь друзей, но не хочу иметь и врагов среди настырных, которые набиваются в друзья!

Идите себе, идите!.."

У крыльца сельсовета долго еще стоял и раздумывал.

В помещении секретарь озабоченно щелкал на счетах.

В другой комнате разговаривали двое - Ригор Полищук и председатель комнезама Безуглый.

- Здорово, хлопцы, - как-то устало пожал им руки Степан. Сел на лавку, долго молчал.

- Пришел с чем? Иль на посиделки?

- По делу, хлопцы. Только вот так сразу начать не могу. Надо бы нам вместе подумать. - Степан снова умолк и долго рассматривал групповой портрет членов правительства новообразованного Советского Союза, подошел ближе, читал фамилии, многих не знал. - "Чичерин... Луначарский... Семашко... Цюрупа... Яковенко... Красин... Курский..." А скажите-ка, хлопцы, кто это такой Яковенко, что наркомземом?

- Такой же мужик, как ты или я, - объяснил Ригор. - Только голова во-о!..

- Да ну! Чтоб простой мужик да в министры!.. Так, так... Ну, значит, про дело. Вот скажите вы мне: пошли б вы снова со мной на банду, если б объявилась?.. Вот так - плечо к плечу? Не побоялись бы, а?

- С ним пошел бы, - кивнул Ригор на Безуглого. И улыбнулся одними глазами. - А с тобою... - помолчал немного, - и с тобою тоже пошел бы! Да вот только - отпустила бы тебя снова твоя Сопия?.. Не по душе она мне. А через нее, так сказать, и ты.

- А что я - привязанный?.. Ну, да можешь думать как хочешь. Но только дюже заскучал я по винтовке, и дюже я не согласный с куркулями, как они шипят. И боюсь я, чтоб не ужалили они советскую власть. И хочется мне, чтоб они меня крепко не любили, чтоб за врага лютого принимали да чтобы из-за Софии не считали меня за родича. Да чтоб не надеялись на Польшу да Англию, когда, чтоб им пусто было, я при оружии! В армию я уже не годный. А в милицию - так пошел бы!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, где Иван Иванович рассказывает, как Сашко

Безуглый удивил не только свою жену, но и все село

Жизнь в наших Буках - как лихорадка: то в холод тебя бросает, то в жар.