Андрей Упит - На грани веков

• Название: На грани веков
• Автор: Андрей Упит
• Издательство: Зинатне
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-7966-0091-5

Одно из лучших произведений народного писателя Латвии А.М.Упита роман «На грани веков» повествует об исторических судьбах латышского крестьянства в XVII–XVIII столетиях.

Роман рисует картины народно-освободительной борьбы против немецких баронов и шведских захватчиков, воссоздает историю присоединения Латвии к России.

Во вторую книгу тетралогии народного писателя Латвии Андрея Упита входят ее третья и четвертая части: «На эстонском порубежье» и «У ворот Риги», которые продолжают повествование о жизненном пути владельца имения Танненгоф барона фон Брюммера и его крепостного — кузнеца Мартыня Атауги.

---

Юрис кивнул головой и с довольным видом покрутил усы.

— Вот это верно, вот так и следует. Холодкевич подыщет замену на то время, пока будешь в отлучке, а вернешься — опять ту же должность займешь.

Старый Марцис примостился на связке оружия. Юкум выбрал меч полегче и поуже, потому что и сам Марч был тонким и высоким, и помог дружку опоясаться. Меч сразу преобразил юношу, придав ему более бравый и смелый вид, у него даже глаза заблестели; после этого Марч стал в ряд, поближе к Мартыню.

Юрис поглядел в список.

— Седьмой мне уже ведом, вызовется он либо нет — все одно. Прейманов Прицис, прозываемый Экой. Отец, мать еще в силе, сестре двадцать лет, брату — шестнадцать. Где он? Выходи вперед!

Эку вытолкнули из задних рядов, он вышел багровый и, точно ища спасения, оглядывался кругом. Нижняя губа его тряслась, в глазах стояли слезы. От испуга он даже заикался:

— Я… Эк… у меня колотье в боках…

Друзей у Эки и раньше не бывало, так что и теперь никто его не пожалел, никто не поверил в его хворь.

— Это ежели похлебки с салом через меру нахлебаешься…

Кто-то оказался еще безжалостнее:

— Ну, ежели этого калмыки пришибут, волости убытка не будет.

Юрис сурово оборвал зубоскалов: воинское дело серьезное, тут шуточки не к месту. Эку подпоясали мечом, он изо всех сил крепился, чтобы не выказать себя трусом. Оставалось выбрать еще одного. Юрис долго изучал список, потом заявил:

— Осталось вас пятеро, и все сыновья хозяев. Я хочу, чтобы все было по справедливости, а потому надо тянуть жребий. Кто вытянет, тому и идти.

Жребии уже лежали у Криша в шапке, жеребьевка была предусмотрена заранее. Среди пятерых был и Лауков Тенис, вот ему-то как раз жребий и выпал. Понятно, что Тенису пуще смерти не хотелось идти в поход, а все же он держался мужественнее Эки. Слегка трясущимися руками сам опоясался мечом и стал в ряд.

— Коли выпало, так ничего не поделаешь…

Но Лаукиха была другого мнения. Она как раз в этот миг во всю прыть влетела во двор. Увидев Тениса с оружием на боку, даже не спросив, как это произошло, еще издали завопила:

— Ах вот оно как! Опять, выходит, мой Тенис! Вот напасть! А только не бывать тому! Никуда он не пойдет! Как мы вдвоем с калекой по хозяйству управляться станем? Сено у нас покрали, лошадь отобрали, а теперь на вот, опять! А почему не может пойти Пумпуров Эйдис либо Сваренов Карлис? Потому что у кузнеца Мартыня зуб на нас, потому что живьем он нас хочет съесть. Да и этот помощничек его не лучше, такой же душегуб!

Напрасно мужики с мечами пытались ее утихомирить, напрасно оба бородача подъехали вплотную и угрожающе размахивали плетями, напрасно побагровевший Юрис топал ногой по каменной ступени и размахивал свитком. Лаукиху нельзя было унять. Она растолкала толпу, вцепилась в грудь Падегову Кришу и так встряхнула парня, что у того шапка слетела, потом кинулась с кулаками на самого полномочного посланца короля. Прокляла весь род кузнецов, старого Марциса, покойную Дарту, которая не ходила в храм и держалась католической веры, даже покойной Майе досталось. Ругаясь, она еще больше свирепела, орала на весь господский двор, а лес как ни старался, но так и не успевал отвечать эхом на весь поток ее брани. Посланец короля махал руками, видно было, что рот его раскрывается, но ни единого слова не слыхать. Под конец разъяренная Лаукиха принялась проклинать шведов и их короля, потом кинулась к Тенису и попыталась сорвать с него меч. Это уж было слишком, такое самоуправство нельзя было допустить. Юрис спрыгнул с крыльца и подбежал к ней.

— Вяжите ее, вяжите вожжами эту шалую суку! В клеть ее!

Но вожжей под рукой не оказалось. Лукстов Гач и Марч подхватили Лаукиху под руки, Дардзанов Юкум подталкивал ее сзади, этаким манером поволокли и втолкнули ее в клеть. Стало слышно, как она там колотит в толстую дверь и голосит.

