Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

• Название: В снегах родной чужбины
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ, ВЗОИ
• Жанр: Боевик
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021838-9, 5-9602-0022-8

КАК становятся бандитами?!

Как обычный мальчишка, закрутившийся в вихре «блатной» жизни, превратится, много лет спустя, в отпетого, отъявленного вора, которому «тюрьма — дом родной», которого уважают и на свободе, и «на зоне»?

Судьба?! Но «фартовый народ» не верит в судьбу, он верит только в удачу!

Что же — и когда же — все-таки случилось? Перед вами — настоящий «путь вора». Путь человека, однажды изверившегося в законе обычном — и тем более свято блюдущего «закон» блатной!

---

В эту ночь Федька спал, как младенец. Мать на радостях всю ночь перед иконой молилась, благодарила Бога, что помог сыну одолеть всяческую хворь и дурь.

Федька утром встал бодрым. На работу засобирался. И, как ни уговаривала мать отдохнуть еще с денек, не послушался. Ему хотелось побыть наедине с самим собой, разобраться, обдумать, взвесить все. И, если встретит Ольгу, без слов и вопросов посмотреть ей в глаза.

Но… Целую неделю сосновцы не покидали село. Заготавливали лес на строительство в поселке. А сам, Федька не решался идти к Ольге. Не хотелось рисковать собой из-за той, на которую засела в сердце обида.

С той поры жизнь Федьки резко изменилась. Он каждый вечер ходил на посиделки, пел и плясал вместе со своими сосновскими ребятами. Провожал домой девчат, держа за руки по две сразу. Но ни с одной не решался задержаться у калитки или присесть на лавочку. Никому не шепнул нежных слов, ничего не обещал. Но стал присматриваться к каждой. Куда деваться, если мать всякий день жалуется на усталость и бессилье, вслух о внуках мечтает.

Федька не хотел быть опрометчивым. Боялся разочароваться еще раз. Потому медлил.

А мать, как назло, уговаривала поспешить. Советовала то одну, то другую. Расхваливала напропалую. И через месяц одолела просьбами. Да и попробуй откажи ей, коли кругом она права оказалась.

Ольгу Федор даже в поселке не видел. Нигде не встречалась на пути. Правда, не спрашивал о ней никого. Лишь однажды Дуняшку приметил. Та метнула в его сторону злой колючий взгляд и, не поздоровавшись, свернула к первому попавшемуся дому, чтобы не столкнуться лицом к лицу.

«С чего бы это? Ей ли обижаться? Даже о здоровье не справилась! Ишь, хвост дудкой подняла! Знать, старшая научила так держаться», — решил парень и перестал искать встреч с Ольгой.

Себе приказать он мог. Но не сердцу. Оно ныло и помнило, оно трепетало от всякого стука калитки и шагов под окном. Оно заставляло оглядываться на всякое дыханье за плечом. Но напрасно… И Федька поверил, что он перестал быть любимым и нужным.

«Небось, припугнули ее поселковые! А может, запретили на комсомольском собрании встречаться со ссыльным. Вот и поджала хвост, убежала в кусты, чтоб не видеться, отсиживается дома, подальше от подозрений. Оно, выходит, не случайно контрой называла. Видать, не лучше других. Теперь, конечно, жалеет о том, что со мною встречалась, время потеряла. Быстро же ей поселковые мозги вправили. Вышибли дедовскую науку. Ну, да что ж… Где тонко, там и рвется», — решил Федька. И через месяц высватал в жены грудастую румяную Катерину.

Та от счастья разревелась счастливой телкой. Все плечо ему слезами измочила, говоря, как давно и крепко любила Федьку. И мечтала, и молила Бога, чтобы только его заполучить в мужья.

Он не стал огорчать, сушить слезы радости честным признаньем, что не сам присмотрел девку, мать уговорила. О Катьке до ночи тарахтела целыми днями. И осилила, настояла на своем, убедила сына.

Федьке было все равно. Катька не хуже и не лучше других, ничего особого, вся нараспашку, без загадок. Уж если смеялась, корова в сарае с подстила подскакивала, а петух глухую ночь с рассветом путал. Уж если бралась косить, не всякий мужик мог рядом стать. Дрова колола всем на зависть. А хлеб пекла такой, что и неделю не черствел. В избе у нее, как у всех сельских, бедно, но чисто. И сама не перестарок. Семнадцать едва исполнилось. Крепкая. Косища в руку толщиной. А уж хохотать любила да плясать, хлебом не корми. Но и на работу жадная. Все сама норовила сделать, всюду успеть. Это прежде всего и понравилось матери Федьки. Поняла баба, что именно Катерина нужна ей в доме. А тут еще и отец девки пообещал подарить к свадьбе тельную корову. Баба и расчувствовалась.

Вторая корова в доме не помеха. И стала торопить сына со свадьбой.

Тот особо не медлил и не спешил. Каждый вечер на правах жениха встречался с Катериной. Та всегда радовалась его приходу и не скрывала этого. К свадьбе готовилась основательно. Шила платье, присматривала приданое.

Молодые решили расписаться до свадьбы в поселковом совете. И в ближайший выходной вместе со свидетелями, забившись в сани до отказу, поехали в поселок, нарядив дуги лошадей в ленты и колокольцы.

