Макс Мах - Под Луной

• Название: Под Луной
• Автор: Макс Мах
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Альтернативная история

Роман в жанре альтернативной истории.

1921 год. В госпитале для инвалидов войны пришел в себя "убитый" в марте 1920 года командующий Восьмой армией Максим Кравцов. Бывший эсер и штабс-капитан царской армии, бывший член ЦК ВКП(б), лично знакомый с Лениным и половиной героев Гражданской воны, и сам награжденный двумя орденами Красного Знамени… И да, это не наша история. Все это произошло в далекой далекой галактике, где другой Троцкий не дружит с другим Сталиным, и где командарм Кравцов отвечает на вызовы эпохи скупой улыбкой на жестком лице…

А в остальном, как всегда у Макса Маха, много исторических подробностей, закрученный сюжет, и любовь на фоне политической борьбы и борьбы за власть.

---

Дав Реш прикурить и закурив сам, он неспешно разлил коньяк по высоким граненым рюмкам и только хотел произнести какой-нибудь подходящий по смыслу тост, как вдруг зазвонил телефон. Даже люди с крепкими нервами порой дают слабину – Макс вздрогнул, и сердце провалилось, и на висках выступила испарина. Не то чтобы ему никогда не звонили ночью. Что характерно, ночью телефонировали даже Рашель, а уж начальнику Военконтроля и подавно! Но этот звонок… В нем было нечто отчаянное, ужасное. Что-то такое, отчего земля уходит из-под ног и в прямом, и в переносном смысле.

Макс подошел к аппарату, снял трубку.

– Але! – сказал он. – Кравцов на проводе.

– Макс Давыдович! Это Коноплев из Реввоенсовета! Срочно приезжайте, Лев Давыдович просил как можно скорее!

– Что случилось?

– Беда! Нарком в больнице, прободение язвы!

"Твою мать! – ошалело подумал Кравцов, кладя трубку на место. – Не судьба, значит… Вернее, судьба…"

3

– Или-или, – пожал плечами Макс. – Если сомнут вас, а вас теперь непременно сомнут, нас всех по этапу отправят, не сомневайтесь! Возможно, не сразу, но конечный пункт – подвал на Лубянке…

Он прекрасно представлял себе, что сейчас происходит с Фрунзе. Было пять часов утра, а перфорация произошла, по-видимому, около полуночи. Как ни странно, этот раздел физиологии и патологии желудочно-кишечного тракта Кравцов помнил в мельчайших подробностях, словно учил тему буквально вчера. Все симптомы, периоды, и все опасности…

"Наверное, поднял что-то тяжелое или резко нагнулся, – решил Макс, едва услышав о случившемся. – И возраст у него для прободения самый подходящий… Господи, но как же ему больно сейчас!"

Период болевого шока длится шесть – семь часов, а беда случилась загородом, и, обколов наркома морфием в местной больничке, его везли сейчас на машине в Москву.

"Выраженное напряжение мышц живота… резкая бледность кожи… дыхание прерывистое…"

Выехали около часа назад, значит, еще три-четыре часа в дороге, и каждый толчок на выбоине отдается нестерпимой болью в животе…

"Пульс замедлен… артериальное давление низкое… возможно, возбуждение…"

Если довезут живым, это будет уже в семь – восемь часов утра. Вторая фаза: мнимое благополучие.

"Боль спадет, но зато вплотную приблизится опасность гнойного перитонита…"

Срочное хирургическое вмешательство может помочь, но Кравцов почему-то сильно сомневался в исходе. Сильные боли могли убить Фрунзе и сами по себе, но у глубокой анестезии имелись свои собственные опасности, которые, кстати, и вызвали по официальной версии смерть Михаила Васильевича в той, другой реальности.

"Срочная операция… Но кто и когда? И как?"

Как ни хотелось думать о хорошем, в голову лезли черные мысли. И, судя по нервной суете в Реввоенсовете, не у него одного…

– Или-или, – пожал плечами Макс, отвечая на не заданный, но подразумеваемый контекстом разговора вопрос. – Если сомнут вас, а вас теперь непременно сомнут, нас всех по этапу отправят, не сомневайтесь! Возможно, не сразу, но конечный пункт – подвал на Лубянке…

– Глупости! – резко, едва ли не с гневом, возразил Троцкий. – Вы понимаете, что несете, товарищ Кравцов?!

– Глупости… – Кивнул Макс. – Тогда вот, извольте ознакомиться, товарищ Председатель Реввоенсовета.

История повторялась, только Ульянова не надо было пугать, а вот Троцкого к победе приходилось гнать шпицрутенами. И папочку эту с несколькими заветными документами Макс готовил не зря. Не напрасно хранил, рискуя головой. Момент настал, и странички эти, сохранившиеся не в сейфе, а в тайном Марусином схроне еще с лихого двадцать третьего, явились взору всесильного – как думали некоторые – члена Политбюро.

– Что это? – нахмурился вождь.

– А вы посмотрите. – Предложил Кравцов. – Не пожалеете. Весьма интересное чтение…

– Хм. – Троцкий глянул остро сквозь овальные линзы пенсне, перевел взгляд на тонкую стопку документов. – Что это такое?

– Судьба Русской Революции, – вполне серьезно ответил Макс.

