Наталья Ривкина - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Наталья Ривкина
• Жанр: Современная проза

---

Гента умерла рано утром. Едва светало. Она позвала Гришу и попросила рассказать что-нибудь смешное. И пока Гришка, спросонья зевая и почесываясь, рассказывал про сумасшедшего ребе и еврейских партизан, она лежала, закрыв глаза, и улыбалась. Когда он закончил, она была уже мертва.

Когда Гришка оглядывается назад, он думает, чем была жизнь его. Жизнь его с Гентой. Теперь, когда ее не стало, много дней спустя, пережив боль, Гришка спрашивал себя, любил ли он Генту. Он всегда страшился потерять ее, оттого как казалось Гришке, что вся его жизнь на Генте держится, Гентой проросла. И нет такого места в душе его, где бы Гента, маленький призрак ее не расхаживал, как обычно суматошась и нашептывая Гришке, нашептывая, предостерегая, напоминая, подсказывая. Но теперь, сквозь неумолчный шепот Генты, слышал Гришка вдруг, властный, Гришкиному желанию вопреки звучащий, голос совсем другой. Девушки из прежней жизни его. Фриделе, так ее звали.

Гришка помнил день, один только день. И не день даже, а час, быть может, мгновение. Сладкий запах тополей, и барачную скрипучую лестницу, и полумрак, с непривычки, когда забегаешь со двора, с полуденного его солнца, и шершавые, с облупившийся краской перила. И Фриделе. Вопреки отцу, велевшему намедни выкинуть убогие Гришкины дары, все эти дешевые бусы, стеклянные брошки, и шпильки, украшенные фигурками павлинов, всю эту поддельную роскошь, наверняка ворованную, как подозревал отец Фриделе, и подозрения его подтвердил участковый милиционер. Так вот, вопреки отцу, сапожнику Якову Койфману, целый день цокающего молоточком в будке своей и понятия не имеющего о том, что обычно творится в голове девушки, еще не достигшей совершеннолетия, но уже страстно мечтающей о любви, о поцелуях, о страшных клятвах, о мужских руках, расстегивающих пуговки на блузке и еще о чем-то, до конца еще не понятом, отвратительном и прекрасном одновременно, вопреки теткиным рассказам, считавшей своим долгом довести до разумения племянницы все те ужасные вещи, которые творят мужчины, едва оставшись наедине с приличной девушкой, Фриделе Койфман, еще не достигшая совершеннолетия, но уже страстно мечтающая о любви, о Гришкиной любви, крутится перед зеркалом над рукомойником в розовой комбинации, двадцать минут назад стянутой Гришкой с бельевой веревки мадам Сушковой. Из-под носа дворника, скверного мужика с крепким ударом правой. Фрида, от удовольствия вся раскрасневшаяся, пытается разглядеть себя сзади, в то время как Гришка, раскрасневшийся от жары полуденной, от спешного бегства с розовой комбинацией в кармане, от желания побыстрее комбинацию эту с Фриды снять, разглядывает Фридину грудь, и оттого становится все более беспокойным. Наконец Фрида, разглядев себя по частям в зеркале над рукомойником и оставшись в полном восторге от явленного ей отражения, оборачивает к Гришке глаза, влюбленные свои глаза, и тянется к Гришке, еще чуточку настороженная, но вся уже Гришкина, себя уже Гришке доверившая. И Гришка берет ее, берет неторопливо и нежно, так что Фридапочти не чувствует боли. И пахнет тополями и борщом, мальчишки гоняют футбол во дворе, полуденным солнцем раскаленном, ишак орет на соседней улице, и Фрида, перепугавшись вдруг свершившегося, не знает, куда спрятать перепачканную кровьюпростынь, и пути назад нет, и вдруг успокоившись, она притихает, прижимается к Гришке, и Гришка чувствует счастье, упоительное, невозможное счастье и хочется Гришке, чтобы было так навсегда.

Через две недели упоительное счастье никуда не уходит, и Гришка начинает волноваться, и изводить себя ужасными предчувствиями измены и прочих пакостей, на которые женщины только и способны. Упоительное счастье никуда не уходит, но Гришка не собирается сдаваться. Он задает Фриде вопросы, должные вмиг подловить ее на предательстве, обмане, подлоге. Фрида только моргает и смотрит на Гришку влюбленными глупыми глазами. Но Гришка не собирается сдаваться и в счастье, в невозможное счастье свое верить не может, не умеет. День за днем за влюбленными Фридиными глазами Гришка пытается разглядеть другую Фриду. Разжиревшую, всем недовольную, изнывающую от похоти, кромсающую баклажаны у плиты, и детей ее, играющих в грязи во дворе, увидеть собственно детство свое, сплошь промозглые осенние сумерки, и разговоры второгодников, заправски куривших на заднем дворе, вонявшем мочой и конским навозом, пока прыщавая Семеновна рассказывала о теории Дарвина, и еще мать свою, наступающую на Гришку, огромные во всю комнату ручища ее, и как от злости она клокочет вся, и булькатит, и запах прогорклого масла и подгоревших котлет, и еще что-то, что не вспомнить и не понять. Но видит Гришка только влюбленные глупые Фридины глаза. Через две недели, измучившись сам, и Фриду измучив, поняв, что от упоительного счастья этого ему не отделаться, Гришка удрал из города.

