Василий Митин - Дело Фунтикова

• Название: Дело Фунтикова
• Автор: Василий Митин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Чтобы иметь личное представление о руководителе контрреволюционной организации, Киреев пошел к управляющему конторой Госбанка под каким-то служебным предлогом. Управляющий пригласил к себе главного бухгалтера, и тот дал нужную справку.

Вот он как выглядит: среднего роста, на вид лет сорока, темно-русая бородка клинышком, небольшие залысины, в очках. Одет аккуратно, неброско. Говорит тихо, немногословен, держится с достоинством и еле заметной снисходительностью к собеседникам.

Сизов и Ронский. Это кое-что значит. Не могли же они по сговору дурачить нас? На Сизова это не похоже, а Ронский, пожалуй, мог бы.

Так докладывал Киреев своему начальнику Волкову.

С лесобиржи Северограда, куда сплавлялся лес, поступали сообщения, что на некоторых бревнах-кругляшах, предназначенных на экспорт, поступающих из Тотлесской сплавной конторы, обнаружены вырубленные топором надписи: "Смерть коммунистам", "Долой колхозы".

Ронский при каждой встрече с Киреевым сообщал все новые и новые данные, подкрепляя их доказательствами. У Фунтикова он пользовался доверием и, играя на его тщеславии, узнавал тайные замыслы руководителя РДПР. Вот он достает из кармана листок бумаги, исписанный фиолетовыми чернилами, печатными буквами. Под мышкой держит какой-то круглый предмет, обернутый газетой.

- Читайте, Иван Петрович. Воззвание сочинено Фунтиковым и переписано рукой его супруги. Я должен размножить этот шедевр на шапирографе. - И, сняв газетную обвертку, Ронский развернул ленту шапирографа. - Что прикажете делать?

Иван Петрович читает "Воззвание к российскому народу". Составлено грамотно и складно, со злостью: смесь лозунгов эсеровских, меньшевистских, кадетских, белогвардейских, с какими выступали те в первые годы после Октября.

- Арнольд Михайлович, оставьте это у меня до завтра, а завтра получите указания.

VI

День был ясный, сухой и теплый. К вечеру немного похолодало. Роскошная заря, словно молодица перед зеркалом, любовалась собою в глади широкой реки.

Срава по обочинам деревянных тротуаров пожухла.

Редкие в городе деревья устилают землю вокруг себя желтой, коричневой, красной и зеленой еще листвой.

Воздух чистый, прохладный-дыши-не надышишься. Красота!

А Иван Петрович красоты не замечает. Рабочий день окончен, сотрудники около полуночи разошлись по домам. Киреев еще и еще раз прочитывает материалы, накопившиеся со времени возникновения дела Фунтикова. И думает. Надо разработать предложения по делу и доложить руководству.

Некоторые враждебные акции, совершенные группой, доказаны. Но многое еще неизвестно, а самое главное-непонятно, по чьему заданию действует Фунтиков, кто им руководит? Не мог же он, человек неглупый, пуститься по своей инициативе на такую авантюру, как создание реакционной партии? Несерьезно!

Значит, надо продолжать разработку. А участники группы пусть творят свое гнусное дело? Так, что ли товарищ Киреев? Главное в работе чекиста-предотвратить преступление, не дать возможности врагам

Советского государства нанести ущерб его интересам...

Но не всегда это удается, как в случае с размножением "воззвания", доставленного Ронским. Рукопись была сфотографирована, а Ронский вернул ее Фунтикову вместе с шапирографом и сказал, что у него изменились квартирные условия и размножать подобные документы он не может.

А разве Фунтиков не может найти другого исполнителя?

В сплавной запани был задержан некто Лобанов, который забивал в бревна трехдюймовые гвозди так что шляпка утопала в сырой древесине и была незаметна глазу. На допросах он показал, что бежал из своей деревни от раскулачивания, а гвозди забивал по указке одного ссыльного с перевалочного пункта, чтобы при распиловке бревен на лесозаводе ломались пилы.