Перед тем, как явиться к предреввоенсовета, он успел заскочить в "библиотеку". Как чувствовал. Впрочем, если Фрунзе умрет, а он, скорее всего, умрет, то документы эти последняя возможность спасти Реш, Революцию, и свою голову тоже.

– Нашли время… – Но все-таки Троцкий взял папку в руки, открыл, стал читать.

– Вы… – Сказал он через минуту, но мысль оборвал, с шелестом перелистнув страницу…

Сейчас Троцкий читал пересказ беседы, состоявшейся в августе 1923 года на квартире Сталина. В разговоре участвовали сам Иосиф, а так же вновь избранный секретарь Киевского губкома Иосиф Варейкис, старый друг обоих Климент Ворошилов, получивший назначение на Донецкий губком, и нарком торговли Микоян. Вот Анастас Иванович содержание беседы и пересказал… в лицах.

Троцкий дочитал документ и снова коротко взглянул на молча стоявшего неподалеку Кравцова. Стекла пенсне, казалось, налились холодной голубизной.

– Значит, вы тогда завербовали Микояна. – Не вопрос, констатация факта, и едва скрываемое гневное раздражение в тоне.

– Пришлось, – не вдаваясь в подробности, ответил Макс.

– Но он член ЦК! – А теперь в голосе Троцкого слышался неприкрытый гнев.

– Я знаю, – кивнул Кравцов. – И поэтому мы больше к Анастасу Ивановичу не обращались.

– А это? – кивнул на следующий документ Троцкий.

– А это сообщил сотрудник охраны дачи в Сухуми…

Сентябрь 1923, Сухуми: Сталин, Первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Киров, Первый секретарь Закавказского Крайкома РКП(б) Орджоникидзе, и Первый секретарь компартии Украины Мануильский. Разговаривали не таясь, свои люди, и немалые притом.

– Ничего нового я из этого не узнал… – Троцкий отложил папку и смотрел на Кравцова, словно ожидал от него объяснений, впрочем, возможно, и ожидал. – А это вообще смешно! – брезгливо, двумя пальцами приподнял он пожелтевший лист бумаги с плохой, выцветшей машинописью.

Последний документ, и в самом деле, был из разряда "как посмотреть". Если честно, ерунда. Ну, было там что-то между Джугашвили и Охранкой, вопрос – у кого не было? У всех, кто долго работал в подполье, что-то подобное хоть раз, а нарисовалось. Для того чтобы такое случилось, совсем не нужно становиться предателем… Но, если стоит задача погубить репутацию, то все средства хороши. И эта бумажка не худшее из них. Она хотя бы не фальшивая, а вот дело на Рашель Кайдановскую липовое, но если Котовский даст ему ход…

"То я убью его собственными руками…"

– Может быть, и смех, – пожал он плечами. – Вы, Лев Давыдович, член Политбюро, вам виднее. Но у меня еще есть. – И он достал из кармана еще один, последний на данный момент документ – три странички машинописного текста, сложенные вчетверо.

– Что это? – прищурился Троцкий.

– Доклад о конспиративной встрече между председателем ГПУ Дзержинским и председателем СНК Сталиным, и о приказах, отданных председателем ОГПУ сразу после окончания встречи. Секретных приказах…

– Что ж… – Троцкий выглядел… Растерянным? Возможно. Но, вернее сказать, смущенным.

– Но вы понимаете, что Россией не может руководить еврей! – Сказал, как выплюнул. Не любил говорить на эту тему, но иногда приходилось: революционная практика зачастую сильно отличается от теории.

– Я это уже слышал. – Кивнул Кравцов. – Мне Владимир Ильич рассказывал. Все сокрушался, какой вы недальновидный.

– Вы переходите рамки приличия, товарищ Кравцов, – нахмурился Троцкий. Было очевидно, слова Макса его уязвили.

– Лучше так, чем пулю в затылок.

– Боюсь, вы сгущаете краски, – поморщился Троцкий и, отвернувшись, закурил. Получилось это у него как-то непривычно поспешно, нервно. Ну, не двужильный же он, в конце концов!

– Хорошо, – после длинной паузы сказал Троцкий. – Что вы предлагаете?

– Муралов поднимет войска округа. Причина самая что ни на есть объективная – опасения по поводу возможных волнений… в городе и гарнизоне. Тем более, в преддверии Партийной конференции… Вызовите к себе Лашевича, поговорите с ним по-дружески… Мне кажется, в нынешней ситуации Михаил Михайлович будет скорее за вас, чем против. Бубнов на вашей стороне, Смирнов полагаю тоже, хотя и не без игры в щепетильность. Крестинский?

– Думаю, Николай Николаевич скорее поддержит меня, чем Каменева или Сталина.

– Лев Давыдович, вам следует, не откладывая, переговорить с Рыковым. В конце концов, в Гражданскую вы неплохо сработались… Разногласия имеются, но он лучше других понимает значение кооперации и финансовых механизмов управления. И взгляды на крестьянский вопрос у него умеренные…

– Конструкция из двух элементов нестабильна, – покачал головой Троцкий. – Рыков не Ленин.

– Серебряков, – предложил Кравцов, внутренне содрогаясь от собственной наглости. Сейчас он вершил историю, что, разумеется, могло выйти ему боком. Но могло и не выйти… – Он достаточно самостоятельная фигура.