Френсис Бейли - Защита никогда не успокаивается

• Название: Защита никогда не успокаивается
• Автор: Френсис Бейли
• Издательство: Юридическая литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1990
• ISBN: 5-7260-0521-X

В сборник вошли три остросюжетные повести американских авторов. Наряду с детективной занимательностью фабулы в книге содержится интересная информация о работе американских судебных и следственных органов; освещаются многие морально-этические аспекты работы адвоката, его ответственность перед обществом и личностью.

Для широкого круга читателей.

---

Я повернулся к Леонарду Маллену, помощнику адвоката, много лет работавшему с Тобином.

— Нам нужно найти этого священника, — сказал я, — и побыстрее. Если присяжные поверят этому полицейскому, им придется предположить, что Дюбуа — наша выдумка. За одно это можно вынести обвинительный вердикт.

Я встал и приступил к перекрестному допросу Вильсона.

— Вы встречались с Дюбуа, лейтенант?

— Конечно, — ответил Вильсон, — я записывал его показания, в которых он говорит, что не видел Бетти Эджерли. Но это было после того, как обнаружили ее тело, много позже.

— Вы знаете того священника, который, по утверждению Дюбуа, присутствовал при вашей встрече?

Вильсон кивнул.

— Это мой хороший знакомый, но я никогда не встречал его вместе с Дюбуа.

Я напомнил Вильсону про утверждение Дюбуа, что те показания его заставили подписать, но это его не смутило. Было похоже, что показания Вильсона снова вывели обвинение вперед. После этого были еще повторные допросы, но ничего похожего на допрос Вильсона. Все мы, кроме Эджерли, были удручены и подавлены. Эджерли был в бешенстве.

— Где, черт побери, этот священник? — вне себя от ярости спрашивал он.

К вечеру священника разыскали в штате Нью-Йорк. Он отказался обсуждать дело по телефону, но обещал на следующее утро приехать в Ист-Кембридж. Нам оставалось только ждать. Мы не могли знать наверняка, чьи слова он опровергнет: лейтенанта Вильсона или Луиса Дюбуа. Но мы точно знали, что, если он погубит репутацию Дюбуа, он наверняка погубит и Джорджа Эджерли.

На следующее утро мы полчаса дожидались в суде, но о действиях священника ничего не было известно. Потом судейский чиновник пригласил нас к судье Дьюингу. Джон Дроуни и Фрэнк Монарски сели с одной стороны, Тобин, МакКарти, Маллен и я — с другой.

— Джентльмены, — сказал судья, — я беседовал с этим священником по его личной просьбе, а также потому, что, насколько я понял, таково желание обеих сторон. Правильно?

Мы кивнули.

— Он подтвердил, что знает и лейтенанта Вильсона, и Дюбуа. Я рассказал ему о противоречивых показаниях, и он заявил, что Вильсон говорит неправду, а слова Дюбуа полностью соответствуют истине.

Услышав такое, защита была не в состоянии сохранять спокойствие, но судья Дьюинг жестом остановил нас.

— Минутку, — сказал он. — Все не так просто. Дело в том, что вчера вечером лейтенант Вильсон позвонил священнику и попросил его не являться в суд, поскольку показания святого отца погубят его. Тот считает, что эту информацию он получил в порядке исповеди и не хочет давать об этом показания под присягой. Собственно говоря, он вообще не хочет давать никаких показаний, и, поскольку он явился добровольно, а не был вызван повесткой, его нельзя принудить к даче показаний. Какие будут предложения?

Я знал, что мне надо. Я хотел привести этого священника к присяге. Я жаждал крови Вильсона. Заведомо ложные показания по делу, где речь идет о смертной казни, наказываются пожизненным заключением, и этот лживый пес его заслужил. С другой стороны, я понимал, что священник имеет право не разглашать тайну исповеди.

Тобин, однако, был опытнее меня и лучше знал присяжных. Он пошел на компромисс — согласился на стипуляцию, то есть заявление, с которым согласна противная сторона и которое можно использовать вместо показаний под присягой. Обычно вопрос об истинности того, что в нем содержится, не ставится, речь идет лишь о том, что, если свидетеля вызовут, его показания будут такими-то и такими-то. После этого стороны могут оспаривать истинность этого заявления.

— Это кажется мне разумным решением, — заметил судья Дьюинг.

Тобин был уверен, что простого сообщения о том, что священник помнит встречу в полицейском участке и подтверждает показания Дюбуа по всем существенным моментам, будет достаточно. Я понимал, что Тобин, вероятно, прав, но не хотел полностью уступать.

— Джон, — прошептал я, — готов спорить, они хотят этой стипуляции больше, чем мы. Плохо только, что ею закончится допрос свидетелей. Если мы выступим с речью сегодня, у Монарски будет целая ночь для того, чтобы искать в ней зацепки, и завтра утром он нам устроит! Давайте согласимся на стипуляцию, если они согласятся отложить дело до завтра.