Едва тройка запыхавшихся коней остановилась у крыльца, Федька заметил мелькнувшее в окне поссовета лицо Ольги.

Парень заметил вмиг побледневшее лицо девушки, большие глаза, гримасу боли — горькой, какую не удалось скрыть.

Рявкнула гармонь-трехрядка в руках известного сосновского гармониста. Молодые вышли из саней. Федька забыл взять Катерину под руку. Все смотрел в окно, в котором скрылось лицо Ольги. Он только теперь понял, что продолжал любить ее назло себе.

— Ты что ж невесту потерял? Смотри, отнимем! — шутливо подтолкнули в бок дружки. И Федька, подхватив под руку белый сноп, похожий на сугроб, пошел к крыльцу, едва волоча ноги.

Когда свидетели открыли перед молодыми дверь в поссовет, Федька сразу оказался перед Ольгой. Она сидела за столом: холодная, равнодушная, успевшая справиться со своими переживаниями.

Она оглядела молодых и спросила слегка дрогнувшим голосом:

— Расписаться решили?

— Да! — ответила Катька весело и подтолкнула локтем в бок молчавшего жениха. Тот будто проснулся.

— Конечно! — подтвердил громко.

Ольга достала журналы, попросила метрики молодых: знала, паспортов ссыльные не имеют. Стала записывать данные. Федька тем временем разглядывал ее, сравнивал с невестой.

Побледневшая, осунувшаяся, Ольга выглядела уставшей, измотанной, будто недавно пережила большое горе, оставившее отпечаток в каждой черточке лица.

«Ну какое у нее может случиться несчастье? Небось, за меня ей комсомольцы всыпали на собрании. Она и согнулась. Куда ж ей нашу долю ссыльную? Одни невзгоды да горести. Такое лишь Катеринке по силам. Она для жизни. Своя. Нигде не подведет. Ее ни отговорить, ни переубедить. Уж коли любила, так и сказала. Не стала кочевряжиться. А эта? Еще пошла б она за меня иль нет, тоже вопрос, а сколько я из-за нее перенес? Стоила она того? Да, конечно, нет!» Он ухватил покрепче Катькину руку, та посмотрела на него долгим, потеплевшим взглядом.

— Присядьте! — вспомнила Ольга, указав молодым на стулья напротив. Она старалась не смотреть на Федьку. Делала вид, что не знакома с ним. Это ей давалось нелегко. Парень видел подрагивающие пальцы, закушенные губы. И ликовал молча:

«Тебе обидно? А разве мне не было больно, когда ты не пришла, забыла? Вот и получи за свое! В жены бессердечных не берут… Слава Богу, что маманя открыла глаза. Как бы мог вляпаться… Притом на всю жизнь».

Ольга мельком окинула взглядом Федьку. И парень почувствовал, как много хочет она сказать ему.

Но… Стоит ли? Все закончено. Опоздала и упустила. А может, оба?

«Нет, нет», — поежился Федька, не выпуская руку Катерины.

С нею ему жить, делить и горе, и радости. Она крепкая, работящая. Не случайно ее мать выбрала, сказав недавно вечером:

— Тебе, сынок, не попутчица нужна. Жена твоя должна быть особой. Заменить собою всех. И меня, когда помру, и всю недожившую до этого дня семью нашу. Детей должна рожать без страха. Растить их в строгости, в страхе перед Богом. Власти поменяться могут. Такое уж было. А Господь всегда один. Кто его помнит, тот живет. И от жены своей, коль слово дадено, ни на шаг в сторону не моги. Иначе грех содеешь…

Федька глянул на Катерину, на ее руки, большие, крепкие, не по-девичьи мозолистые.

«Из таких не выскользнешь, не повернешь в сторону. Эта любого сумеет удержать», — вспомнились шутки лесорубов на деляне, узнавших о решении Федьки жениться на Катерине.

«Не дурак наш Хведор, все обмозговал. Он же, гад, безлошадным был. Теперь, как женится, враз кобылку в доме заведет. Катька не то воз, целый стог сена попрет сама. Только погоняй».

«Держись, Федька! Она тебе за поселковую да за посиделки все волосы на макухе выщиплет».

«Знал Федор, кого выбрать, самую лучшую из девок. Это ж все равно что половину сосновских девок в жены взять!» — завидовал парню хилый, гнилозубый, с вечно слезящимися глазами поселенец, какой и в полсотню лет остался Костиком.

— Поздравляю вас! — услышал Федор.

Ольга передала свидетельство о браке в руки парня.

Хрипнув мехами, залилась гармошка лихой песней. Свидетели повскакивали со стульев, бросились поздравлять молодых. Окружили плотным кольцом. Повели к выходу.

Федька оглянулся на Ольгу. Она стояла у стола, одинокая и потерянная.

— Привет Силантию от меня передай! — попросил он, сам не зная зачем.

— Нет его. Умер, — ответила она, опустила голову и вернулась к стулу.

Улыбка сползла с лица Федьки. Он выпустил руку Катерины и, вернувшись к Ольге, спросил:

— Давно?

— В тот день, когда тебя избили, слег с простудой. За неделю сгорел. Похоронили как раз на Новый год…