Морис Дюверже - Политические партии

• Название: Политические партии
• Автор: Морис Дюверже
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: 5-8291-0096-7

Книга известного французского политолога второй половины XX века Мориса Дюверже посвящена происхождению и сущности политических партий, законам их развития и функционирования в рамках различных политических режимов и избирательных систем. Ставшая уже классической работа французского исследователя переведена на многие языки мира и принесла ее автору репутацию создателя современной теории политических партий. Она будет интересна не только ученым, преподавателям, студентам и аспирантам, но и всем тем, кто профессионально занят практической политической деятельностью, кого волнуют проблемы политической стратегии и тактики, предвыборной борьбы и избирательных технологий в условиях демократии.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Это сравнение подводит нас к третьей основной черте тоталитарных партий — их сакральности. Известно проведенное Дюркгеймом сущностное различие между «мирским» и «сакральным». Есть такие социальные события или объекты, которые окружены особым уважением и поклонением; они рассматриваются как нечто высшее и трансцендентное. То, что не подлежит критике, не может быть предметом шуток или насмешек, о чем не спорят — это и есть сакральное. Специализированные партии абсолютно лишены подобного характера — они целиком и полностью принадлежат к области мирского. Тоталитарные партии, напротив, входят в сферу сакрального. Они выступают объектом настоящего культа: Тоталитарную Партию (именно так — с большой буквы, типичная черта сакрализации) персонифицируют: Партия всемогуща, безупречна, благодетельна, трансцендентна; партию возвышают до некой самоценности, вместо того чтобы, как оно и есть в действительности, видеть н ней просто средство и инструмент. Таким образом причастность к ней приобретает подлинно религиозную окраску. Коммунизм называют светской религией — это определение с равным успехом приложимо к фашизму и другим тоталитарным системам. Причем религиозный характер обусловлен не только структурой этих партий — весьма близкой к церковной иерархии — или их духовной тоталитарностью (религия по природе своей тоталитарна, ибо представляет собой глобальную систему объяснения мира). Он еще более ясно выражен в подлинно сакральном характере тех отношений солидарности, которые связывают партию и ее членов.

Возникновение тоталитарных партий совпадает на Западе с закатом традиционных религий. Конечно, в Европе вот уже двадцать лет имеет место ренессанс религиозной мысли и протестантских общин католической церкви; параллельно идет достаточно ощутимое пробуждение религиозного чувства в «просвещенных» классах. Но в массах, особенно в рабочем классе, на протяжении последнего столетия неуклонно прогрессировала иррелигиозность; собственно религиозные проблемы и сегодня занимают здесь ничуть не большее место. И как раз в народных массах и рабочем классе тоталитарные партии получили самое широкое распространение. Именно в России и Германии — в прошлом странах с глубоко религиозным менталитетом — они достигли наибольшего развития. Порой кажется, что массы попросту не могли жить без религиозных верований, и таким образом сумерки традиционных религий необходимо должны были сопровождаться возникновением религий новых. И неслучайно подобная идея была близка всем великим позитивистам XIX века — как Огюсту Конту, так и сен-симонистам. И те, и другие настаивали на непреходящем характере потребности народа в иррациональном, в абсолюте, в духовном единении и впоследствии пытались создать новые религии. Их заблуждение заключалось лишь в том, что они не предвидели: эти религии будут не метафизическими, но политическими. Один только Конт, кажется, смутно провидел подобную метаморфозу. Упадок традиционных религий в народных массах, совпавший с их вторжением в политическую жизнь, можно рассматривать как один из факторов бурного развития тоталитарных партий.

Другим таким фактором можно считать превращение политических доктрин в верования чисто религиозного толка. Здесь нужно указать еще на две свершившиеся метаморфозы: переход от доктрины собственно политической к глобальной философской и от рациональной идеи — к мифу. С тех пор как политические теории перестали замыкаться на изучении власти, ее природы, черт, форм, эволюции и начали претендовать на исследование всех социальных явлений, а отправляясь от них — и феномена человека в целом, политика стала универсальной объяснительной системой философского характера. В средние века выводили политику из философии (последняя сама была тогда дочерью религии); сегодня выводят философию из политики. Социальные отношения уже не объясняют природой человеческого духа, но, напротив, природу человеческого духа — социальными отношениями. Оставалось перейти от идеи к мифу, от научных доказательств — к иррациональным верованиям (в соответствии с процессом, описанным Сорелем, а затем и многими другими), чтобы политика, уже превратившаяся в философию, стала настоящей религией. Таков ход развития марксизма — фундамента тоталитарных коммунистических партий, таков же и ход развития национализма (или расизма) — основы фашистских тоталитарных партий. Первый, разумеется, гораздо глубже и шире разработан, чем второй. Весьма трудно объяснить нее факты природы, общества и сознания различиями «крови и почвы». Марксистам же, напротив, достаточно успешно удается связать их с борьбой классов и диалектическим методом — чудес и несообразностей здесь не больше и не меньше, чем в любой из религий.

