Павел Андреев - Самовывоз

• Название: Самовывоз
• Автор: Павел Андреев
• Жанр: О войне

Рассказы. Афганистан, 1979–1992.

Каждый ставит точку в одиночку.

Начало истории. Окончание — «Обратная связь».

---

С такими размышлениями я подъехал к перекрестку с трассы на Степняк. Я знал старую дорогу — отреставрированный «английский» грейдер от Степняка и намерен был ехать этим маршрутом. При повороте налево, перед постом ГАИ, на обочине стояла женщина и «голосовала». Было около половины восьмого утра — самое начало утренних сумерек, второй день нового 2011 года, за бортом было минус тридцать два. Я остановился, чтобы подвезти эту женщину. Она подошла к водительской двери, я открыл стекло, морозный воздух мощно ворвался в нагретый салон машины. Лобовое стекло мгновенно превратилось в оперативную карту, с линией фронта, отмечающей, стекающими крупными каплями конденсата, переменные успехи потоков теплого и холодного воздуха. Шас недовольно поморщился.

— Доброе утро, до Карабулака подбросите? — поздоровавшись, вежливо спросила женщина.

— Мы едем в Аксу — ответил я.

— Это по пути, у меня только одна сумка, — женщина умоляющее склонилась к окну, заглядывая в салон, ища одобрения у Шаса.

— Садитесь назад, в правую дверь, сумку можете положить в багажник, — распорядился я.

— Можно я сумку возьму в машину? — Жалостливо попросила женщина.

— Я не против, — согласился я.

Пока она обходила машину, усаживалась в салон, как-то слишком бережно укладывая большую спортивную сумку на заднее сиденье за моей спиной, я закрыл окно, добавил оборотов винтилятору, направив струю теплого воздуха на запотевшее, в верхней трети, лобое стекло. Отраженный стеклом воздух неприятно ударил в глаза.

Мы ехали молча уже полчаса. Тихо играла музыка. Солце почти встало. Прикрытое туманной морозной пеленой, оно ярким оранжевым шаром висело над горизонтом. Дорога была скользкой, разгоняясь на открытых участках дороги, приходилось тормозить на покрытых укатанным, скользким снегом, участках.

На одном из таких участков, входя в поворот, пришлось резко затормозить, чтобы объехать достаточно большую яму. Машину занесло. Привычно сработало АБС. От резкого торможения, сумка женщины упала с сиденья и перевернувшись, застряла между спинкой водительского сиденья и диваном заднего сиденья. Женщина как-то неестественно громко вскрикнула и начала судорожно пытаться вытащить застрявшую сумку. Шас развернулся в ее сторону и тоже стал помогать ей. Обернувшись в пол-оборота, он резко дернул сумку вверх. Даже я услышал, как внутри сумки что-то крупное сместилось к противоположному ее торцу. Женщина еще раз вскрикнула и попыталась вырвать сумку уже из рук Шаса. Мешая друг другу, они вновь уронили сумку. Она упала торцом вниз, между водительским и задним сидениями.

— Да что там у вас такое? — Раздраженно спросил я, развернувшись в их сторону.

— Там ребенок, — плача ответила женщина, с трудом вытащив сумку, она уложила ее к себе на колени, крепко прижав к себе.

— Там моя девочка, мертвая, — сквозь слезы прошептала женщина.

Классические блюзовые композиции Клэптона были самым неуместным звуком, который только можно было себе представить в повисшей, в тот момент, тишине. Шас одним ударом по кнопке вырубил музыку. Мы минут пять еще ехали молча. Женщина уже не плакала, а только на одном дыхании выдавала звук «м-м-м-м-м». Шас тупо смотрел перед собой. Я вел машину, пытаясь понять происходящее: большая спортивная сумка с трупом мертвой девочки, отчего она умерла, сколько же месяцев малышке, если ее смогли упаковать в эту сумку?

На обочине, освещенный фарами, засветился дорожный знак населенного пункта «Кiшкентай».

— Тормози! — скомандовал Шас.

Я автоматически выполнил команду. Машина остановилась прямо перед знаком. Справа от дороги, у леса, стояло несколько домов с подворьями.

Шас резко вышел из машины.

— Выходи, ТВАРЬ! — приказал он женщине, грубо дернув ее за рукав.

Женщина послушно вышла, держа у груди обеими руками сумку.

— Поехали, — скомандовал Шас, резко хлопая дверью.

— Ты что творишь? — Спросил я.

— Поехали, поехали! — Шас нервно махнул рукой.

Я медленно тронулся с места. В моей голове вихрем проносились мысли, но я ни как не мог определиться с собственным решением. В зеркале заднего вида я видел, как женщина, прижимая сумку к груди, смотрела нам вслед с обочины дороги.

