Панас Мирный - Гулящая

• Название: Гулящая
• Автор: Панас Мирный
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Ишь какая ядреная! Глянь, как вертит-то...- И по улице разносится неистовый хохот.

"Чужие, чужие!" - думает Христя, убегая в дом. А там - тихо; хозяева легли спать. Тихо и тоскливо, как в могиле. А каково в деревне теперь? девушки гуляют, поют; подходят хлопцы, лезут христосоваться... Споры, шутки, смех... Насилу Христя дождалась вечера.

- Ложись пораньше, высыпайся,- говорит ей хозяйка,- а то завтра, пожалуй, и ночью спать не придется.

"Вот какие добрые!" - думается ей. И о ней-таки вспомнили, и ее не забыли!

На второй день с самого утра стали собираться гости. Первыми пришли ближние соседи - поторопить хозяев в церковь.

- Пора в дом божий! - кричали они, заглядывая в дверь.

- Еще успеем. Заходите! Заходите! - приглашал Загнибеда.

Пока собирались, наряжались, завязался: разговор. Рассказывали, кто как встречал праздник, как провел первый день, что слышно в городе. Женщины тем временем осматривали пасхальный стол, восхищались куличами, которые у Олены Ивановны всегда удавались и пышные и высокие; расспрашивали, у кого брали муку, как ставили тесто, какую клали сдобу... Обычные праздничные разговоры!

Но вот и хозяева собрались. Загнибеда нарядился в новый суконный костюм, надел сорочку с манжетами, повязал шею шелковым платком, сапоги на нем хромовые, со скрипом - барин да и только! Олена Ивановна надела голубое шерстяное платье, накинула на плечи тонкую кашемировую шаль, голову повязала шелковым платком; в ушах блестят серьги, на руках - золотые перстни...

- Готово?

- Готово.

И хозяева и гости вместе пошли в церковь.

Только как будто ушли, а уже назад возвращаются: в такие дни служба недолгая... Первыми во двор входят хозяева, а за ними - гости. Мужчины и женщины, молодые и старые, толстые, как бочки, тонкие, как шилья; низенькие - от земли не видать; высокие, как стройные дубы... А что за уборы, что за наряды? Красные платья, зеленые жакеты, пестрые юбки, желтые кофты, блестящие ластиковые балахоны, черные суконные кафтаны - в глазах рябит! И все валом валят во двор и в дом; здороваются, начинают разговор. По слову каждый скажет, и то десять душ - десять слов... а ведь тут этакая уйма народу!.. В доме, как в еврейской школе, дым коромыслом, шум такой, точно вода в лотоке бурлит...

А ведь это еще не все; смотришь, то тот, то другой идет. Народу в доме битком набито; в боковушке и в светлице полным-полно: одни разместились на стульях и на кроватях, другие толкутся в поисках места. Все посматривают на пасхальный стол, где выстроились в ряд бутылки и разноцветные настойки переливаются на солнце; перед бутылками на большом подносе темнеет жареный гусь, жареный поросенок стоит, держа в зубах кусок хрена; маленький барашек, свернувшись клубком, выставил остренькое рыльце с редкими зубами; а там лежит утка, задрав кверху лапки; там белеет толстое молодое сало, масло желтеет, краснеют пасхальные яйца; а над всем этим в конце стола, как на страже, стоят высокие куличи с белыми шапками, обсыпанными цветным горошком... Все так и манит взор, так и дразнит аппетит! Недаром у всех, кто ни взглянет на стол, слюнки текут.

- Кого это мы ждем? - спросил высокий дородный мужчина с веселыми карими глазами, румяным лицом и черными усами, подходя к жирному лавочнику, который обливался потом, сидя в углу.- А может, походим-походим, поглядим на угощение да так ни с чем и разойдемся по домам?- продолжал он, крутя свой черный ус.

- Петро Лукич! Петро Лукич! - окликнул Загнибеду лавочник.

- Что?

- Пора, братец. Животы подвело,- сказал он и при этом так сморщился, будто у него и в самом деле живот заболел.

- Да... Рубец с Кнышом обещали зайти,- сказал, почесывая в затылке, Загнибеда.

- А по-моему, двое третьего не ждут! - заметил высокий с черными усами.

- Да и батюшки нет,- прибавил Загнибеда.

- Ох, уж эти мне бородатые! - процедил лавочник.

- И чего их ждать, бородатых? - сверкая глазами, спрашивает высокий.Что, мы сами себе бороду не прицепим? У Олены Ивановны, верно, завалялась где-нибудь мычка кудели... Вот и готова борода!

Кругом захохотали.

- Ну, Колесник уже пошел коленца откалывать! - сказал кто-то.

- Какие там коленца? - возразил Колесник.- Тут и голос пропал, а они коленца!.. Я вот что думаю: пока там попы, то да се, не следует ли пропустить по одной? Пантикулярно, как паны говорят.

- Следует, следует! - поддержал кто-то, сплевывая.

- Да что-то, Петро Лукич, не того...- глядя на хозяина, сказал Колесник.

Загнибеда кивнул головой.