Он одобрительно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Из тебя выйдет настоящий адвокат.

Он изложил наши условия, и обвинение согласилось. В открытом судебном заседании присяжным сообщили, что, если бы священник появился, он подтвердил бы показания Дюбуа. Это оказалось эффектной драматической развязкой. Теперь оставались только прения сторон и нужно было решить, кто будет выступать в защиту Джорджа Эджерли. В некоторых штатах каждый из адвокатов, участвующих в деле, может дать свое заключение; в Массачусетсе от каждой стороны выступает по одному представителю.

Я хотел представлять нашу сторону. Но дело вел Тобин, и я понимал, что решать этот вопрос должен он.

Когда мы спросили Эджерли, тот предоставил решать это Джону.

— Если вы чувствуете себя нормально, можете выступать, — ответил он Тобину, — я за вас. Но если вы хотите, чтобы это сделал малыш, я не против. Я совсем не хочу, чтобы вы угробили себя из-за этого дела.

Тобин долго молчал. Наконец он повернулся ко мне.

— Как ты считаешь, ты достаточно хорошо знаком с делом, чтобы выступать? И с той частью показаний, которую не слышал?

— Думаю, да.

Я прочитал все протоколы суда и просмотрел с Джорджем все свидетельские показания.

— Ну, хорошо, — сказал Тобин. Он выглядел усталым. — Сегодня мы пойдем к тебе в контору и еще раз просмотрим дело. Набросай план своей речи. Завтра будешь выступать.

К его приходу я уже определил основное направление своего завтрашнего выступления. Еще задолго до процесса Эджерли я усвоил, что лучшая защита — это нападение. Для меня было очевидно, что Эджерли арестован и предан суду только потому, что не нашли никого другого, и потому, что политическая обстановка в тот момент настоятельно требовала принять какие-то меры по этому преступлению. То, что между арестом Эджерли и судом над ним прошли выборы многих представителей власти, включая окружного прокурора, не было простым совпадением. Для широкой публики арест уже подразумевает решение дела, поскольку бытует мнение, что правоохранительные органы сделали свое дело, а суд — просто формальность. Американский народ не отождествляет оправдание присяжными и невиновность. Это одна из причин, почему адвокаты по уголовным делам не выигрывают конкурсы популярности.

Итак, холодным мартовским утром «дело о безголовом трупе» пришло к своему завершению. Я стоял перед битком набитым залом и переводил взгляд с одного присяжного на другого, надеясь увидеть на лицах понимание.

— Леди и джентльмены, — произнес я, — это начало конца дела Эджерли…

Я говорил два часа; это была самая длинная речь в моей жизни и, возможно, таковою останется. Я рассмотрел все известные мне аспекты уголовного судопроизводства; я упомянул об ответственности присяжных, защитников, судьи. Я проанализировал каждую улику и каждое свидетельское показание. Я сурово осудил Вильсона и пособничающих ему представителей обвинения за все, что они сделали, в особенности за дачу заведомо ложных показаний. Я заклеймил проявления политического давления. В какой-то момент я подошел к окружному прокурору и воскликнул:

— Вот человек, настолько бессердечный, что ради собственного избрания готов отправить на электрический стул невиновного.

Я заклеймил все, кроме американского флага. Когда я сел, Тобин потрепал меня по плечу.

— Молодец, хорошо выступил, — прошептал он.

Я был физически измучен и испытал почти облегчение, когда Монарски начал свою речь. Он умело пользовался аргументами, находил слабые места в нашей защите. Иногда мне хотелось вскочить и напомнить присяжным, что бремя доказывания лежит не на защите, а на обвинении. Когда он закончил, объявили небольшой перерыв; после него судья Дьюинг произнес свое напутствование присяжным.

Согласно нашей системе судопроизводства, присяжные сначала устанавливают факты, а затем судья применяет к ним закон, который сочтет в этом случае наиболее подходящим. К сожалению, мы все переворачиваем с ног на голову. Прежде чем присяжные смогут приступить к обсуждению показаний или голосованию, им на голову обрушивается больше статей, указов и постановлений, чем самый способный студент-юрист может выучить за месяц. Когда я теперь читаю протокол заседания, мне трудно обнаружить какие-то ошибки в наставлениях судьи Дьюинга. Но в то время мне казалось, что его слова играют на руку обвинению. Судья раньше работал прокурором, и, возможно, меня беспокоили его интонации. А возможно, виной тому было мое рвение адвоката. Как бы то ни было, я выступил с возражением против его выступления, на основании того, что оно было предвзято, что судья придерживался линии обвинения. Дьюинг только кивнул. Он знал, что по законам штата Массачусетс такое возражение не имеет никакой силы.