Роберт Монкс - Корпократия

• Название: Корпократия
• Автор: Роберт Монкс
• Издательство: Юнайтед Пресс
• Жанр: Экономика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904522-58-2

Власть в США принадлежит корпорациям, а в самих корпорациях все подчинено генеральному директору. Как вышло, что некогда скромные управленцы, чья основная задача — изо дня в день работать на интересы акционеров и инвесторов, вдруг превратились в героев первых полос деловой и «глянцевой» прессы? Почему объем их вознаграждения — десятки миллионов долларов — сравним с доходами деятелей шоу-бизнеса или спортсменов? На каком основании гендиректор, при котором акции компании упали в цене, все равно, покидая свой пост, получает солидное выходное пособие? О причинах сложившейся ситуации и о том, как ее изменить, рассуждает юрист и бизнесмен, посвятивший себя борьбе за права акционеров.

 Корпократия (лат. corporatio — объединение, сообщество + гр. kratos — власть) — власть корпорации: форма государственного устройства, при котором высшая власть принадлежит корпорациям и осуществляется непосредственно ими либо выборными и назначенными представителями, действующими от их имени.

---

Как только Реймонд закончил доклад, мы перешли к первому: пункту повестки дня — выборам директоров. Это была бы уникальная возможность для настоящей дискуссии, не будь мы ограничены 10 минутами на все про все.

Харизматичный францисканец Майкл Кросби[6] начал с вопроса по порядку ведения заседания, а закончил спором с Реймондом. Реймонд отделался отсылкой к законодательству Нью-Джерси и заявил: «Здесь я устанавливаю правила». Затем отдуваться пришлось председателю комитета по социально значимым вопросам Филу Липпинкотту. Его попросили рассказать, что сделано за прошедший год по проблеме глобального потепления. У Липпинкотта не было ни микрофона, ни желания что-то рассказывать, но за него ответил Реймонд, заявив, что вопрос глобального потепления входит в компетенцию совета директоров и совет в надлежащем порядке это вопрос рассмотрел, точка, конец дискуссии. Через час двадцать минут после того, как Реймонд объявил собрание открытым (ровно в 10:20, в Exxon время зря не теряют), мы перешли к следующим пунктам повестки, утверждению кандидатур аудиторов и одобрению программы поощрительных вознаграждений топ-менеджеров на 2003 год. Оба пункта не вызвали разногласий, что неудивительно.

После этого мы наконец добрались до девяти резолюций, которым повезло проскочить сквозь сито SEC. Когда очередь дошла до последней, моего предложения о разделении должностей генерального директора и председателя совета директоров, я встал и подошел к микрофону.

— В этот самый момент, — начал я, — лидеры великих держав собрались в Санкт-Петербурге на саммит «Большой семерки». Возможно, когда-нибудь они примут в свой круг новых участников, и, если так, на саммит вполне могут пригласить ExxonMobil, ибо сегодня ExxonMobil — двадцать первая по величине экономическая организация в мире. Но вы, господин председатель, менее стеснены в осуществлении вашей власти, чем любой из современных глав государств, и гораздо менее подотчетны, чем президенты, премьер-министры или канцлеры. Масштаб вашей деятельности глобален и охватывает не только экономику, но и политику. Масштаб вашей власти, господин председатель, — поистине имперский. Вы — император.

Когда я шел к своему месту, Реймонд что-то ворчал, но не похоже было, что сравнение с императором ему не понравилось. Сторонники и противники моей резолюции выступали, пока Реймонд, внимательно следивший за временем, снова не предоставил мне микрофон. Мое вступительное слово заняло 1 минуту 23 секунды; на заключение у меня оставалось, как напомнил пунктуальный, как всегда, Реймонд, 2 минуты и 37 секунд.

На этот раз я обращался непосредственно к совету директоров:

— Называя господина Реймонда «императором», я не иронизировал. Я воспользовался этим словом, чтобы обратить ваше внимание на подлинную проблему управления компанией ExxonMobil. Корпорация во многом напоминает государство. Совету директоров следует думать о ней в терминах, выработанных для государственной системы, и отказаться от попыток применения к компании прошлого делового опыта, который ExxonMobil уже переросла. Как американцы мы должны гордиться той заботой, с какой творцы нашей конституции создавали систему, в которой президент подотчетен конгрессу и Верховному суду. ExxonMobil — империя, и совету директоров нужно взять за образец политическую модель, чтобы создать систему сдержек и противовесов, которые ограничивали бы власть генерального директора. Господин Реймонд, если вам не нравятся мои слова, вините в этом только себя. Вы — жертва собственного успеха. И не забывайте, что у Наполеона был Талейран.

Желтый огонек загорелся, когда я уже закончил говорить. Я помню, что испытал радость оттого, что уложился в такое сжатое время. Потом я подумал: «О господи, они заставили меня мыслить так же, как они».

Часы оповестили об окончании собрания в тот самый момент, когда сестра Пэт Дейли[7] попросила Реймонда запротоколировать, что под его председательством творится фарс — ненужные ограничения свободы высказывания, грозная служба безопасности, зацикленность на минутной стрелке, очевидная — и небескорыстная — пристрастность некоторых выступавших по резолюциям.