Наконец, именно такому развитию тоталитарных партий и светских религий способствует эволюция партийных структур, хотя это, несомненно, больше следствие, чем причина. Как бы то ни было, наблюдается устойчивое совпадение тоталитарного характера партии и структур, основанных на базе ячеек или милиции, вертикальных связей, жесткой интеграции и централизации: коммунистические и фашистские партии иллюстрируют эту корреляцию самым убедительным образом. И напротив, партии на базе комитетов, слабо интегрированные и децентрализованные — всегда специализированные, как это видно на примере консерваторов и либералов. Что же касается социалистических партий, построенных на базе секций, но с более сильной структурой и централизацией, они обычно остаются специализированными, хотя по характеру причастности отличаются от комитетских партий в сторону большей широты, и в них тоже иногда отмечаются тоталитарные поползновения.

Общность, общество, орден

Ф. Тённис в 1887 г. выделил две категории социальных объединений — общность (Gemeinschaft) и общество (Gesellschafl). Согласно его представлениям, речь здесь должна идти не столько о конкретной объективной классификации, сколько о нормативных понятиях, идеальных типах. Это различение содержало также и некоторое ценностное суждение: общность по сравнению с обществом, по мысли Тенниса, представляет собой высший способ ассоциации. Влияние этой концепции позже обнаружилось в идеологии национал-социализма. Оставляя в стороне метафизический романтизм и перенося концепцию Тённиса в область чисто научных фактов, можно извлечь из его идей интересную классификацию социальных объединений. Будучи весьма общей, она тем не менее позволяет пролить свет на природу связей солидарности внутри партий, особенно если дополнить ее третьей категорией ассоциаций, как это сделал в 1922 г. Шмаленбах, обозначив этот дополнительный тип термином Bund, что мы переведем по-французски термином «орден» (в том смысле, как он употребляется в выражениях: религиозный орден, Мальтийский орден, etc.).

Общность характеризуется двумя сущностными чертами. Это прежде всего социальная ассоциация, основанная на близости, соседстве (на солидарности по сходству, как сказал бы Дюркгейм). Речь может идти о близости географической: село, коммуна, приход, нация. Это может быть и близость психологическая или кровнородственная (особенно настойчиво Теннис подчеркивает общность крови) — наилучшим примером служит здесь семья. Наконец, речь может идти о близости духовной, своего рода единокровности умов, по которой находят близких и себе подобных: дружба, по Тённису, почти укладывается в понятие общности. Она выходит за его пределы постольку, поскольку в ней присутствует момент «избирательного родства», связанный со свободой выбора, тогда как общность — социальное объединение естественное, спонтанное, предшествующее индивиду; такова ее вторая сущностная характеристика. Общность не создают — ее обнаруживают, открывают. В общность, строго говоря, не вступают — в ней оказываются автоматически, хотят того или нет. С общностью связаны родовыми узами, избегнуть ее невозможно. Индивид естественно принадлежит к своей семье, своей деревне, своей родине, своей расе — и принадлежность эта природная, непроизвольная.

Общество характеризуется чертами прямо противоположными. Оно представляет собой сознательное социальное объединение, основанное на договоре и вступлении членов. В него входят свободно, по собственной воле — но могут и не входить. Общество — продукт целиком и полностью искусственный — в природе, естественным образом оно не существует. Его создают, ибо видят в этом определенный интерес. Общество основано не на соседстве, близости или кровном родстве — оно основано на интересе. Принадлежность к ассоциации связана в данном случае с выгодами, которые отсюда можно извлечь. Но в данном случае понятие интереса нужно понимать широко и многосторонне. Он, очевидно, включает интересы материальные, которые служат основанием торговых товариществ, профсоюзов, страховых обществ, ассоциаций солидарности; это также интересы интеллектуальные, которые оказываются источником создания научных ассоциаций, литературных или философских кружков, академий, художественных объединений; или интересы нравственные, вызывающие к жизни благотворительные объединения, общества трезвости, ассоциации взаимной помощи. Он охватывает и потребности, которые можно было бы назвать «интересами досуга»: они порождают различные сообщества, помогающие индивидам развлечь — в паскалевском смысле (-лова — то есть раскрыть себя, причем развлечения эти предполагают чаще всего коллективные формы: спортивные клубы, кружки для игры в бридж, общества игры в мяч, любителей рыбной ловли, ассоциации туристов, любительские театры, союзы биллиардистов, скаутов, etc. Наконец, сюда должны быть также включены и интересы, которые можно было бы назвать эмоциональными, если бы все это не было столь близко: люди скучают в одиночестве, испытывают потребность в общении; им нравится встречаться, удовлетворяя тем самым свое тщеславие (ведь в группе можно обратить на себя внимание, блистать, покорять — а то и эпатировать — публику, etc.) или жажду деятельности (если верно, что действие — источник наслаждения, как утверждал Платон). Сколько феминистских обществ, особенно тех, что собирают дам респектабельного возраста, столь распространенных в англосаксонских странах и еще более — в Америке, не имеют ровно никакого другого основания! К тому же различные виды интересов обычно переплетаются между гобой, так что одни маскируют или замещают другие. Так, многие благотворительные организации фактически созданы для того, чтобы показываться на людях и получать удовольствие от публичного общения. Варианты здесь весьма многочисленны, но само понятие сообщества остается достаточно определенным.