Георгий Гуревич - Мы — из Солнечной системы

• Название: Мы — из Солнечной системы
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Мысль, 1965 г.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

Ким, обычный врач-профилактик — проходит школу жизни в социально безоблачном, но по-прежнему небеспроблемном будущем, населенном 100-миллиардным человечеством. Идет преобразование Солнечной системы, открываются невиданные возможности улучшения человеческой жизни — достижения практического бессмертия, прорыва к звездам, установления контакта с иными цивилизациями. Но люди по-прежнему страдают от неразделенной любви, ищут свое место в жизни, разочаровыватся и теряют иллюзии. Автор исследует в книге проблему бессмертия и победы над старостью, изображая в виде «ратомики» то, что сейчас подразумевают под продвинутой нанотехнологией, возможность воспроизводить любые предметы на атомном уровне и даже вносить исправления в их структуру — метод, позволивший героям воскрешать предварительно «записанных» мертвых, одновременно омолаживая их.

Аннотация: © А.П.Лукашин, fantlab.ru

---

В десять утра лайнер приземлился в казахской степи, там, где некогда стартовали первые в мире космонавты. Издалека космодром был похожа недостроенный дом с торчащими колоннами. Между рядами стоячих колоннообразных ракет, как обрезки жести, лежали плоские глайсеры.

По расписанию корабль на Луну отбывал ровно в двенадцать. Пришлось провести два часа в гостинице, обыкновенной, стандартной. Киму не надо было спрашивать, где тут ванна и столовая. Но ни купаться, ни завтракать не хотелось. Ким был взволнован. Все-таки не каждый день летишь в космос. Пробовал читать газеты, но не понимал строк. Вышел прогуляться. Садик был небольшой, но ухоженный, с розовыми кустами на газонах и бордюрами из наивных анютиных глазок. В беседке два старика сосредоточенно передвигали шашки.

Дети играли в прятки, с криком неслись к водосточной трубе: там у них была палочка-выручалочка. Кима даже покоробило: в преддверии космоса играть в прятки. Неуважительно!

А потом он еще увидел парочку. Он и она — оба в закопченных комбинезонах. Он сорвал розу, она воткнула ее в волосы, засмеялась, засветилась вся. И взглянула на товарища. Никогда так не смотрели на Кима. Сердце защемило, все на свете показалось противным. Эх, Лада, Лада!

Впрочем, с Ладой покончено. Ладу меняем на Луну.

Без четверти двенадцать «хозяйка» ядролета — полногрудая девушка в серебряной космической форме объявила, очаровательно улыбаясь: «Кто на Луну рейсом 212, за мной, пожалуйста». У Кима билет был на рейс 212. Он двинулся за серебряной девушкой к ближайшей башне. Башня была огромная, как кремлевская, такая же толстая внизу и со шпилем на макушке.

— На места 1, 2, 3, 4 пройдите, пожалуйста, — девушка приветливо распахнула дверцу у подножия ракеты.

У Кима был четвертый номер, третий — у толстяка с портфелем, первые два — у старика и старушки, видимо мужа и жены, с обилием сумочек. Ким помог нести им.

Внутри оказался лифт, обыкновенный. Только кнопки нумеровались сверху вниз. Их каюта, первая, находилась почти на самом верху, под штурманской. Площадки не было, дверь лифта открывалась прямо против каюты.

Все было очень похоже на самолет: круглое окно, откидные кресла, столик, шкафчик, в нем кислородные баллончики, маски, термос, аптечка…

— В первый раз на Луну? — спросил толстяк, видя, как разглядывает Ким каждый ящичек. — Если новичок, садитесь к окну: вам любопытно будет. А мне, по правде сказать, приелось. Каждую неделю мотаюсь туда и обратно. Раньше открывали рудники, теперь консервируем. Цинковый законсервировали, титановый тоже.

Дошла очередь и до уранового. Скоро нечего делать будет у нас в Лунной Руде. С таким трудом открыли Луну, теперь закрываем потихонечку.

Ким охотно поменялся местами, прилип лбом к стеклу. Отсюда видны были и другие башни, и домик аэропорта с палисадником. Крошечная серебряная девушка провожала очередную партию пассажиров.

Посадка тянулась долго. Надо было поднять на лифте и разместить больше ста пассажиров. Наконец «хозяйка» объявила по радио: «До отлета осталось три минуты. Пожалуйста, усаживайтесь поудобнее, жесткие предметы выньте из карманов, на коленях ничего не держите. Предупреждаю, что после старта тяжесть удвоится ненадолго, на три-четыре минуты. Старайтесь дышать ровно, сидеть спокойно. Если почувствуете себя плохо, вызывайте врача, нажимая кнопку с красным крестом».

— Неужели только один врач на всех? — забеспокоилась старушка, сидевшая против Кима. Она уже успела сообщить, что едет с мужем на Луну в санаторий для сердечников лечиться пониженной тяжестью.

Ким успокоил ее, сказал, что он сам врач, поможет, если понадобится. Посмотрел, какие таблетки есть в аптечке, выбрал покоин, посоветовал принять для профилактики.

Одна минута до старта… сорок секунд… двадцать… десять… две… одна!

