Антология - Поэзия Африки

• Название: Поэзия Африки
• Автор: Антология
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

В настоящее издание включены стихотворения поэтов Африки.

Вступительная статья Роберта Рождественского

Составление и примечания: М. Ваксмахер, Э. Ганкин, И. Ермаков, А. Ибрагимов, М. Курганцев, Е. Ряузова, Вл. Чесноков.

Статья к иллюстрациям: В. Мириманов.

Стихи в переводе: М. Ваксмахер, М. Кудинов, А. Ревич, М. Курганцев, Ю. Левитанский, И. Тынянова, П. Грушко, Б. Слуцкий, Л. Некрасова, Е. Долматовский, В. Рогов, А. Сергеев, В. Минушин, Е. Гальперина, А. Големба, Л. Тоом, А. Ибрагимов, А. Симонов, В. Тихомиров, В. Львов, Н. Горская, А. Кашеида, Н. Стефанович, С. Северцев, Н. Павлович, О. Дмитриев, П. Антокольский, В. Маркова, М. Самаев, Новелла Матвеева, Э. Ананиашвили, В. Микушевич, А. Эппель, С. Шервинский, Д. Самойлов, В. Берестов, С. Болотин, Т. Сикорская, В. Васильев, А. Сендык, Ю. Стефанов, Л. Халиф, В. Луговской, A. Эфрон, О. Туганова, М. Зенкевич, В. Потапова.

---

«Я тебя проводил до деревни…»

Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

Я тебя проводил до деревни, до самой границы Ночи,
И нечем мне было ответить на золотую загадку улыбки
твоей.
Короткие сумерки причудой божественной на твое
упали лицо,
С вершины холма, где искал прибежища свет, я смотрел,
как тускнеет пламя повязки на бедрах твоих
И узел волос, точно солнце, погружается в темень полей.
И вдруг вероломной пантерой древние страхи вцепились
в меня,
И не в силах был разум отбросить их прочь за дневной
горизонт.
Значит, ночь? Значит, ночь навсегда?
И прощание без «до свиданья»?
Буду плакать во мраке, уткнувшись лицом
в материнское лоно Земли,
Буду спать в тишине своих слез,
Пока надо мной не забрезжит млечный рассвет
твоих губ.

«И мы окунемся, моя подруга…» Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

И мы окунемся, моя подруга, в волну африканского мира.
Мебель Гвинеи и Конго, тяжелая, гладкая, темных и светлых
тонов.
На стенах исконные маски, чистые, и такие далекие, и такие
живые!
Табуреты почетные для наследных гостей, для Принцев
из Верхней Страны.
Хищные запахи, циновки густой тишины,
Подушки прохлады и сумрака, мирный ропот ручья.
Слова лаконичные; песни вдали чередой, как повязки
на бедрах суданцев,
И дружелюбная лампа, твоя доброта, чтоб укачать
наваждение — обступивший нас мир,
Черный, белый и красный, ох, красный, как африканская
почва.

«Не удивляйся, любимая…» Перевод М. Ваксмахера

(Для калама)

Не удивляйся, любимая, если напев мой мрачнеет,
Если сменил я певучий тростник на ропот калама,
Если сменил я зеленые запахи рисовых влажных полей
На галоп боевого тамтама.
Вслушайся — это угроза клокочет в божественном голосе
Предков, это гневом вдали канонада гремит.
Может быть, завтра навеки умолкнет пурпурный голос поэта.
Вот почему так спешат мои ритмы и пальцы над струнами
кровоточат.

Может быть, завтра, любимая, я упаду на тревожную землю
И глаза твои вспомню с тоской и туманный тамтам —
перестук деревенских ступок вдали.
А ты в опустившихся сумерках вспомнишь с тоскою
пылающий голос, что пел твою черную красоту.

«Я сложил тебе песню…» Перевод М. Ваксмахера

(Для двух флейт)

Я сложил тебе песню, нежную, как воркование голубя
в полдень,
И тоненько мне подпевал четырехструнный калам.
Я соткал тебе песню, но ты меня не услышала.
Я цветы полевые тебе подарил, их запах загадочен, точно
глаза колдуна,
И богаче их краски, чем закаты над Сангомаром.
Я цветы полевые тебе подарил. Неужели ты дашь им
увянуть —
Ты, что часами следишь за пестрой игрой мотыльков?

