Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2

• Название: Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
• Автор: Людмила Мартьянова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1539-3

Во второй том сборника сонетов Серебряного века вошли произведения А. Федорова, М. Волошина, И. Коневского, Н. Пояркова, Д. Цензора, Г. Чулкова, Эллиса, А. Блока, В. Комаровского, С. Черного, А. Черемнова, Е. Тарасова, Д. Олерона, Ю. Кричевского, А. Скалдина, С. Соловьева, С. Парнок, Г. Вяткина, В. Хлебникова, Н. Гумилева, В. Ходасевича, И. Северянина, Б. Лившица, М. Струве, Н. Львовой, И. Логинова, А. Радловой, О. Мандельштама, С. Третьякова, М. Цветаевой, И. Грузинова, В. Шерешеневича, Э. Багрицкого, С. Есенина, К. Большакова.

---

Пустыня

В пустыне солнечной, песком заметены,
Стоят, покорные тысячелетним думам,—
Старинный обелиск, изъеденный самумом,
И камни желтые разрушенной стены.

Недвижен тяжкий зной. А ночью с долгим шумом
Встает песчаный вихрь. Белеет лик луны.
Пустыня зыблется, вздымает валуны.
И спят развалины видением угрюмым.

Блуждает возле них голодный ягуар
И царственно взойдя на светлые ступени,
Ложится и следит отчетливые тени.

Молчит пустынный мир. И смотрит лунный шар
На пыль его надежд, на смерть его творений.
И думает о том,– как бледен он и стар.

Молчание

Кто видел раз, как с горной вышины
Срываются хрустальные обвалы,
Как в серебре заоблачной луны
Сверкает снег и спят гиганты-скалы;

Кто понял раз молитву тишины
И бурь тысячегласные хоралы, —
Тому отверзты вечности провалы,
Того пьянят божественные сны.

Зажжется тот бессмертною тоской.
И мглы долин с тревожностью людской
Повеют сном томительно напрасным.

Задумчивый, непонятый, один, —
Он будет жить молчанием вершин,
Молчанием великим и согласным.

Отчизна

Есть призрачность неведомых миров,
В людской душе неясно отраженных,
Есть марево исчезнувших веков
И вихри дней расцветших и сожженных.

И музыка невыразимых снов,
И боль, и скорбь, раздробленная в стонах,
Лишь вечного приподнятый покров,
Лучи небес в мгновенность превращенных...

И если мы скитаемся и ждем
С раскрытыми от ужаса глазами
И орошаем кровью и слезами
Пустыню тьмы, как благостным дождем, —
Мы ищем путь к отчизне, ставшей сном,
К родным дверям, давно забытым нами.

В зените

Звенит мой крик тоскливо-запоздалый.
Уже давно осыпались цветы.
Безмолвно ждет в зените полдень алый,
Как бы страшась преддверья пустоты.

Зову любовь... Святая, где же ты?
Как пилигрим, израненный о скалы,
Я дни влачу, поникший и усталый.
О, где же ты, источник чистоты?

Меня сожгла печаль неверных встреч...
Душа огни хотела уберечь,
Цвела тоской по женщине далекой.

И каждая мне тело отдала...
Но душу вдаль загадочно несла,
Томясь, как я, мечтою одинокой.

Из цикла «Белый дух»

2

Разгульный крик борьбы и разрушенья,

Зловещий лязг заржавленных оков,

Протяжный стон на пламени костров,

И подвиги любви и вдохновенья,—

В моей душе смятенье всех веков

Заключено в таинственные звенья.

Добро и зло минувших дел и слов

Живут во мне для грез и песнопенья.

Но я стою в печали смутных дней

На рубеже туманного предела.

Я угадал намеки всех теней.

Гляжу вперед пытливо и несмело...

Я вижу свет неведомых огней, —

Но им в душе молитва не созрела.

Георгий Чулков

Сонеты

I

Венчанные осенними цветами,
Мы к озеру осеннему пришли;
От неба тайн и до седой земли
Завеса пала. Острыми лучами

Пронзилось солнце. Чудо стерегли
Вдвоем – на камнях – чуткими глазами.
И осень, рея, веяла крылами,
И сны нам снились в солнечной пыли.

И вдруг, как дети, радостно устами
Коснулись уст. И серебристый смех
Вспорхнул, пронесся дальними лугами.
Где лет былых безумие и грех?
И тишиной лишь реет влажно-нежной
Наш сон любви в раздольности прибрежной.

II

Пустынный летний сон тайги вечерней
Дымился, тлел. И золотистый жар
На сердце пал. Звенел во сне пожар
Таежных сосен. Можно ль суеверней

Любить тайгу, желать в любви безмерней
Чудес неложных—невозможных чар?
Так мы с тобой несли священный дар
На сей алтарь таинственной вечерни.

Вожатого забыв на берегу,
Ушли с тобой в часовню темных елей,
В смолистую и мшистую тайгу.