Только переведя дух, Юрис смог продолжать прерванное дело. Мечей кузнец наготовил предостаточно, хватило и на лиственцев, и на болотненских. Ружья пришлют из Риги, сегодня вечером или завтра утром подвода будет здесь. Только вот надобно еще научиться владеть этим оружием, иначе от него мало проку. Один из спутников королевского посланца останется здесь обучать их, и его надо слушаться, как самого посланца. Второй займется с лиственскими, пока сам Юрис распорядится болотненскими. Еще раз он пригрозил бабам и всем остающимся дома, наказал не хныкать, не путаться под ногами и не болтать глупостей, а не то с каждым может случиться то же, что с Лаукихой, которую выпустят лишь поздним вечером.

Так и началось в Сосновом обучение воинскому искусству. Поначалу мужики думали, что замахиваться мечом, рубить да колоть — пустяковое дело, но бородач багровел и кричал, как будто его режут, когда они взмахивали оружием над головой и, точно солому, подкашивали ольховый прут. Он выхватывал меч и показывал, как следует это делать по-настоящему: выставив одну ногу вперед, двигая рукой только в кисти, описывал мечом круги и полукружия, а потом вдруг молниеносно разрубал воздух, так что только свистело. Да, сосновские воины понимали, что их опыт ничтожен, и в одних рубахах усердствовали до седьмого пота. Одна беда, что нельзя было понять ни слова из того, что кричал швед. Мало помогали и затрещины, которые он, разъярившись, отпускал то одному, то другому, хотя в общем человек он был довольно добродушный. Оказалось, что сосновцы не умеют ни строиться, ни разом вскидывать ноги, ни ходить попарно и по четыре. Дворовые издали поглядывали, как муштруют ратников, качали головой и вздыхали. М-да, военная служба — дело не шуточное.

Когда прибыла из Риги подвода с мушкетами, пулями, порохом и картечью, лес с утра до позднего вечера оглашался грохотом, и временами все имение затягивало голубым вонючим пороховым дымом. Надо было научиться стрелять стоя, сидя и лежа из-за какой-нибудь кочки или из сырой, поросшей мхом ямины, И все же искусством стрельбы ратники овладели куда легче и быстрее, чем уменьем размахивать мечом. Только у Эки не очень ладилось. Пистолетом он в свое время орудовал неплохо, но с длинным и тяжелым мушкетом все никак не мог управиться. Главная беда была в том, что в ожидании выстрела он каждый раз непроизвольно зажмуривал глаза, и пуля то попадала в землю, в каких-нибудь десяти шагах, то сшибала верхушку елки, куда никоим образом не должна была попасть. А однажды и вовсе несуразное дело получилось. Стреляли картечью в доску высотой в человеческий рост, поставленную меж двух сосен. Неподалеку, на срубленном стволе ольхи, швед повесил свой мундир и шапку. При стрельбе картечью грохот раздавался вдвое оглушительнее, нежели когда стреляют обычной пулей. Эка сразу же зажмурил глаза, как только притронулся к курку, вот и вышло, что горсть свинцовых бобов угодила не в доску, а прямо в шапку бородача — только пыль взвилась. Швед просто взбесился, схватил загубленный головной убор и отхлестал им недотепу так, что тот чуть не разревелся. В результате на следующий раз у Эки тряслись руки и ружейный ствол начинал плясать, стоило только вскинуть мушкет. Вечерами Эка долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и вздыхал, даже свой завидный аппетит потерял, на глазах худел с каждым днем и еле волочил ноги. Остальные ратники только головами качали: не будет от этого пентюха толку на войне.

Таким же образом муштровали ополченцев в Лиственном и Болотном. Из двенадцати лиственцев добровольно вызвались только Ян, Симанис и Петерис, остальных пришлось назначить по списку и заставлять тянуть жребий. Ровно через неделю войско в тридцать пять человек было в должной мере вооружено и обучено. Самодельных мечей хватило на всех, только троим болотненским ружей не досталось, им дали пистолеты из запасов Холодкевича. Рано поутру все собрались в Лиственном. На проводы пришли жители трех волостей. Ратники держались довольно браво, короткий срок обучения все же принес плоды. Тихо и серьезно вели себя и провожающие, они поголосили уже вдосталь, а теперь все равно ничто не поможет. Самыми бравыми выглядели сосновцы — все в сапогах, за спиной котомки из холстины, вымоченной в отваре льняного семени. Ополченцы из большой, но бедной болотненской волости — невзрачные и угрюмые, не у всех даже постолы есть, поверх котомок привязаны по две-три пары запасных лаптей. У каждого третьего — за поясом топор, иные, помимо меча, прихватили ножи, которыми обычно колют свиней, либо еще какое-нибудь самодельное оружие — кто же его знает, как там придется драться. Кузнец Мартынь назначен был предводителем всего ополчения с неограниченными полномочиями; кроме того, над ратниками из каждой волости был свой начальник: у сосновцев — Клав, у лиственских — Симанис, у болотненских — Букис, небольшой колченогий мужичонка. Взяли его потому, что он уже побывал на войне[1] в тысяча семьсот первом году и потому считался в волости единственным сведущим в ратных делах человеком. Правда, судить о его познаниях в этом деле было трудно — Букис не хвалился и ничего не рассказывал, вообще-то и двух слов за день от него не услышишь.