Яков Паппэ - Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг.

• Название: Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг.
• Автор: Яков Паппэ
• Жанр: Экономика

Книга посвящена формированию и развитию крупного российского бизнеса в 1993 г. — первой половине 2008 г. Анализируются институциональные и воспроизводственные факторы его становления и развития. Представлена краткая история наиболее значительных и известных субъектов бизнеса — интегрированных групп и компаний. Подробно описано формирование новой модели российского крупного бизнеса в 2000-е гг. под воздействием двух основных факторов — расширяющегося взаимодействия с мировыми финансовыми рынками и изменения экономической роли государства.

---

В России в 1990-е гг. формирование крупного бизнеса происходило в уникальных условиях — в сочетании глубокого экономического спада, смены политического строя, национальной катастрофы и тотального недоверия общества к новым государственным институтам. Поэтому возникшая национальная модель крупного бизнеса резко отличалась от существующих в Западной Европе и Северной Америке. С другой стороны, в ней не было ничего уникального, если сравнивать с тем, что демонстрировали в различные периоды своей истории многие крупные развивающиеся страны (Южная Корея, Турция, Мексика, Бразилия и пр.). Просто по сравнению с этими странами в ней были более выражены некоторые черты:

а) неразделенность фактических отношений собственности и управления, собственность как обязательство, игнорирование прав и оттеснение пассивных собственников;

б) непрозрачность для внешнего наблюдателя, искусственная запутанность и ситуативность формальных отношений собственности и управления;

в) высокая степень зависимости от государства: невозможность выполнения формально зафиксированных правил в отношениях с ним, административный торг по поводу взаимных обязательств [24].

Рассмотрим эти характеристики более подробно.

А) В большинстве ИБГ и компаний одна и та же группа физических лиц в 1990-е гг. являлась одновременно и крупнейшими акционерами (прямо или косвенно), и топ-менеджерами. Кроме того, часто встречались случаи, когда основной собственник играл решающую роль в управлении, не занимая ключевых формальных позиций. Так, например, Р. Абрамович никогда не имел в «Сибнефти» более высокой должности, чем глава московского представительства и рядовой член совета директоров. А И. Махмудов, не скрывая, что является хозяином Уральской горно-металлургической компании и контролирует не один десяток промышленных предприятий, утверждал тем не менее, что никогда не подписывал никаких документов.

Слой наемных топ-менеджеров в России уже появлялся, но еще был крайне малочисленным. Он формировался в основном в представительствах и филиалах зарубежных фирм, на предприятиях и в компаниях с иностранным капиталом. Что же касается людей, нанимавшихся на высшие управленческие должности в крупных отечественных ИБГ, компаниях и предприятиях и имевших там успех, то в каждом конкретном случае крайне затруднительно определить, сохраняли ли они позиции «чистых наемников» или со временем входили в состав основных акционеров. Однако есть основания считать, что достаточно часто происходило второе. Кроме того, примеров перехода первых лиц крупных российских ИБГ и компаний в другие структуры, не связанные с исходными, практически не было.

Обратим внимание также на важнейшее отличие России не только от развитых, но и от указанных выше развивающихся стран. 1990-е гг. для нее — годы возрождения рыночной экономики после весьма длительного и радикального перерыва. И большинство крупных предпринимателей являлись основателями контролируемых ими структур [25]. Поэтому ни сверхконцентрация собственности, ни совмещение собственности и управления в 1990-е гг. не выглядят удивительными или неприемлемыми с точки зрения рыночной логики. Ведь все считают нормальным, что в течение многих лет Microsoft принадлежал Биллу Гейтсу, а Dell — Майклу Деллу, притом что обе компании были публичными, а их акции — голубыми фишками.

Тем не менее неразделенность собственности и управления при наличии дополнительных стимулов и условий создавала возможность для развития многих считающихся неприемлемыми для рыночной экономики явлений. Прежде всего это непрозрачность финансовых потоков и распределительных схем. Собственник-менеджер может не только легко обеспечить себе доход в недивидендной форме, но и договориться с государством о «серых» неналоговых способах учета законных интересов последнего [26].

Еще одной особенностью российского крупного бизнеса является специфическое соотношение прав и обязанностей собственника. Последний обязательно должен был каким-либо образом участвовать в процессе текущего функционирования объекта собственности, оказывать ему какие-то значимые услуги, другими словами, быть чем-то полезным. В противном случае он не только не смог бы реализовывать свои права и получать доходы, но и рассматривался бы всеми заинтересованными сторонами (стейкхолдерами) как «неправильный». И положение пассивного крупного собственника еще хуже, чем мелкого. С большой вероятностью можно было ожидать попыток его вытеснения, причем общественно одобряемых.