Чрезвычайная ситуация — это непреднамеренное, неожиданное зло, действующее в ограниченном промежутке времени. По своей природе чрезвычайная ситуация всегда временна. В чрезвычайных ситуациях человек должен добровольно оказывать помощь чужим людям, если это в его силах. Когда под рукой кроме молотка нет ничего другого, все кажется похожим на гвоздь.

Я резко повернул руль. Машину слегка занесло. Я свернул на узкую, занесенную снегом обочину, проехал метров десять и остановился.

— Что еще такое? — Раздраженно спросил Шас.

— Кажется заднее колесо, с твоей стороны, — ответил я. Мы вышли из машины. Оба были раздеты. Дул холодный пронизывающий ветер. Было холодно — градусов тридцать, не меньше! Колесо, провалившееся в снег, легко могло показаться спущенным. Шас пнул по шине. Я подошел с багажнику и оперся на машину. Как только Шас развернулся в мою сторону, я ударил его правой в челюсть. Удар не свалил его с ног, но опрокинул в глубокий кювет. Иногда нет другой возможности сказать и заявить, как только ударом или выстрелом.

Я открыл багажник, достал сумку и кинул ее Шасу, стоящему в кювете по пояс в снегу. Потом открыл левую заднюю дверь салона, достал его пуховку с шапкой, проверил карманы с документами и «лопатником», застегнул их, засунул шапку в рукав и кинул куртку на обочину. Сел в машину, включил «аварийку» и задним ходом поехал к женщине, оставленной нами у поселка Кiшкентай.

Она стояла спиной к моей машине и ни как на меня не реагировала. Я вышел из машины, усадил ее на заднее сиденье. Она безоговорочно подчинилась мне. Сел в машину, заблокировал все двери, включил на всю мощь печку и мы с ней поехали.

Когда я на большой скорости проезжал мимо Шаса, он уже выбрался из кювета и отряхиваясь от снега, одевал пуховик. Он даже не повернулся в мою сторону. Но если бы он совершил хоть одно движение в мою сторону — я бы сбил его, не задумываясь!..

Каждый ставит точку в одиночку

Если мы ставим точку на бумаге, для нас она точка. Если мы возьмем лупу и на нее посмотрим, она будет корявая, если возьмем лупу сильней, будет уже не понятно, одна там точка или много-много. А если — электронный микроскоп — все распадется. Именно это сейчас происходило со мной. Мне казалось, что я фиксирую связи между поступками людей, а они существовали лишь только в моем сознании. Есть реальный материальный мир с женщиной, везущей труп дочери в спортивной сумке, есть мир холода с пустынной обочиной — с Шасом стоящим на ней, есть даже представление, как этот самый мир устроен. Дальше некий провал, дальше — мысли. Как они из материального переходят в нематериальное, из реального в виртуальный, совершенно не понятно? Пропасть. Что в ней происходит, неясно. Но впечатление такое, что слова влияют на материю, что они творят вполне объективный мир, если таковой есть…

Я включил радио, чтобы хоть как-то заполнить пустоту общего молчания. В тишину с полуслова ворвалась песня:

…Я не от тех бегу, кто беды мне пророчит.
Им и сытней и проще на твердом берегу.
Им не дано понять, что вдруг со мною стало,
Что вдаль меня позвало, успокоить чтоб меня…

— Выключите, пожалуйста, эту песню! — нервно попросила меня женщина. Я взглянул на нее через зеркало заднего вида и выполнил ее просьбу. Она сняла теплую шаль. Оказалось, это молодая женщина — лет двадцати восьми. Разглядеть в зеркало ее толком не удавалось — нужно было следить за дорогой, да и сама рассказчица постоянно качалась из стороны в сторону, то пропадая, то появляясь в отражении зеркала заднего вида. В наступившей тишине она начала свой рассказ…

Это была не хитрая житейская история. Мама ее была местной казашкой. Комбинат «Прогресс» начали строить в 1982 году. Тогда в эти края приехало много специалистов, командированных на эту стройку. С одним из них и познакомилась мать моей попутчицы. Комбинат строился ударными темпами. После отъезда командированного специалиста, его местная подруга родила девочку. Отец мамы моей попутчицы не принял дочь, выгнав ее с ребенком из дома. Ее приютила мать отца — бабушка Дариги, так звали мою попутчицу.

После окончания школы, она отучилась в местном училище и устроилась работать на комбинат. К этому времени мама умерла. Родня по-прежнему считала ее изгоем. Бабушка была жива и как-то рассказала историю ее рождения. Дарига нашла отца через документы отдела кадров — помогла немка тетя Эмма, знакомая бабушки. Так Дарига оказалась в Ташкенте. Нашла отца, он оказался человеком порядочным и взял девушку в свою семью. Это было начало века. Не простые времена. Три года она прожила в Ташкенте. Отец устроил ее на работу по специальности. Все, вроде, началось складываться, но отношения с женой отца так и не заладились. В семье были еще две девочки, младше Дариги. Они относились к ней, как старшей сестре. Это не нравилось их матери.