Под шорох трав и лепеты свирели,
В душистой мгле, в магическом кругу,
На миг, на век любовь запечатлели.

III

Туманная развеялась любовь,
В туман ушла неверная весталка!
Испепелилась нежная фиалка...
Из урны черной пью иную кровь.

«Как тайный, тайный друг придешь ты вновь
К твоей весне»,—так молвила гадалка.
И вот стою: и ложе катафалка
Преобразилось в радостную новь.

И страсть опять блеснула, как зарница;
Печальный креп любовью обагрен:
Так новая открылася страница

В безумной книге огненных имен.
Тебя люблю, Печальная Царица!
С тобою, Смерть, навеки обручен.

* * *

Нет, не убийства хмель и темь, не сила
Стихии вольной без оков и уз,
И не истории тяжелый груз:
Единая любовь меня сразила.

Безумно сердце. Стала жизнь постыла.
И жаждущей стрелы слепой укус
Ужель язвит меня? Страстей союз
Душе моей – как душная могила...

Все сознавать и быть слепым, как все;
У ног любовницы твердить обеты,
В саду меж роз, на утренней росе...

Мне страшен страстный плен. Свобода!
Где ты? В любви узрев зловещие приметы,
Идем в страстях навстречу злой косе.

7 июля 1920

* * *

Принуждены мы жить мертво и сухо,
Мы дышим тягостно и в духоте
Изнемогаем – жалкие – и те,
Кто впереди, как мы, стенают глухо.

Когда же чуткого коснется слуха
Моление распятых на кресте,
Таинственной причастных красоте,
Стяжайте, люди, дар Святого Духа.

Пусть вы – рабы в плену жестоких лет;
Пусть на земле и скука и тревога:
Слепцы! Слепцы! Стучите у порога.

Ночь обратится в день, и сумрак в свет.
Там, на Голгофе, времени уж нет,
Как нет его в обителях у Бога.

17 октября 1920

* * *

В тумане монастырь, луга, Москва...
Смотрю с горы – и в слабости унылой
Изнемогаю. Прошлое – постыло,
Грядущее – как страшные слова

Сибиллы той, чью тайну Божьей силой
Хранит в веках крылатая молва.
Увяла жизнь, как жалкая трава,
И воля гаснет в горести бескрылой.

Но вдруг слепительный из серых туч —
Стрела любви немеркнущего бога —
На землю пал новорожденный луч.

И там, где крест, у склепного порога,
Сияет он – волшебен, нежен, жгуч:
И не страшна могильная дорога.

29 марта 1921

* * *

Теснее связь земли живой и неба,
Чем думаешь, от слез слепая мать,
Умей смотреть – и сможешь угадать
И в хмеле жарких лоз и в тайне хлеба

Причастье дивное. Святая треба
Вершится чудом. Дивно благодать
Поможет сердцу знаки прочитать:
Вот – человек; вот – голубь; вот – амеба...

Так в каждой жизни есть иной залог,
Иное бытие в ней дышит, волит.
И те ушедшие, когда позволит

Расторгнуть время всемогущий Бог,
Вдруг осветят таинственный порог,
И этот свет нам сердце обезболит.

28 декабря 1920

Истина

I

В начале всех начал Единосущий!
Посмеет ли не верить светлый ум,
Что в силе радостной и всемогущей
Ты – зачинатель дивных воль и дум?

Был хаос мрачный, черной ночи гуще,
Где царствовал над бездной грозный шум,
Где сон отяготел, как смерть, гнетущий,
И ветер выл, безумен, дик, угрюм...

Но волею прекрасной и премудрой
Расторглись путы скованных небес,
И тверди ясной засияло утро.

Ты сотворил людей, зверей и лес,
И звуки арф, и краски перламутра,
И тайный мир невидимых чудес.

20 октября 1920

II

Я верую в таинственное Слово,
Рожденное от вечного Отца;
Предвечное в Едином стало ново,
Единое не ведало конца.

И Бесконечное, в лучах Лица,
В Нем снова обрело Себе Другого.
И в славе дивной Божьего венца
Единосущее – как Мысль Благого.

Благоухание небесных роз,
Сладчайший и чудесный Свет от Света,
Твоею ризою земля одета.

Ты положил на мрак печать запрета
И чудотворно дольний мир вознес
К себе на лоно, Иисус Христос.

21 октября 1920

III

Для нас, людей, и нашего спасенья
Ты воплотился, в мир сойдя. Господь.
От Духа вечного Твое рожденье;
Священная – в Фаворском свете – плоть:

Залоги тайные преображенья.
И жалом змей не смеет уколоть
Нас, узников и пленников томленья:
Тобою можем сумрак побороть.

И в сонме звезд, и в солнечной порфире
В Купели Овчей, посреди калек;
И в Кане Галилейской, там, на пире;

Вне времени, – и здесь, из века в век:
Ты вне пространств, и в этом дольнем мире
Всегда Единый – Богочеловек.

21 октября 1920