Алексей Апухтин - Архив графини Д **

• Название: Архив графини Д **
• Автор: Алексей Апухтин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1985

Светская повесть в письмах, проза поэта Апухтина.

Составление и подготовка текстов А. Ф. Захаркина

Примечания Р. А. Шацевой

---

Твоя Мери

34. ОТ М. И. БОЯРОВОЙ.

(Получ. 10 ноября.)

Так как твой муж уезжает, то не лучше ли нам после катанья в тройке вернуться к тебе? Закажи ужин дома, это гораздо приятнее, чем в ресторане.

Мери

35. ОТ ГРАФА Д.

(Получ. 18 ноября.)

Милая Китти, я пишу тебе сутками позже, чем обещал, потому что вчера вечером, придя в свою комнату, буквально свалился от усталости и заснул, как убитый. Доехал я вполне благополучно. От Москвы ехал с Бубликом-Белевским, и мы всю дорогу играли в пикет. В Слободск приехал в 11 часов вечера, лошади ждали меня на станции, но ехать было невозможно по причине сильнейшей метели. Пришлось подождать, и только в 9 часов утра я приехал в Красные Хрящи. Похороны назначены были в 10, но начались гораздо позже, потому что ждали архиерея, который опоздал по случаю метели. Все было в высшей степени торжественно, собралось множество соседей и слободских чиновников; видно, что покойницу очень уважали. В три часа начался утомительнейший поминальный обед в двух залах. Соседкой моей была госпожа Можайская, которая с утра впилась в меня как пиявка и не отпускала от себя ни на минуту! Вот удивительный субъект! Если б она не была так желта, ее бы можно было назвать вполне синим чулком. Она забросала меня именами сочинений и авторов, о которых я слышал в первый раз в жизни, и очень приставала ко мне, нет ли в Петербурге какого-нибудь египтолога, так как она теперь специально занимается изучением египетских древностей. Она через месяц едет в Петербург и, кажется, очень рассчитывает на тебя, чтобы пролезть в общество, но, вероятно, ошибется в своих надеждах. Се n'est pas une femme a orner le salon comme le tien[50]. Ее муж произвел на меня также очень странное впечатление: он ходит как потерянный; а когда я поблагодарил его за любезность, которую он сделал тебе весной, он в ответ начал бормотать какие-то несвязные слова. Впрочем, я из этих Можайских извлек-таки пользу: они наняли в нашем большом доме бельэтаж, который вторую зиму стоит пустой, а так как цену они дали очень хорошую (по тысяче рублей в месяц), то прошу тебя сейчас же призвать управляющего и велеть ему квартиру почистить, оклеить новыми обоями и т. д. Сколько мне помнится, во второй комнате мебель слишком стара, вели ее убрать, а вместо нее перевезти с дачи голубую атласную. К Новому году все должно быть готово, они приезжают в самом начале января. Представь себе, что обед тянулся почти до шести часов; после жаркого архиерей и попы встали и с бокалами шампанского в руках запели: «Со святыми упокой». Я испугался, думал, что они перепились, но оказывается, что это старинный русский обычай, сохранившийся в этих местах до сих пор. Соседка моя уверяла, что и в Египте было что-то в этом роде. Гости оставались еще долго после обеда, и только в 10 часов меня привели в ту самую комнату, которую ты занимала весной.

Я надеялся, что сегодня вскроют завещание, но это произойдет завтра или послезавтра. Мне неловко об этом расспрашивать, но кажется, что ждут какого-то душеприказчика. Родственников покойной собралось здесь видимо-невидимо; все это люди простые, но довольно приятные. Tout le monde est charmant pour moi, on m'entoure de petits soins[51], по всему видно, что на меня уже смотрят как на хозяина. Княжны Пышецкие показались мне очень симпатичны, особенно вторая. Если тетушка ничего им не оставила, надо будет что-нибудь для них сделать, сыскать им какое-нибудь место в Петербурге. La fameuse Василиса est d'un ridicule acheve, mais bonne femme au fond, elle a une veritable adoration pour toi[52].

Сегодня утром я пошел осмотреть кое-что по хозяйству. Конюшни, флигеля, каретный сарай,— все это очень ветхо, и все это придется перенести куда-нибудь подальше от дома. К сожалению, о парке я не могу составить себе никакого понятия. Хотел посмотреть оранжереи, но вчера навалило столько снега, что пройти туда невозможно. В доме много прекрасной старой мебели. Одна этажерка красного дерева так мне понравилась, что я хочу взять ее с собой и поставить в твоем будуаре.