Когда я вышел наружу, на улицу весеннего полуденного Далласа, в голове у меня вертелись эпизоды из русской истории — видимо, ассоциация на слово «император». Но видел я не дворцы и троны, а показательные судебные процессы 1930-х. Мы все играли роли, декламируя слова, которые нам диктовали наши кукловоды. Я чувствовал себя униженным — нет, грязным — из-за того, что участвовал в этом непотребстве.

Отдадим Exxon должное: компания не стеснялась год из года разыгрывать один и тот же избитый фарс. На таком же собрании, в том же самом месте 26 мая 2004 года казначей штата Мэн Дейл Маккормик, представлявший Пенсионный фонд штата, задал корпорации один вопрос. Последовавший диалог стоит того, чтобы воспроизвести его дословно, по видеозаписи Exxon.

Маккормик. Доброе утро, господин Реймонд. Я Дейл Маккормик, казначей «великого штата Мэн». (Аплодисменты.) О, я вижу, тут есть те, кто бывал в нашем штате — и приезжайте снова, пожалуйста! Я — институциональный инвестор. Я представляю многих институциональных инвесторов и хотел бы знать, присутствует ли здесь аудитор, чтобы я мог задать вопрос?

Реймонд. Господин Паттерсон, прямо перед вами.

Маккормик. Прекрасно. Здравствуйте, господин Паттерсон. Я хотел бы знать, какие резервы вы предусмотрели в финансовой отчетности на возмещение вреда, причиненного глобальным изменением климата? Изменение климата — это потенциальное обязательство компании, и я хотел бы знать, предусмотрены ли на балансе резервы на его покрытие?

Паттерсон. Внесение резервов в финансовую отчетность относится к компетенции руководства компании, и я не уверен, что уполномочен отвечать на ваш вопрос.

Маккормик. Спасибо. Могу ли я в таком случае задать этот вопрос господину Хоутону, который является председателем комитета по аудиту?

Реймонд. Не можете.

Маккормик. Почему, сэр?

Реймонд. Потому. Комитет пр аудиту учитывает рекомендации менеджмента. Это компетенция финансового руководителя корпорации.

Маккормик. Могу я задать этот вопрос вам?

Реймонд. О, конечно. Вы можете задать мне любой вопрос. (Смех Маккормик. Вы мне ответите?

Реймонд. А это уже другой вопрос. (Громкий смех в зале.) Маккормик. Сэр, я не вижу ничего смешного в том, что институциональный инвестор, представляющий более трех миллионов акций, не может получить ответ на столь важный вопрос. Реймонд. На какой конкретно вопрос?

Маккормик. Какие средства вы зарезервировали в финансовой отчетности на возмещение вреда, причиненного изменением климата, и потенциальную ответственность компании? Реймонд. Изменение климата не является ни вероятным, ни подлежащим оценке.

Занавес. Император решает, кому дозволено задавать вопросы и кому дозволено на них отвечать. То, что в этом случае он не постеснялся опошлить вопрос, который приковывал внимание большинства людей на Земле, лучше всего характеризует современную власть корпораций в США.

Спустя два года я снова сыграл свою роль в дежурном фарсе, выдвинув ту же резолюцию, что в 2003 году. На этот раз я слегка изменил тактику и за несколько недель до годового собрания отослал письмо совету директоров. В письме я выражал признательность за превосходные финансовые итоги года. «Сейчас особенно важно, — писал я, — выработать стратегию превращения самой рентабельной компании в истории бизнеса в самую лучшую компанию в мире». Я предлагал совету директоров, в числе прочего, задуматься над следующим:

«Почему именно нашу компанию выбирают мишенью для нападок? Почему мы вызываем столько враждебности? Что тому причиной — просто ли зависть к размеру и рентабельности? Или тот особый, конфронтационный стиль Exxon, неотделимый от качества нашей деятельности? Нужно ли быть агрессивными, чтобы добиться успеха? Или мы без нужды вызываем неприязнь в мире, который не всегда приспосабливается к методам работы крупных компаний?»

Я писал, как важен имидж компании. В обществе широко распространено мнение, что Exxon оказывает неправомерное влияние на правительство, особенно в вопросах охраны окружающей среды, что Exxon зарабатывает слишком много денег, но предпочитает сидеть на сверхприбыли и игнорирует свои социальные обязательства.

«Подведу итоги, — заканчивал я свое письмо. — Можно заключить, что Exxon предпочитает играть по своим правилам и этим предоставляет возможность всем интерпретировать свою деятельность в неблагоприятном свете. Даже если мы — самая большая компания в мире, стоит ли бравировать своей бездушностью?»

На собрании я спросил, читал ли кто-нибудь мое письмо, но ответа не последовало. Когда я попросил у председателя дополнительное время, чтобы зачитать письмо, собравшиеся акционеры меня поддержали, но председатель был непреклонен. Я вкратце изложил содержание своего послания, так как верю, что поднятые мною вопросы из разряда тех, на которые корпорации должны дать ответ, и знаю по многолетнему опыту, что сегодня никто в Соединенных Штатах добиться на них ответа не может — ни по праву, ни по закону.