Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

• Название: Дочь Волдеморта
• Автор: Ночная Всадница
• Жанр: Фэнтези

Пэйринг: Гермиона Грейнджер/Люциус Малфой/Новый Мужской Персонаж, Лорд Волдеморт/Беллатрикс Блэк/Джинни Уизли, Гарри Поттер, Нарцисса Малфой/Люциус Малфой/Северус Снейп, Рон Уизли, Драко Малфой, Новый Персонаж

Рейтинг: R

Жанр: General/Drama/Romance/Adventure

«…В дощатом этом балагане

Вы можете, как в мирозданье,

Пройдя все ярусы подряд,

Сойти с небес сквозь землю в ад…»

---

Гермиона заинтересовалась этим делом и, бросив грязные политические игры, по протекции Темного Лорда и без каких‑либо возражений с российской стороны уехала вместе с мужем в далекую глубинку, где под прикрытием стала расследовать темное дело графа Сержа, дело, в котором постоянно не сходились концы с концами…

Глава III: Белый монах

Генри не появлялся до самого вечера, задержавшись много дольше, чем рассчитывал, и оставив Гермиону наедине с ее смутными подозрениями. Вот уже почти вторую неделю женщина пыталась разобраться в загадочных событиях этого закоулка цивилизации. И ничего не выходило.

Они с Генри, выступая в роли петербуржских следователей, поселились в деревне у семейства Петушиных. Оказалось, именно накануне их приезда произошла трагедия у Мариных — и первым делом пришлось познакомиться с местным участковым и областными следователями, потом допросить задержанного. В первый же день Гермиона стала свидетельницей очередного несчастья — самоубийства Петра Марина.

Последующая встреча с братом Гавриилом не принесла ожидаемых результатов. Супруги выслушали его гипотезу, узнали о его небольшом расследовании, были тайно препровождены сначала в полуразрушенный склеп, потом — к перезахороненным останкам. Гермиона получила древнюю историю «подозреваемого» — почившего в XVII столетии графа Сержа Кривостанова. Еще она получила ворох отчетов от работающих на месте правоохранительных органов. И всё.

Было очень сложно договориться с игуменом Святониколаевского монастыря о возможности поговорить с монахами — в обитель был допущен только Генри, и то со страшным скрипом. С ним разговаривали мало и неохотно — но кое‑что всё же удалось выведать. В частности описание странной фигуры, которую вроде как видели, хотя не были в этом убеждены, некоторые нарушители местного спокойствия. Несколько ночей подряд Генри провел на монастырском кладбище — и получил там только простуду. А потом произошла кровавая резня в доме Уткиных — и при этом призрак, если он существовал, не покидал своего нового пристанища. Тут‑то Гермиона и Генри впервые усомнились в словах брата Гавриила.

Волшебник мог легко внушить парочке свидетелей неясный образ, который они и сами не утверждают, что видели наверняка. Но зачем? Точнее даже не так — зачем было звать кого‑то на расследование? Пусть бы маггловские гении сыска поломали голову — и ничего не нашли. На том и дело с концом. Но зачем была послана сова в Министерство магии?

И тогда Генри и Гермиона задались вопросом: как вообще этот волшебник попал в монастырь? Генри уехал в Дурмстранг, школу, которую некогда окончил брат Гавриил — дабы узнать о нем какие‑то сведения. А в его отсутствие кто‑то вновь пролил на святой монастырской земле немало человеческой крови…

— Что, много кровищи там, а, Ева Бенедиктовна? — не отставал четырнадцатилетний Гришка, бойкий сынок Петушиных. — Ото, верно, переполошились там монахи‑то! А можно мне с вами как‑то пойти, а? Когды что еще приключится?

— Надеюсь, уже ничего не приключится, Гриша, — строго сказала Гермиона. — И никто тебя не пустил бы на место преступления и уж тем более в монастырь.

— А вас пустили ж!

— Да не то чтобы… Просто ло… кгм, Герман в отъезде — и мне пришлось самой осмотреть место происшествия.

— А дитяте не вредно? Где же это видано, шоб брюхатая баба на такие страсти глядела?!

Гермиона поморщилась. Освоив литературный русский язык при помощи чар специалистов, она с трудом привыкла к местному диалекту и ко многим особенностям говора васильковцев, да и россиян вообще. На взгляд Гермионы, Гришка хамил. Хотя у него и в мыслях не было — это она тоже прекрасно знала. Мальчишка мечтал увидеть «страсти» и поучаствовать в них, его так и распирало от любопытства.

— Я и не на такое смотрела, — пожала плечами женщина. — Глупо завидовать моему опыту в этом вопросе, Гриша.

— Да я б всё отдал, шоб столько кровищи поглядеть!

— О Великий Мерлин, Григорий!

— Хто великий? — не понял Гришка.

— Не обращай внимания. Вообще поосторожнее будь, с желаниями‑то. Иди лучше матери помоги. Мне подумать надо.

— Давайте я вам думать помогу? — не сдавался мальчик. — Я кино смотрел про Шерлока Холмса, я вам расскажу всё, что знаю — а вы разгадаете наши страсти.