Полыхнуло фиолетовое пламя. Кима кинуло в кресло, прижало, как на крутом повороте. Он перевел дух, скосил глаза на старушку, поймал ее растерянно-благодарную улыбку. («Спасибо, я спокойна: таблетку приняла и врач рядом», — сказал ее взгляд.) Тяжесть не отпускала. Ощущение было такое, как при спуске с горы, неудержимо прижимает, хочется сжаться, сложиться. Но тут Ким вспомнил, что упускает самое интересное зрелище. Пересилил тяжесть, подтянул себя к столику, повернул лицо к окну.

Ракета была уже в стратосфере. Толстая башня стоймя врезалась в небо. Небо было густо-синим, а у горизонта насыщенно-голубым. Внизу же кружились слепящие вихри фиолетового пламени.

Синее быстро темнело, ракета как бы неслась в ночь. Вечерние краски сползали все ниже, тесня голубую ленту, над головой ширился черный свод, одна за другой зажигались звезды.

Дух захватило у Кима. Столько раз он читал описания, столько раз прокручивал в телебудке маршрут Москва — Луна, а на деле все оказалось величественнее. Там космос укладывался в рамку, там его выключить можно было.

Фиолетовое пламя внизу постепенно погасло. Оно погасло не потому, что двигатель перестал работать. Потоки фотонов извергались по-прежнему, но атмосфера осталась позади, воздух больше не рассеивал лучей, слабее становился ненужный ореол. И стали видны внизу розоватые облака, розоватые горы, равнины разных оттенков, синие и зеленые моря.

Глаз не успевал охватить все оттенки, мозг не успевал запечатлеть. Ким смотрел вниз, вверх, опять вниз. Что это за синее пятно? Пожалуй, Аральское море. Все целиком видно, как на карте. А эти бугорки с белыми пятнами — горы Тянь-Шань. То продолговатое пятнышко — Балхаш, а полукруглое — Иссык-Куль. А там в дымке Индия выползает из-за горизонта. А что это за созвездие наверху? А там что золотится? Ах, это и есть Луна?

Старушка неуверенно улыбалась:

— Кажется, отошло. Уже не так трудно дышать.

И в подтверждение ее слов серебряная девушка сказала по радио:

— Товарищи пассажиры, ваши неудобства кончаются. Максимальная перегрузка снята, вскоре ваш вес будет нормальным, потом ниже нормального. Как только почувствуете себя хорошо, проделайте гимнастические упражнения. Таблица висит в каждой каюте. Достаньте пол ладонями, поболтайте ногами в воздухе.

В голосе девушки не было и намека на улыбку. Чувствовалось, что она повторяет эти слова в сотый раз.

Старички, напротив, старательно сгибались и шевелили ногами, довольные, что пугающий старт прошел благополучно. Ким торопливо проделал зарядку и прилип к окну.

Звездный бархат заполонил стекла, синеву окончательно отодвинул. Теперь под ногами висел глобус, занимавший четверть неба. Ночной западный край, матово-черный, громадным караваем вырисовывался на звездном небе. Вся дневная сторона была окутана дымчатой кисеей, сквозь нее просвечивали пятна разных оттенков: белые снега и облака, зеленоватые и голубоватые леса, моря разного цвета, у каждого моря свой.

И все это было обвязано ярко-голубой тесемкой с оранжевыми концами. Оранжевое отделяло день от ночи.

Ким старался узнать очертания морей; Вот это извилистое, видимо, Средиземное. Ну да, вот и Красное — длинная полоса между зеленой Аравией и зеленой Сахарой. А там Чернов и Каспийское — два округлых пятна. Севернее белый облачный массив с немногочисленными пятнышками. В одном из этих пятнышек — Москва. Там он был сегодня поутру.

Москва! И Лада!

На секунду заныло сердце. Вспомнил: «Не любит. Отвергла!»

Но всего лишь на секунду: Не таким уж однолучевым был Ким. Не мог вздыхать только о Ладе перед лицом космического великолепия. Сердце ныло, и сердце пело: Ты — отвергнутый унылый влюбленный, но ты и гордый человек: с невидимого пика взираешь на планету, и на крошечную девчушку Ладу, и на микроскопические свои огорчения…

Вот где необыкновенное. Лада. Не оттолкнула бы меня — любовались бы вместе. Как это у Лермонтова:

Тебя, я — вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края…

Все-таки не оставляла его Лада. Ушел в космос, чтобы забыть, но все разговаривал с ней мысленно, спорил, доказывал что-то, выражения подбирал для красочных описаний.

Но чем дальше, тем менее интересной становилась картина. Это отметили еще первые, путешественники на Луну. Красочнее всего первые полчаса после старта.

В дальнейшем зрелище становится однообразным. Застывают два глобуса на небе — голубой и желтый.

Можно смотреть на них минутами, часами и не уловить перемен.

Так что Ким, к стыду своему, обрадовался, когда в дверях показалась серебряная девушка со столиком на колесиках.

— Обед, пожалуйста, закусите, до Луны еще далеко.

— Мне две порции, девушка, — потребовал толстяк. — У меня в дороге аппетит.

Девушка улыбнулась:

— В прошлый раз вы у меня три порции просили.

— И я вас помню, девушка. Вы тогда о женихе рассказывали. Он у вас на Нептуне, кажется?