Морис Дюверже - Политические партии

• Название: Политические партии
• Автор: Морис Дюверже
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: 5-8291-0096-7

Книга известного французского политолога второй половины XX века Мориса Дюверже посвящена происхождению и сущности политических партий, законам их развития и функционирования в рамках различных политических режимов и избирательных систем. Ставшая уже классической работа французского исследователя переведена на многие языки мира и принесла ее автору репутацию создателя современной теории политических партий. Она будет интересна не только ученым, преподавателям, студентам и аспирантам, но и всем тем, кто профессионально занят практической политической деятельностью, кого волнуют проблемы политической стратегии и тактики, предвыборной борьбы и избирательных технологий в условиях демократии.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Нужно к тому же различать собственно избирательную пропаганду, которая ведется кандидатом с целью быть избранным, и пропаганду партии по случаю выборов, нацеленную на распространение своей доктрины, своего влияния, на умножение своих рядов. Здесь совершается любопытная эволюция, отражающая изменение сущности и роли партий. Первые партии были чисто избирательными организациями, чья основная функция состояла в обеспечении успеха их кандидатов: выборы были целью, партии — средством. Но затем развитие функций собственно партии как организации, способной непосредственно воздействовать на политическую жизнь, привело к тому, что выборы стали использовать в целях пропаганды самой партии. Избирательная кампания предоставляет исключительные средства воздействия на общественное мнение. В некоторых странах кандидаты имеют право на бесплатные залы для собраний, на издание и распространение официальными службами их программ, использование национального радиовещания, щитов для расклейки плакатов, etc. С другой стороны, публика оказывается в это время особенно восприимчивой по отношению к политике: почва как никогда подготовлена для того, чтобы развязать агрессивность «вируса партийности». Занимаясь избирательной пропагандой своего кандидата, партия таким образом развертывает постепенно и собственно партийную пропаганду. За какой-то гранью первоначальная ситуация оказывается перевернутой: вместо того чтобы использовать партии для обеспечения успеха на выборах, используют выборы, чтобы обеспечить рост партий; партия стала целью, а выборы — средством.

Эта метаморфоза выражается в росте числа кандидатов и видоизменении их характера. В XIX веке партия не выставляла кандидата в тех округах, где он не имел никаких шансов достигнуть финиша; сегодня это обычная практика. Коммунистическая партия, например, обычно систематически выставляет своих кандидатов повсюду. Избирательная кампания принимает таким образом рекламный характер: речь идет не о том, чтобы быть избранным, но о том, чтобы познакомить с партией. Это сказывается и на избирательной тактике. Используемая французской компартией с 1924 по 1932 г. тактика (полная самостоятельность и сохранение всех кандидатов во втором туре) с точки зрения завоевания парламентских мест была абсурдна: она ослабляла шансы коммунистических кандидатов и отталкивала от них избирателей. Но эта тактика позволяла партии свободно развертывать все направления своей пропаганды; она предохраняла ее от всяких компромиссов и какой бы то ни было компрометации, укрепляла ее внутреннюю сплоченность и усиливала ее влияние вглубь: она была оправдана в долгосрочном плане. По общему правилу пропаганда собственно партии имеет тенденцию преобладать над избирательной пропагандой в партиях фашистского или коммунистического типа, но если даже вторая иногда опережает первую и партия прежде всего стремится увеличить свое парламентское представительство, такое положение оказывается временным. Просто в данных обстоятельствах данная тактика расценивается как более эффективная, чем иная, но упрочение парламентских позиций и успехи на выборах сами по себе рассматриваются только как средство развития мощи партии, что всегда остается главным. Можно было бы таким образом различать партии избирательные и партии перманентной агитации: демократическую и парламентскую направленность имеют только первые; другие же всего лишь используют институты, пока не могут их разрушить.

Опосредованное влияние партий на выборы с помощью пропаганды существует всегда. Прямое же вмешательство в выбор избирателей имеет место лишь в некоторых политических системах. Оно очевидно при однопартийных режимах, где нет другого выбора и голосующие ограничиваются одобрением кандидата партии. Здесь настоящими выборами становится выдвижение кандидатов: в той мере, в какой это происходит гласно, оно открывает возможности для соперничества кандидатов и дискуссий — возникает некоторый демократический элемент. В штатах американского Юга именно в силу этого приобретают основное значение праймериз: участие в них избирателей более активно, чем в собственно выборах (ср. табл. 42 и 43); борьба группировок и противостояние кандидатур подчас превращают видимое единство демократической партии в фикцию. В СССР было бы интересно исследовать тот же самый механизм собраний по подготовке к выборам, находящийся в руках профсоюзов, молодежных объединений, подразделении партии и всех организаций, обладающих правом выставлять кандидатов. Эти организации являются живой и реальной частью советской избирательной системы; но, к сожалению, точных и конкретных документов на этот счет недостаточно. Дуалистический режим с доминирующей партией создает почти аналогичную ситуацию: если диспропорция двух партий такова, что одной из них успех практически обеспечен, определение ею своего кандидата становится решающим моментом выборов.

