Макс Мах - Под Луной

• Название: Под Луной
• Автор: Макс Мах
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Альтернативная история

Роман в жанре альтернативной истории.

1921 год. В госпитале для инвалидов войны пришел в себя "убитый" в марте 1920 года командующий Восьмой армией Максим Кравцов. Бывший эсер и штабс-капитан царской армии, бывший член ЦК ВКП(б), лично знакомый с Лениным и половиной героев Гражданской воны, и сам награжденный двумя орденами Красного Знамени… И да, это не наша история. Все это произошло в далекой далекой галактике, где другой Троцкий не дружит с другим Сталиным, и где командарм Кравцов отвечает на вызовы эпохи скупой улыбкой на жестком лице…

А в остальном, как всегда у Макса Маха, много исторических подробностей, закрученный сюжет, и любовь на фоне политической борьбы и борьбы за власть.

---

– Любопытная мысль, – прищурился Троцкий. – Кажется, здесь вы идете даже дальше Владимира Ильича в его "Государстве и Революции". Но это так, всего лишь Нота Бене. Продолжайте, пожалуйста.

– Я, собственно, хотел объяснить вам, Лев Давыдович, причины моих размышлений на эту тему. Я ведь предполагал стать врачом, да и стал им практически, хотя и не успел получить форменный диплом и пройти интернатуру. Однако профессия врача, даже и хирурга, вынужденного сообразно своему ремеслу причинять людям страдания и лить кровь, профессия эта одна из наиболее гуманных среди всех прочих человеческих занятий.

В какой-то момент Кравцов вдруг осознал, что и сам он – возможно, под гипнотическим воздействием личности Троцкого, – заговорил на давным-давно позабытом им языке русской интеллигенции. Пусть и партийной, революционной, но русской по культуре и образованной, если иметь в виду не столько формальные критерии, сколько образ жизни и мышления.

– На войну я попал из-за дурости, – Кравцов пыхнул трубкой и отпил глоток чая, чтобы смочить горло. – Патриотизм затмил тогда все доводы разума. И ведь я же мог направиться на фронт дипломированным врачом. Всего-то и надо было, что подождать несколько месяцев, возможно, год. Однако я был охвачен энтузиазмом – вы, вероятно, помните тогдашнюю эсеровскую риторику? – а потом стало поздно. Коготок увяз, как говорится… Я попал на войну и с удивлением обнаружил, что делаю трудное, но важное и посильное дело. Идеология отступила в тот момент в сторону, уступив место практическим задачам, которые я, как оказалось, мог решать даже лучше кадровых офицеров. Впрочем, кадровых офицеров в ту пору оставалось в войсках немного, а я… Ну, думаю, я не должен вам объяснять, что страх – проблема в первую очередь психологическая, а моя психика оказалась устойчивой к напряжениям, и фантазии о смерти и увечье до времени удавалось вытеснять из сознания. Так что я прослыл отважным, что для воинского начальника является непременным условием популярности у "нижних чинов", как мы тогда говорили, а так же разумным – в смысле исключительно военном – и справедливым командиром. Но все это внешнее, вот что я хочу сказать. Изнутри же, я просто научился относиться к войне, словно к работе. Я делал дело, Лев Давыдович, так я это понимаю теперь. Дело сложное, опасное, но в то же время важное, ответственное, и… ну, я бы сказал, простое. В смысле незамысловатое. Вот, собственно, и все.

– А в Гражданскую? – Троцкий слушал внимательно, не перебивал. Курил папиросу, поблескивал стеклами очков, изредка подносил к губам стакан в подстаканнике.

– В Гражданскую, ко всему сказанному добавилось понимание уникальности момента, ответственности за судьбу Революции, революционный энтузиазм, наконец…

– Понимаю, – кивнул Троцкий. – Но семь лет на войне, ранения, тяжелая контузия… Вы как себя кстати чувствуете?

– Нормально, как ни странно, – пожал плечами Кравцов. – Врачи говорят, здоров. Но я, вроде бы, и чувствую себя здоровым.

О головных болях он решил Троцкому не рассказывать. Это уж как бог даст, а козырей против себя он никому предоставлять не станет. Не обязан.

– Значит, вполне восстановили работоспособность?

– Да, вполне, – твердо ответил Макс.

– Я слышал о вас хорошие отзывы в Академии, – Троцкий оставил папиросу дымиться в пепельнице, встал со стула и прошелся по кабинету, заставляя Кравцова следить за собой взглядом, а то и поворотом головы. – Учитесь вы хорошо, знания демонстрируете обширные, а ум – острый…

Троцкий явно цитировал характеристику, данную Кравцову кем-то из преподавателей или руководителей Академии. Снесарев, Тухачевский? Кто-то другой?

– Спасибо, Лев Давыдович, – улыбнулся Макс. – Весьма лестная характеристика, но мне, и в самом деле, нравится учиться.

– Начитанный, знает языки… – Ответил улыбкой Троцкий. – Вступает в дискуссии с преподавателями, демонстрируя широкую военно-историческую эрудицию и способность доказательно отстаивать свою точку зрения. Так?

– Наверное.