Я замечаю, однако, что мысленно уже распоряжаюсь в Красных Хрящах, как хозяин, а между тем они, может быть, достанутся кому-нибудь другому. Впрочем, кому же? Во всяком случае, оставила ли нам тетушка все или даже ничего не оставила,— на это была ее полная воля,— я от души рад, что не поленился приехать на похороны этой святой, достойной женщины,— и, конечно, пробуду здесь до девятого дня. Ведь Анна Ивановна была тебе одно время вместо матери, а в нашей ссоре,— надо сказать правду,— мы были виноваты больше, чем она. Конечно, были у старушки свои странности и причуды, но мы должны были отнестись к ним иначе. Какое счастие, что мы загладили нашу вину в последний год ее жизни, и как я тебе благодарен за то, что ты вздумала съездить к ней весной. Приобретем ли мы что-нибудь от твоего путешествия,— еще неизвестно, но то, что мы уже приобрели, т. е. спокойствие совести, гораздо дороже всякого наследства. Ведь и мы когда-нибудь умрем; это, конечно, истина избитая, но как часто мы ее забываем!

Девятый день приходится 18 ноября. Отдав последний долг усопшей, я выеду в тот же день вечером, проведу денек у брата в подмосковной, а к твоим именинам, во всяком случае, буду дома. Прощай, милая Китти, дети здоровы и целуют тебя.

Твой муж и друг Д.

P. S. Ты собиралась сделать вечер в Екатеринин день, но только ловко ли это будет? Положим, что эту тетушку никто в Петербурге не знал, но когда мы получим большое наследство, тогда все про нее узнают. По-моему, тебе даже не мешает надеть траур месяца на два, тем более что интересные балы начнутся только в январе.

Перечитывая письмо, я заметил, что в рассеянности передал тебе поклон от детей. Это доказывает, как я о них постоянно думаю. Расцелуй их за меня.

36. ОТ ГРАФА Д.

(Получ. 20 ноября.)

Сегодня, в 9 часов утра, вскрыли завещание. Красные Хрящи достались старшей княжне, Пензенское имение — второй княжне. Деньгами: Василисе 30 тысяч, разным родственникам, на прислугу и на похороны всего около восьмидесяти, остальные деньги (больше 300 тысяч!) на монастыри и богоугодные заведения. Тебе — бриллианты и другие драгоценные вещи. Это могло быть недурно, потому что к Анне Ивановне перешли все кречетовские бриллианты, да и сама она всю жизнь покупала хорошие вещи, но представь себе, что все это исчезло. Когда сняли печати, в наличности оказалась одна паршивая брошка, да еще в огромном количестве всякие бусы, четки и тому подобная гадость. Я глубоко убежден, что грабеж совершен Василисой, потому что все это было на ее руках. Я — не наследник, мое дело сторона, а потому я не выразил никакой претензии, но ты, как наследница, можешь написать Василисе и припугнуть ее судом: авось она хоть что-нибудь из награбленного отдаст. Я старался faire bonne mine au mauvais jeu[53], быть веселым и любезным со всеми, и это сначала мне удавалось, но во время завтрака привезли почту, и представь себе, что первая вещь, которую я увидел, были смуровские коробки с черносливом. При виде этого чернослива такое бешенство меня охватило, что я убежал в свою комнату, чтобы скрыть досаду, и пишу тебе это письмо. Пожалуйста, пошли немедленно сказать Смурову, чтобы он перестал высылать туда чернослив, я вовсе не желаю улучшать пищеварение этой подлой Василисы!

Конечно, я никакого девятого дня ждать здесь не буду, j'ai assez de tout ce monde a interlope[54]. Да, по правде сказать, глупо было приезжать на похороны. Мы с тобой слишком большие идеалисты и о других людях судим по себе. Избави меня бог осуждать покойницу, но надо же сказать правду: чудачкой прожила весь век, чудачкой и померла. И заметь, что все эти старые девы таковы. При каждой из них непременно состоит какая-нибудь Василиса, которая делает с ними, что хочет, потому что знает хорошо приключения их молодости. А у тетушки было в молодости, как тебе известно, похождений не мало. Я, конечно, вспоминать о них не буду и, как христианин, от души желаю, чтобы господь простил ей все, между прочим, и ее неблагодарность относительно нас.

Я уезжаю сегодня в ночь, проведу дня три в подмосковной у брата и накануне твоих именин буду в Петербурге. Я в прошлом письме писал тебе о трауре, но теперь он кажется мне совсем лишним. Рассылай приглашения на 24-е, если тебе хочется устроить вечер.

Твой муж и друг Д.

37. ОТ КНЯГИНИ КРИВОБОКОЙ.

(Получ. 3 декабря.)

Милая графиня. Если Вы едете сегодня на бал к англичанам, то не возьмете ли под свою протекцию Наденьку? Вы знаете, я не люблю отпускать ее даже с замужними сестрами. Вы единственная женщина, которой я решаюсь вверить это сокровище. А сама я не еду, во-первых, потому что утром у меня был Петр Иваныч, и, значит, я расстроена на целый день, а во-вторых, из патриотизма, потому что англичане, где могут, везде кладут палки в наши колеса. Вообще политическое положение Европы мне не нравится. Хотя никаких особенных известий нет, но я убеждена, что Бисмарк опять что-то замышляет. Что именно,— я еще не знаю, и это меня беспокоит.