Прямое влияние партии открыто проявляется и во втором варианте — при системе пропорционального представительства с объединенными списками, куда кандидаты вносятся в известном порядке, определяющем шансы на избрание. Пусть, например, социалистическая партия в каком-то округе на предыдущих выборах добилась трех мест. Поскольку колебания полученных голосов от одних выборов к другим относительно незначительны, она может рассчитывать, что и ближайшие выборы дадут ей минимум два и максимум четыре места. Кандидату, возглавляющему список, успех, стало быть, гарантирован; второй уверен в успехе несколько меньше, третий — гораздо меньше; четвертый имеет лишь некоторую надежду; другие ее практически совсем лишены, им достается роль избирательных статистов. Соответствующие шансы кандидатов, следовательно, определяются партией; у первого они почти такие же верные, как при однопартийном режиме. Налицо прямое вмешательство в выборы, которые, по существу, перестают быть выбором между кандидатами, сделанным избирателями: последние лишь фиксируют контингент, в рамках которого партия осуществляет свое право назначать депутатов. Все происходит так, как если бы избирательный корпус давал такой-то партии право назначать 20 % всех парламентариев, другой 15, третьей 40, etc. - эти пропорции могут колебаться от одних выборов к другим. Если пропорциональная система принята в ее полном виде, функционирует в национальном масштабе, с единообразными квотами и общим распределением оставшихся мест, все вышеописанное в точности соответствует действительности. В менее чистых пропорциональных системах — а они-то как раз наиболее распространены — схема слегка модифицируется. Но пока остается в силе принцип объединенных партийных списков, полностью сохраняется и право назначать депутатов — меняется лишь способ определения контингента.

Если принята система преференциального голосования и заключения предвыборных соглашений, выбор депутатов частично вновь переходит в руки избирателей: между ними и партиями устанавливается определенного рода сотрудничество. При системе преференциального голосования в ее полном виде, когда порядковый номер кандидата в списках партиями не определяется, последние утрачивают всякую возможность прямого вмешательства в выборы. При системе псевдопреференциального голосования (французские законы 1946 и 1951 г.), когда изменения в порядке партийных списков принимаются лишь в том случае, если они превышают половину ранее полученных партией голосов, последняя сохраняет свои прерогативы в неприкосновенности; опыт показывает, что сдвиги никогда не достигают такой пропорции; будучи к тому же разнонаправленными, они неспособны изменить навязанный партией порядок. При пропорциональной системе с объединенными партийными списками распределение кандидатов по номерам становится актом такой же важности, как и их выдвижение. В норме то и другое должно совершаться одновременно; практически же многие партии позволяют своим членам прямо или опосредованно участвовать в выдвижении, но на деле сохраняют право распределения мест в списке за руководящими комитетами, которые таким образом вновь приобретают главную роль. Техника составления списков с порядком, навязанным избирателям, к тому же допускает весьма хитроумные манипуляции: достаточно поставить кандидата, любимого активистами, но неугодного руководителям, на «плохое» место, чтобы успокоить первых и удовлетворить вторых; точно так же отодвинуть в назад популярного среди избирателей депутата, срок полномочий которого истекает, — значит воспользоваться его популярностью в интересах кандидата более сговорчивого. Такая угроза — замечательное оружие в руках первых лиц партии, используемое для того, чтобы добиться послушности парламентариев.

Эти приемы иллюстрируют общие следствия вмешательства партий в процесс выдвижения депутатов: глубокую трансформацию механизма выборов, эволюционирование его к смешанной системе «выборы — кооптация». Однопартийность представляет собой крайнюю, завершающую точку этого движения: выборы здесь не более, чем видимость, которая едва маскирует реальность — кооптацию почти в чистом ее виде. Кооптация как механизм селекции правящих мало изучена по сравнению с наследованием и выборностью, которые стали объектом многочисленных исследований. А между тем она приобретает сегодня такое значение, какого не знала никогда со времен Римской империи. Все диктаторы традиционно прибегали к кооптации, чтобы обеспечить незыблемость своей власти; практически вплоть до XX века здесь мало что изменилось, разве что кооптация стремительно превращается в наследование. Единственная партия сегодня обновила эту технику и придала ей упорядоченный характер, которого та никогда не имела: отныне кооптация диктатора совершается внутри партии, в центральном ядре, которое обеспечивает его верховное правление. В Германии Гитлер лично назначил своих в известном смысле наследников из небольшой группы соратников; в Италии Большой фашистский совет должен был выдвинуть из своей среды наследника дуче; в СССР наследование поста Верховного вождя практически подготавливается в рамках Политбюро коммунистической партии. Немецкая система больше всего соответствует классическому типу личной диктатуры; итальянская и русская вводят новый тип — коллективную кооптацию. В СССР он уже однажды сработал, обеспечив замещение Ленина Сталиным; вытеснение Троцкого не вызвало сколько-нибудь серьезного внутреннего кризиса режима, хотя механизм наследования был тогда использован впервые. Как представляется, партия таким образом трансформировала само понятие диктатуры: идет процесс превращения этого в сущности временного — поскольку он связан с жизнью одного человека — режима в непреходящий, ибо он получает основание в виде постоянно обновляемого института — партии.