«О Сестра, эти руки ночные…» Перевод М. Ваксмахера

(Для рити[364])

— О Сестра, эти руки ночные на ве́ках моих!..
— Угадай эту музыку Тайны!
— Знаю, это не топот свирепого Буйвола,
не глухая тяжелая лапа толстокожего зверя,
И не хохот браслетов на плавных лодыжках прислужниц,
И не стук сонных пестиков в утренних ступках,
И не ритмы гудящих под невольничьим шагом дорог.

О, балафонг ее ног и молочных птиц щебетанье!
О, высокие струны кор, о, нежная музыка бедер!
Это мелодия белого верхового Верблюда, это царственный
Страуса шаг.

— Ты узнал свою Даму, ты угадал эту музыку —
Она одаряет прекрасной прозрачностью мои руки и
веки твои.
— Я только назвал имя дочери Арфанга Сига́.

«Перелетные стаи дорог…» Перевод М. Ваксмахера

(Для трех флейт)

Перелетные стаи дорог, путешествие к древним истокам.
Флейта черного дерева, лучистого, гладкого, ты густые туманы
пронзи моей памяти.
О певучая флейта! Туманы пронзи, покрывала на снах моей
памяти, на ее изначальном лице.
О, воспой изначального света сиянье и воспой тишину, ибо она
возвещает
Песню Встающего Солнца, гонг слоновой кости, зарю над моей
затуманенной памятью,
Возвещает рассвет над двумя близнецами-холмами, над певучим
изгибом бедра и над щекою ее.
Я сижу под спокойным навесом листвы, в запахе стад и дикого
меда.
Солнце улыбки моей! И сверкала роса на траве ее индиговых
губ.
Колибри, цветы невесомые, устилали ласкающим ворсом
несказанную прелесть ее речей.
Зимородки ныряли в ее глаза синей молнией радости,
Над струящимся рисовым полем ресницы ее трепетали ритмично
в прозрачности воздуха.
О, блаженство! Я слышу, как время поднимается в белый зенит
разукрашенных ярко небес.
Скоро застынут стада в неподвижной истоме, скоро уснет
воркование горлинок
В полдневной ленивой тени. Но должен я встать, чтобы следовать
дальше безупречной дорогою страсти.

Маска. Народность догон (Мали). Дерево. Высота 37 см. Музей Человека, Париж

СЕМБЕН УСМАН[365]

Казаманс Перевод Л. Халифа

Казаманс — великая река,
Любимая река,
Расскажи о времени,
Когда меня
еще не было,
Когда,
Величественная, ты сливалась с небом
И сроднилась с ним на века.
Ты ведь старше
самой старой старухи,
Ты ведь старше
самого старого свитка,
Месяца серп
в твоем ухе,
Казаманс — река великая!
Ты лишь моложе
молочного неба,
Ты, что нас веками сторожишь.
Расскажи о времени,
Когда меня
еще не было,
Расскажи,
река,
Расскажи!
На твоем берегу
Я еще в детстве рыбачил,
Ты куда разговорчивей
Была
тогда.
О нехитрые детства
удачи, —
Сколько ты мне
их дарила,
Река!
В лоне своем
Ты житейскую грязь
Уносила,
Ты незлобива,
Река,
Ты — народ,
Ты — сила,
Ты — мне протянутая
Рука.
Другие сидят мальчишки
Над гладью твоей
Голубой…
Ты молчишь,
Что с тобой?
Послушай, Казаманс,
В изгнании я видел
Сену
с мостами ее элегантными,
Темзу,
трущуюся о туман,
Рейн
и Рону,
Где пароходы
вместо аллигаторов.
Нет твоего богатства там
И нет твоей красы.
И сколько бы я вод других
Ни видел,
Я сын твой,
Из вод твоих
Я вышел.
Бег твой — наше дыхание.
Твоя вода — животворящий сок
Полей.
Ты в нас,
Ты с нами,
Ты новых вырастишь людей.
Они придут,
Воспоют твое имя,
Ты их богатством станешь
И сама
Воды свои, что глазом не окинешь,
Отдашь во власть
их дерзкого ума.
Народ —
он подымается,
Тот,
что ты укачивала.
Все новые,
новые волны встают…
И те,
которым ты путь указывала,
Вскроют, как устрицу,
Тайну
Твою.
Твой голос,
уходящий к горизонту,
В моем изгнанье
Ощущал я остро.
Звуки тамтама
неслись
От волн твоих желтых,
И я видел,
как ты по дну
Катаешь
Свои устрицы.
Скажи, прекрасная вода,
Скажи,
пожалуйста,
Что ты простишь нас,
когда
Мы вскроем тайны твои
Ржавые.
Их свет
откроется для нас,
Прости,
любимая
Казаманс!

Эпитафия