Сформулированный тезис хорошо подтверждается при анализе сделок по перепродаже контрольных и блокирующих пакетов акций крупных предприятий, купленных в процессе приватизации. В подавляющем большинстве известных нам случаев причина была отнюдь не в острой потребности в деньгах у первоначальных покупателей, а в том, что они не смогли обеспечить купленные предприятия необходимыми для них услугами: где-то организацией снабжения и сбыта, где-то кредитами на пополнение оборотных средств или инвестициями, где-то постановкой современного менеджмента или реструктуризацией, а где-то и поддержкой со стороны властей, чаще всего региональных.

Можно сослаться и на высказывания самих российских предпринимателей. Например, председателя совета директоров Новолипецкого металлургического комбината В. Лисина. Его позиция, на наш взгляд, представляется особенно интересной, поскольку он не только владелец одной из крупнейших российских металлургических компаний и миллиардер, но и доктор экономических наук (причем степень получил уже в постсоветский период), и лектор Академии народного хозяйства при правительстве РФ. Приведем выдержки из интервью В. Лисина журналу «Эксперт» [25], опубликованного несколько позже, в 2001 г.

Интервьюер: «…началась борьба с Интерросом?»

В. Лисин: «Я с ними не борюсь. Я их вообще не замечаю. Нет, время от времени я говорю: хочешь быть инвестором — давай деньги. Вкладывай в реконструкцию. Не хотят. Ну и не надо».

Интервьюер: «Дивидендов, наверное, хотят… А ну как они пакет-то свой продадут. Например, кому-нибудь из Ваших конкурентов?..»

В. Лисин: «Да хоть Папе Римскому. Я же объяснял уже. Каждый новый собственник будет так же принят: хочешь участвовать в комбинате — давай участвуй. А так, купоны стричь — этого не надо».

Можно, конечно, счесть, что данные высказывания В. Лисина являлись популистской риторикой претендента (правда, несостоявшегося) на пост главы администрации Липецкой области. Однако годом раньше предприниматель совсем другого масштаба и из другой сферы деятельности — председатель совета директоров футбольного клуба «Зенит» В. Мутко, хотя и с явным сожалением, говорил, на наш взгляд, практически то же самое: «В классическом понимании акционеры покупают акции и ждут дивидендов. Акционер “Зенита” купил акции и помогает покрывать дефицит. Любой акционер клуба участвует в этом пропорционально своей доле в капитале. Для этого с каждым из них подписывается специальное соглашение. Иначе за этот бюджет не голосуй…»[27].

По нашему мнению, простым следствием описанной выше нераздельности прав и обязанностей собственника является широко известная проблема нецивилизованного отношения к миноритарным акционерам в российских компаниях в 1990-е гг. и незащищенности их прав. Миноритарный акционер чаще всего выступает частным случаем пассивного или «неправильного» акционера, который требовал реализации своих формальных прав, не выполняя при этом своих неформальных, но подразумеваемых эмитентом и основными стейкхолдерами обязательств. Поэтому естественны были попытки его игнорирования или даже вытеснения. Напротив, к миноритариям, «выполняющим возлагавшиеся на них функции», всегда относились с большим пиететом, как к иностранным, так и к отечественным. Достаточно вспомнить «Рургаз» в «Газпроме» или СУАЛ в «Иркутскэнерго».

Заметим также, что миноритарные пакеты часто приобретались на фондовом рынке, который для России 1990-х гг. являлся институтом достаточно непривычным и экзотическим. И уже по одному этому статус соответствующего акционера был для тогдашнего российского обыденного права не вполне легитимным. (На бытовом языке — спекулянт он: акции по дешевке хапнул, ничего полезного для предприятия не делает, а еще доходы получать хочет.)

Б) Непрозрачность и динамичность формальных отношений собственности и управления в российском бизнесе общеизвестны, однако масштабы и роль этого явления большинством исследователей, по-видимому, недооценивались. На наш взгляд, в 1990-е гг. эти отношения вообще были чисто ситуативными, т. е. определялись не внутренними потребностями и стратегией бизнеса, а были частью тактического реагирования на изменения внешних для него условий: экономического законодательства, соотношения сил между федеральным и региональным уровнями власти, конкретных отношений с теми или иными политиками или чиновниками. Поэтому изменения во многих случаях происходили со скоростью, не позволявшей внешним наблюдателям не только проинтерпретировать, но даже и отследить их.