Эльмира Нетесова - В снегах родной чужбины

• Название: В снегах родной чужбины
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ, ВЗОИ
• Жанр: Боевик
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021838-9, 5-9602-0022-8

КАК становятся бандитами?!

Как обычный мальчишка, закрутившийся в вихре «блатной» жизни, превратится, много лет спустя, в отпетого, отъявленного вора, которому «тюрьма — дом родной», которого уважают и на свободе, и «на зоне»?

Судьба?! Но «фартовый народ» не верит в судьбу, он верит только в удачу!

Что же — и когда же — все-таки случилось? Перед вами — настоящий «путь вора». Путь человека, однажды изверившегося в законе обычном — и тем более свято блюдущего «закон» блатной!

---

Конечно, фартовые так просто в руки не давались. В ход шли финачи, «пушки», «перья» и даже «розочки». Это было вместо приветствия.

Фартовые, завидев лягашей, в момент трезвели. Забывали о подружках, нарядных и накрашенных. Да и кто они — цветки-однодневки? Воры никогда не любили женщин сердцем.

Чаще всего милиция увозила с этих попоек убитых сотрудников, испуганных насмерть сявок, понимавших, что за недогляд, случившийся по их вине, фартовые и в зоне не простят.

Бывало, что в какой-нибудь «неотложке» везли истекающих кровью от ран нескольких фартовых. Тех, кто слишком поздно протрезвел. Не успел слинять. А мусоров в ресторане оказалось больше, чем законников.

Как всегда, в последнем «воронке» увозили из ресторана шмар. В вытрезвитель. А потом к следователю на допрос.

Чувихи еще в машине начинали базлать:

— Эй! Лягавые! Выпустите, паскуды! Не то шары повышибаем!

— Что вам надо из-под нас?

Девки, как всегда, ничего не знали. Ни имен, ни кликух дружков. Их пригласили весело провести ночь. Кто же от такого откажется? Тем более — кутнуть в ресторане на холяву. Расчет натурой — мелочь. Зато как весело было! Как смешно и здорово! Было много хмельного, еды, песен и музыки. И зачем заявилась эта милиция? Все испортила, всех разогнала.

Именно потому, чтобы такого не случилось, сидят сявки на стреме. Хазу охраняют. Там сход силу набирает. Пусть ему никто не помешает.

Фартовые не враз согласились принять Коршуна «в закон».

— Всего одну ходку тянул? Так что ж это за кент? Он при первой трамбовке распишется…

Но, узнав, скольких ожмурил и за что, уже не высмеивали.

— Какая его доля в общаке? Сколько был в делах? Какой с него навар «малине»? Кто его прислал к Пану и сказал слово?

— Сыч?

— Файный пахан! Такой зря не ботает.

Законники — свои и чужие — спрашивали Коршуна, как знает он «закон», что можно, а что нельзя фартовому. Сколько времени готовился к принятию в закон.

Коршун отвечал, не задумываясь.

— Ну! Сыч хоть и лафовый кент, но он в ходке! Кто здесь скажет слово за Коршуна? Кто поручится за нового кента? — спросили паханы городских «малин».

В хазе стало тихо. Так тихо, что слышно было дыхание каждого законника. Никто из них не хотел рисковать.

А все потому, что не раз случалась беда с тем, кто поручался. Бывало, накроет милиция фартового, измордует, заморит голодом, всего изломает физически и морально, иногда «петушили» кодлой мусора законника и выставляли на посмешище ворам с окровавленной задницей. Фартовым было западло дышать с пидором. Убивали. А если успевали лягавые отнять, считай, сломали законника. Кололся. Рассказывал все, зная, что обратный путь ему отрезан. И тогда засвеченные фартовые искали поручителя. Его убивали за ошибку. Их «малины» не прощали никому.

— Я скажу слово! — устал от ожидания Пан, и фартовые удивленно переглянулись. Пахан никогда раньше не делал такого. Что это? Каприз? Но как бы то ни было, пусть кто угодно ручается за Коршуна, только бы не самим, подумали законники.

— Клянись, кент, что будешь до могилы выполнять «закон», будешь честным вором! — встали паханы.

— Клянись на крови! — Пахан подал нож Коршуну. Колька без колебаний порезал себе руку.

Кто-то из фартовых принес горсть земли.

— Клянись на земле!

Колька взял щепотку, пожевал, проглотил, ответил коротко:

— Клянусь!

— Ты принес клятву. Знай, кто нарушает ее, поплатится своею кровью. И ни земля, ни вода не скроют тебя от честного суда кентов. Ты отныне не фраер. Ты — законник. Принят на сходе. Но если лажанешься, это звание вместе с жизнью возьмет у тебя «малина»! — предупредил Кольку Пан.

Коршун оглядел всех. Он оказался здесь самым молодым фартовым.

— Дыши, кент! Пусть падла-фортуна не проскочит мимо тебя! — поздравляли Кольку законники.

Фартовый… Коршун гордился этим званьем так, будто отыграл у судьбы в очко второе рожденье…

Сколько прошло времени с тех пор, как уехал ночью из Хангузы? Он и сам забыл. Не вел счет прошедшим месяцам, годам… Постепенно стихла в его сердце боль, не будоражила внезапными всплесками память. И все же нет-нет да и являлась она во сне. Все такая же чистая, юная, как и положено быть первой любви…

— Тамара! — тянулся к ней Колька. — Я люблю тебя! — кричал он девчонке.