- Там, в боковушке,- тихо сказал он, показывая на дверь.

Колесник, лавочник и еще кое-кто поднялись и двинулись друг за дружкой в боковушку.

- Батюшка идет! - крикнул кто-то в светлице.

- Батюшка! батюшка! - пронеслось по всем комнатам.

- Погодите! Сейчас батюшка будет,- крикнул Загнибеда, проталкиваясь вперед, чтобы встретить батюшку.

Колесник с сердцем махнул рукой и плюнул.

- Утритесь, Константин Петрович, а то как бы бородатый не увидал! сказал ему кто-то

- Утритесь! Уж к губам было поднес - да отняли! - ответил он сердито.

- Только и дали поглядеть?

- То-то и оно!

Кое-кто засмеялся.

- По усам текло, а в рот не попало.

- Не растравляй ты моего сердца,- просил Колесник, почесывая в затылке.

Поднялся еще больший хохот.

- Тсс!..- зашикали вокруг.

В доме раздалось громкое и зычное песнопение. Славили воскресшего из мертвых, славили его пречистую матерь... Молодой, белолицый и черноволосый батюшка с крестом в руках, выступив вперед, пел звучным тенором. За ним дьякон, толстый, осанистый, с рыжей бородой по пояс, выпучив глаза на выкате, гудел, как из бочки, низким басом. Стихарный дьячок, с изжелта-седою косицей, трясясь от старости, пел надтреснутым голоском, точно маленький ягненок блеял; за ним долговязый рябой пономарь, насупившись, подпевал крикливым баском... Хозяин и хозяйка крестились, подняв глаза к образам; гости облепили причт: передние еще кое-как помахивали руками, крестясь, но задние сбились так, что руки не поднимешь.

Только батюшка, кончив петь, поднес хозяевам крест для целования, как в комнату вошли два чиновника. Один - среднего роста, упитанный, с круглым румяным лицом, выбритым так гладко, что оно у него лоснилось, с маленькими блестящими глазками, которые так и бегали у него, как мышата. Другой высокий, тощий, с косматыми бровями, хмурым взглядом и рыжими баками, которые, как колтуны, свисали у него с костлявых щек.

Оба на цыпочках пробрались вперед, слегка придерживая за плечи дородных мещан, толпившихся сзади. Те, озираясь и кланяясь, расступались, давая дорогу. Оба чиновника направились прямо к столу.

- Кто это? - послышалось в задних рядах.

- Разве не знаешь?

- Откуда же мне знать?

-Тощий, высокий - Рубец, секретарь думы; а тот краснорожий - Кныш, из полиции.

- Ишь! Пошел наш Загнибеда в гору: с панами стал знаться!

- А-а! Антон Петрович! Федор Гаврилович! - воскликнул Загнибеда, завидев Рубца и Кныша.- Христос воскрес!

Начали христосоваться. Рубец, сухо похристосовавшись с хозяином, подошел к батюшке, поцеловал крест и что-то тихо проговорил. Батюшка засуетился, подал Рубцу руку.

- Очень рад! Очень рад! - глухо забубнил Рубец.- На место отца Григория? Царство ему небесное! Приятели были с ним.

Батюшка стоял и, не зная что сказать, потирал руки. Рубец что-то бубнил. Колесник подбежал к Рубцу и, сверкая глазами, отвесил ему низкий поклон. Рубец протянул ему два пальца. Колесник почтительно пожал их, попятился и отдавил дьякону ногу. Дьякон изо всей силы двинул его кулаком в бок. Колесник пошатнулся как подстреленный.

- Ногу отдавил! - крикнул дьякон басом и, улыбаясь, подал ему руку. Колесник криво улыбнулся и снова попятился.

Пока все это происходило на одном конце стола, на другом конце Кныш стоял перед хозяйкой и говорил, подмигивая:

- Для первого знакомства позвольте похристосоваться.

Олена Ивановна, всегда мертвенно бледная, слегка зарумянилась, когда Кныш начал с нею христосоваться. Тычась своим широким лицом то с одной, то с другой стороны, он взасос целовал толстыми, мясистыми губами тонкие и бледные губы Олены Ивановны.

- Федор Гаврилович! Вы не очень-то чужих жен расцеловывайте,- сказал ему сзади Колесник.

- А-а! - повернулся тот.- Это вы, Константин Петрович? Да ведь это раз в год. Христос воскрес! - и стал христосоваться с Колесником.

- Вот бы нам такого секретаря! Вежлив, обходителен! - сказал Колесник мещанам, отойдя назад.- А то - сущая гнида, а по части хабис-гавезен небось не дурак!

Все покатились со смеху, а Колесник мигом исчез.

- Что он оказал?

- Пес его знает! по-еврейски, что ли; дескать, хапать любит.

- Вот перец!

А перец так и носился в толпе. Теперь он стоял перед батюшкой и, потирая руки, говорил:

- Ну, и проморили вы нас, отец Николай.

- Чем же?

- Поверите, в горле пересохло, промочить бы надо, а то тарахтит как гусиное с горохом, на которое бабы нитки мотают,- шутил он, весело блестя глазами.