– А что в Региступре? Интересная работа?

– Рутина.

– Так уж и рутина? – прищурился Троцкий, возвращаясь к столу. – Чем вы там кстати занимаетесь?

– Я делаю опись трофейных документов на иностранных языках.

– Тем не менее, о вас очень хорошо отзываются и Лонгва, и Зейбот, и Берзин…

– Я рад, что оправдал их доверие.

– Вы давно знаете Михаила Васильевича? – неожиданно спросил Троцкий. Он все время менял тему разговора, но, вероятно, не случайно.

– Я его совсем не знаю, – честно признался Кравцов. – За меня ходатайствовал Якир, которого знаю по совместной работе на Украине еще с восемнадцатого года. А с товарищем Фрунзе виделся и говорил один раз, когда решался вопрос об Академии. Я даже его поездом в Москву прибыл, но за всю дорогу, может быть, двумя словами обменялся.

– А Гусев?

– Гусев меня еще по семнадцатому году знает, и позже на Украине в Гражданскую приходилось встречаться.

– Вы знаете, Макс Давыдович, что товарищ Кайдановская по ряду вопросов примыкает к платформе меньшинства?

– Хотите, попрошу не примыкать? – Кравцову очень не понравился этот "грубый намек" на осведомленность Вождя. И попытка обозначить возможные рычаги воздействия, по душе не пришлась.

– Не обижайтесь, товарищ Кравцов, – сухо заметил Троцкий, отреагировав, вероятно, на изменение тона кравцовской речи. – В ЦК обсуждается ваша кандидатура в связи с назначением на один весьма важный военный пост…

"Твою мать! Снова Ленин?! Какой пост?"

– … Я просто обязан и как председатель Реввоенсовета, и как член ЦК, понять, подходите ли вы, Макс Давыдович, для этой работы, или нет.

Троцкий взял новую папиросу, закурил, выпустил дым, думая о чем-то своем.

– Я не зря спрашивал вас о том, кем вы себя ощущаете. Вы военный человек, товарищ Кравцов, или, может быть, хотите вернуться к мирной работе?

"Спрашивал? Что-то не припоминаю, но…"

– Вы старый член партии, образованный, энергичный, заслуженный…

"Мы не забудем написать эти слова в некрологе по случаю вашей безвременной кончины. В конце концов, контузия и многочисленные ранения вполне могли свести меня преждевременно в могилу, ведь так?"

– Я к тому, – продолжал между тем Троцкий. – Что вот, например, товарищ Семашко давно ищет себе подходящую кандидатуру на должность первого зама. Наркомат Здравоохранения, чем плохо?

– Ничем, – согласился Макс.

– Или на партийную работу… В Петрограде следует усилить партийное влияние… я думаю о городском комитете, потяните?

– А кто заменит товарища Зиновьева в Петросовете? – прямо спросил Кравцов, полагавший, что если уж Троцкий нашел правильным попытаться "развести его на мелочах", то и он может подыграть, прекрасно понимая, что на самом деле речь идет о чем-то куда более серьезном, чем Питерский горком.

"Похоже, Ильич перешел к решительным действиям," – мысль не лишенная оснований.

– Товарища Зиновьева нам заменить некем, – Троцкий его вопрос не проигнорировал, но ответил сухо, без эмоций. – Есть мнение направить в Петроград Серебрякова в Петросовет, Молотова – на совнарком Северной области… Мы видимо, воссоздадим ее если и не как административную единицу, то, как минимум, в целях экономических и военных… Таким образом остаются горком РКП(б) и Округ.

"То есть, ни партийного, ни советского вождя Северной Коммуны все-таки не будет… Умно, черт возьми!"

– Я бы предпочел Округ, – сказал он вслух.

– То есть, хотите остаться в РККА? – уточнил Троцкий.

– Да, хочу, – ответил прямо Кравцов.

3

– Стреляли издалека, с крыши дома, – Семенов, как обычно, сидел на подоконнике, курил, рассказывал новости. – Питерские чекисты говорят, выстрел невероятный. Стрелок находился почти в пятистах метрах по прямой. Винтовка немецкая… У них там есть пара людей, которые умеют определять такие вещи. "Маузер" – 7.92, девяносто восьмого года, что наводит на мысли…

– На какие? – Кравцов тоже закурил. Он сидел за столом, помешивал ложечкой в стакане с чаем, слушал друга с интересом, задавал вопросы.

– В Мировую войну такими винтовками немцы вооружали своих снайперов, но у них тогда имелись еще и оптические прицелы. Пятикратные, кажется. И если так, то точный выстрел с полукилометра теоретически возможен, хотя стрелок все равно должен быть выдающийся. Место покушения, наверняка, выбиралось с учетом этого обстоятельства. И вообще, судя по всему, работала опытная группа. Пожалуй, что и получше нашей. Тщательности и выдумки не меньше, но технически на голову выше.

– РОВС или Савинков?

– Ответственности на себя не берет никто, но все намекают.

– Это я и сам знаю, – отмахнулся Кравцов, выпустив на лицо гримасу раздражения. – А может так быть, что это военные?

– В каком смысле? – не понял Семенов.