Но та не верила. Смотрела отчужденно и упрекала молча, одними глазами. И все показывала засохший букет фиалок. Лишь однажды сказала горькие слова:

— Всех ты забыл, Коленька. И мать, и меня. А ведь, забыв нас, потерял себя. Ох как ты об этом пожалеешь!

Колька недолго помнил этот сон. Он прошел, как похмелье. «Малина» не давала скучать. В делах быстро забывалось прошлое.

Коршун считался удачливым вором, и хотя не отличался могучим ростом и медвежьей, как Пан, силой, имел немало своих преимуществ, за которые его больше других ценили в «малине».

У Коршуна была отменная память. Он слышал каждый звук даже в глухой ночи. С годами у него развилась интуиция. И все же… Даже она не уберегла его от несчастья. И однажды попался он в хорошо подготовленную милицией ловушку.

Фартовые решили взять банк. Да не где-нибудь — в большом городе, а в Невельске. Хорошо изучили план помещений. Но вместо подвала попали в служебное помещение: хвать руками, вместо мешка с купюрами — милицейские погоны. Тут же включился свет. Трое фартовых оказались в ловушке.

В наручниках их вывез со двора банка «воронок». Тихо, без лишнего шума. А вскоре загремели все втроем в Вахрушевскую зону.

Пятнадцать лет. Таково было решение суда.

Вахрушевские зоны, а это знали все сахалинские зэки, занимались добычей угля. Независимо от срока наказания, тяжести преступления, возраста осужденного, никто из попавших сюда не минул знакомства с «подземкой». Может, потому далеко не все выходили на волю, оставаясь навсегда заваленными породой, угольным пластом, обвалившимся на голову неожиданно, как гнев кентов на разборке, доказывая всему живому, что черти и воры — одного поля ягоды.

Коршуна, едва рассвет заглянул в окно, повели на шахту вместе со всеми. Воровской закон запрещал ему — фартовому — вкалывать вместе с мужиками, и Колька, попав в забой, сел на угольный выступ, демонстративно отказавшись взять в руки лом или кайло.

— Чего сидишь тут, как мандавошка на хрену? Приглашения особого ждешь? Живо вскакивай, твою мать! — подошел бригадир.

— Хиляй, пидор, пока дышишь! И не дергайся, не возникай! Не то накроешься, как паскуда! — пригрозил Коршун, стрельнув в бригадира злым взглядом.

— Ну! Смотри, козел! — подошел бригадир к начальнику охраны и заговорил, указывая на Коршуна.

Вскоре к Кольке подлетели четверо охранников. Не говоря ни слова, взяли на сапоги, били и кулаками, прикладами, вбивали Коршуна в угольные пласты.

Колька терпел молча. Отмахиваться не успевал. Потом не выдержал нескольких сильных ударов по печени. И закричал не своим голосом.

— Мы с тебя сгоним спесь, фартовая шпана! — обрадовались охранники, зверея от вида крови, потекшей струей из угла рта.

— Долби задрыгу, ребята!

— Вломи гаду! — обрушивались удары один за другим.

Когда Коршун пришел в сознание, увидел, что лежит на бетонном полу в кромешной темноте.

Рядом с ним лежал кто-то, тихо постанывая.

Коршун дотронулся к чему-то мокрому. Отдернул руку брезгливо, никак не мог вспомнить, где он. И спросил:

— Кто тут?

— Я! А ты кто будешь? — спросил задыхающийся, кашляющий, стонущий голос.

Коршун ответил.

— Кент! Слышь, кент, не залупайся тут. Хана тебе будет. Как и мне. Раньше эта зона была воровской. Теперь работяги, падлы верх взяли!

— А в бега? — оборвал Коршун.

— Непруха! Полный прокол! За это я сюда влетел. Уже месяц тут приморенный. На кипятке и хлебе. Сгноить обещаются опера. Я уже весь, как есть, сгнил. Вши живьем схавают. На прогулку не водят. А все за «закон» терплю. Что он даст? Ожмурюсь вконец! И ты тоже. Чуть позже, с той разницей. А захоти нынче пахать — не смогу. Сил уже нет.

— Откуда ты? Кто будешь?

— Драга — кликуха моя. Фартовал по Северам. Накрыли в Якутске, когда «рыжуху» сбывали. Я из «малины» Малючки. Ничего не слышал о нем?

— Нет.

— Значит, тоже попух.

— А кенты тут есть в зоне?

— Были фартовые! Замордовали всех. Новый начальник — из чекистов. В кабинете своем пахана размазал. Из «пушки». На глазах у всех. И как обещал, падлюка, так и смастырил. Со всеми разделывается. Никого дышать не оставляет.

— Ни хрена себе! — приуныл Колька.

— А что хочешь? В зоне собак больше, чем зэков. Попробуй слиняй!

— Эй вы, мудилы! Налетайте! — открылось оконце в двери. Охранник просунул две кружки стылого кипятка, прикрытые ломтиками хлеба. — Жрите, покуда не сдохли! — Он включил тусклый свет. И Коршун увидел, где он находится, и своего соседа. Тот был ужасен: живой скелет, обтянутый кожей.