По дороге Гришка влюбился в проводницу первого класса и провел с ней незабываемые тридцать пять минут. Потом в продавщицу кондитерской в каком-то затрапезном городе, в котором Гришка по недоразумению отстал от поезда. А потом в проститутку с вокзальной площади. Сутенер ее был страшно ревнив и следил за каждым ее шагом. О романтических свиданиях не могло быть речи. Так что любовь эта стоила Гришке всей его наличности и еще золотого перстня, украденного у Фридиной тетки по случаю. А когда наличность закончилась, двух передних зубов, которые выбил ему взбешенный сутенер, застукав их, потных и голых. Совсем потеряв голову, нервный этот малый достал револьвер и пообещал отстрелить Гришке яйца. Не дожидаясь такого несчастья, Гришка сиганул со второго этажа и, таясь контролеров, отправился в столицу.

Было бы неправдой сказать, что Гришка вспоминал о Фриде. И вдруг, спустя годы, запах тополей и Фридины глупые влюбленные глаза, явились неизвестно из каких закоулков Гришкиной памяти и накрепко засели в Гришкиной башке. Влюбленные Фридины глаза, барачная скрипучая лестница, запах тополей, упоительное счастье, навсегда потерянное. Сплошное мучение, особенно, если учесть, что у Гришки была аллергия на тополиный пух. Тополя эти, будь они не ладны, грезились Гришке в местах самых неподходящих. Так что даже в туалет Гришка ходил с баллончиком астмопента.

Через год после смерти Генты, Григорий Майер решил отыскать Фриделе Койфман, дочь сапожника Якова, пятьдесят лет назад торговавшую вразнос домашним печеньем и десертным вином. Все агентства отвечали ему отказом. Никаких следов Фриды Койфман. Фрида словно сгинула. Но Гришка никак не мог успокоиться. Вступило ему отыскать Фриду, и чем дольше думал он об этом, тем все более значительную картину рисовало воображение его. Через неделю он был убежден, что Фрида — единственная любовь его жизни, любовь, спрятанная столько лет в его сердце, от него самого спрятанная и теперь враз ожившая, заставившая старое сердце его замирать от аритмии. Гришка глотал таблетки. Но сердце не успокаивалось. И давление подскакивало под двести. Через две недели Гришка уверил себя, что должен отыскать Фриду, во что бы ни стало. Ему и в голову не приходила, что Фрида, которой по смутным Гришкиным подсчетам было шестьдесят пять лет, могла умереть. Например, от чахотки, родов, несчастной любви, подавившись рыбной косточкой или, попросту из вредности, чтобы навредить ему на старости лет.

Гришка обратился в частное бюро, обещавшее высокий сервис и доступные цены. Загорелый юнец, с виду закоренелый негодяй, встретил его в прокуренной комнате на окраине города. Гришка битый час искал нужный дом среди старых деревянных бараков, где чумазые сопливые дети возятся в грязи, а истеричные мамаши их выплескивают помои прямо за окно. Потом Гришка тащился на третий этаж, задыхаясь, держась за сердце и по полчаса отдыхая на каждом пролете. Из-за обшарпанных дверей тянуло старушечьим жильем, пылью, кошачьей мочой, тушеной капустой. Юнец, с виду закоренелый негодяй, пожал ему руку, что-то нацарапал в конторской книге и обещал все сделать в лучшем виде. Через неделю подозрительный курьер, которого консьержка не хотела впускать, принес Грише Майеру клочок бумаги с адресом Фриды Бройт, в девичестве Фриды Койфман, в настоящее время содержащей пансион с трехразовым диетическим питанием и видом на море.

Бумажка этой потрясла Гришку. Потрясла настолько, что у Гришки подскочило давление. Потом подскочил сам Гришка. Он бегал из комнаты в комнату, не зная, то ли звонить в аэропорт, то ли искать таблетки, выписанные доктором Синельниковым. Гришка, как доктор Синельников велел, всегда держал их в кармане костюма. Только никогда не помнил, какого именно костюма. Пока Гришка с телефонной трубкой в руках перетряхивал пиджаки, стало ему не по себе. Появилось у Гришки скверное чувство, что голова его превратилась в гудящий колокол. Оттого решил Гришка с давлением не откладывать. Он долго возился с очками, потом с таблетками, потом с водопроводным краном. Потом выпил сразу три на всякий случай. Еще Гришка успел заказать билет на завтра и позвонить в метеобюро. Милая девушка пообещала ему на побережье солнечные жаркие дни без осадков и две магнитные бури. Потом Гришке стало совсем худо. Он выпил еще две таблетки, выждал минут десять и позвонил доктору Синельникову.