— Ничего ты не знаешь, — вздохнула Гермиона. И это была правда. Владение легилименцией позволило ей уже давно убедиться, что здесь никто ничего не знает — и это окончательно ставило следствие в тупик. Разве что брат Гавриил, возможно, умел скрывать свои мысли…

— Да я всё знаю! Я тут всех знаю, про всех знаю. И я всё вижу! Вот я недавно видел такое, что вам и интересно знать‑то будет!

Гермиона быстро подняла глаза от своей тетради и посмотрела на озорное лицо мальчугана. Она цепким взглядом впилась в его глазки, и мальчик, моргнув, поежился.

— Ну что, г–говорить? — неуверенно спросил он.

— Говори, — прищуриваясь, кивнула Гермиона. Мысли Гришки путались, лезли одна на другую, его разъедало волнение. Мысли четырнадцатилетнего мальчика на местном диалекте понимать было трудно — а чтобы увидеть воспоминания и образы, нужно применить заклинание. Не очень полезно для психики маггла, да и, скорее всего, не нужно. Пусть сначала расскажет сам.

— Я видел незнакомого белого монаха! — выпалил мальчик таким тоном, будто делился мистически откровением, и на минуту замер. Гермиона ждала. — Пошел я, значит, по грибы сегодня утром: рано–рано, — продолжил со значением он, важно кивнув своей слушательнице. — После дождя хорошо по грибы ходить. Только надо успеть до того, как еще кто пойдет — чтобы не заходить далече. Вот я и встал в половине пятого. Я ж не знал, что тут такие страсти приключились и что вас в хате нет — думал, спите. Ну и пошел. Ходил, значит, ходил — и нашел дикую клубнику. Мелкую такую, дрянь — но много. Ну и сел там, в кусту — клубнику есть. И тут смотрю — монах идет, белый.

— Цистерцианец или доминиканец, что ли?

— Чиво–о-о–о?

— Ряса на нем белая была? — упростила вопрос Гермиона.

— Да где же вы видели монаха в белой рясе?! — казалось, Гришка жестоко разочаровался в ее интеллекте.

— А почему тогда «белый»? — проигнорировала вопрос Гермиона.

— Волоса у него белые.

— Седой?

— Почему седой? Он молодой был, высокий. Шел по лесу, значит. Далече от меня. Только не монастырский это монах — я там всех знаю, меня мамка каждый день за молоком туды посылала, когда у нас в прошлом году корова издохла. Пока папка новую привел — я там всех ихних выучил на лицо, их там мало совсем живет — а сейчас и того меньше. Не нашего монастыря монах был.

— А ты уверен, что он монах? — осторожно спросила Гермиона.

— Ну, так он как вырядился! — вытаращил глаза Гришка. — Кто ж еще в таком балахоне по лесу пойдет? Ряса по земле волочится, за раз всю изгадишь. Ан святым‑то людям только так ходить и можно. Значит, идет этот белый монах от меня далеко, а я притаился — и смотрю: что ему в лесу надо, грибы, что ль, собирает? А лукошко где? Я ж не сразу пригляделся, что это не наш монах. А как пригляделся — страшно стало. А ну как он в наших страстях чем повинен? Меня ж дядя Димитрий, да эти, петрозаводские, всё спрашивали: кого, Гришка, незнакомого видел ли? А я не видел тогда, я вот утром первый раз увидел. Прошел, значит, этот белый монах куда‑то, а я сижу. А потом подумал — чё я сижу? Как ему, лиходею, в своей сорочке за мной угнаться, ежили я от него побегу? Хотел пойти потихоньку — поглядеть, куды белый монах пойдет. А он пропал.

— Как пропал? — не поняла Гермиона, уже приготовившаяся раскрыть все тайны за раз.

— А так. Пошел я туды, куды он пошел. Я лес этот знаю, как свою хату. Во–первых, тама, куда он пошел, ничё нет — ни дороги, ни жилья в той стороне далеко–далеко. Я шел–шел, ногу сбил — а его нема, как в воду канул. И никуда бы он не делся тама, а пропал. Вот какое улика! — с гордостью закончил мальчонка.

— А ты лицо его хорошо разглядел? Узнать сможешь? Черты запомнил хоть?

— Не, я не видел лица.

— А как же ты тогда знаешь, что он не монастырский?! — опешила Гермиона.

— Ну, как знаю — знаю. Там их мало совсем, монахов. Белых только трое, да сложены не так, и старые там все, кроме нескольких — а тот молодой был, широкоплечий. А тама все щупленькие… Не монастырский был монах.

— Вообще лица не видел? — приуныла Гермиона. Она уже думала отвести мальчика в укромный уголок и осторожно проникнуть в его воспоминания на «очную ставку».

— Вообще не видел, — помотал головой Гришка. — Я в кусту сидел. Да и что вам его рожа — всё равно пропал, кого я вам узнать буду? Я вам его со спины узнаю. Белый такой, плечистый…

— Ты, Гриш, не говори пока никому о своем монахе, — задумчиво сказала Гермиона. — А я тебе премию выпишу. В сто рублей.

* * *

— Вы как из монастыря‑то уехали, Ева Бенедиктовна? — прищурился местный участковый Дмитрий Сергеевич. — Я всё около ворот вас ждал, Артемида‑то совсем издохла, в конюшне монастырской дрыхнуть оставили. Вымоталась, бедняга: насилу очухалась. Так я ждал вас в деревню везти, а вас нет и нет — и никто не видел. Волноваться стал.