Кто-то подбросил листовки с призывом к рабочим судоремонтного завода объявить забастовку.

А сообщения с лесобиржи и с лесозавода о гвоздях в бревнах продолжают поступать и после ареста Лобанова.

Как предотвратить подобные акты? Оперативных работников в аппарате раз, два-и обчелся. Только бдительность советских людей помогает парализовать действия врагов.

Ждать нельзя, группу надо ликвидировать: арестовать известных ее активистов, а второстепенных, случайных участников предупредить и переубедить.

Далеко за полночь, после доклада Киреева и всестороннего обсуждения, начальник оперсектора Волков дал приказание подготовить план операции.

VII

На первом допросе Фунтиков - бледный и растерянный - высокомерно заявил:

- Показаний давать не буду!

Как все трусливые люди, он, чтобы не показать одолевшего его страха, отчаянно бравировал:

- Я знал, на что иду... Меня предали, но я не выдам своих друзей и соратников... Семя, брошенное мною, даст свои всходы, я в это твердо верю!..

- У вас будет достаточно времени, чтобы в спокойной обстановке оценить свое положение, - миролюбиво говорил Киреев. - Подумайте как следует. Я надеюсь, вы понимаете, какое значение для вашего разоблачения имеет содержание этого портфеля? - и показал на потрепанный портфель, набитый бумагами, обнаруженный на чердаке дома Фунтикова в куче ненужного хлама. В нем были рукописные программа, устав РДПР, устав кассы взаимопомощи, протоколы заседаний "комитета РДПР" и даже "гимн партии".

На другой день Фунтиков предстал на допросе с опухшими глазами, всклокоченной бороденкой и какой-то весь скомканный. Сел на предложенный следователем стул и заплакал. Плакал, уткнувшись лицом в ладони, судорожно вздрагивая всем телом, и казался таким жалким, таким несчастным, обиженным, что, не зная о его антисоветской деятельности, можно было бы проникнуться к нему состраданием.

Киреев подал стакан воды:

- Пейте!

Фунтиков выпил, стуча зубами о край граненого стакана.

- Возьмите себя в руки. Слезы - не мужское оружие. Курите? - Иван первый закурил и протянул пачку арестованному.

- Извините, нервы, слабость... - бормотал тот, закуривая, - Я не спал всю ночь, все думал... Ах, что будет, что будет?.. Я все расскажу, может быть, этим насколько-то искуплю свою вину.

"Ненадолго же хватило твоей храбрости, лидер РДПР", - подумал Киреев и сказал:

- Ни о чем спрашивать я вас не буду. Вот вам бумага, чернила, ручка пишите! Вы ведь хорошо умеете писать. Пишите все, в чем считаете себя виноватым перед Советской властью, перед народом. Пишите о себе и о своих сообщниках.

Долго писал Фунтиков, передавая исписанные листы один за другим следователю. Тот читал, делал какие-то заметки на отдельном листе.

В собственноручно написанных показаниях Фунтиков петлял, как заяц. Он каялся в совершенных ошибках и заблуждениях и клялся, что больше никогда в жизни не сделает ни одного антисоветского деяния, что он уходит "с политической арены". Свои "ошибки" и "заблуждения" называл глупой игрой в политику, конспирацию, нелегальщину, объяснял, что все это делалось скуки ради, что песле выхода из РКП (б) он тяготился политическим бездействием...

Своими сообщниками назвал фотографа Франтова, ссыльного Сизова, парикмахера Абалкина и бухгалтера кооперации Тучина. Но не назвал Ронского и Воронина, известных по материалам дела, не назвал многих других действительно активных контрреволюционеров, но предусмотрительно добавил, что, может быть, кто-нибудь из его сообщников и завербовал кого, но ему об этом неизвестно.

Абалкин и Тучин были допрошены как свидетели.

Оба они показали, что ни о какой антисоветской организации знать не знают. С трудом припомнил Тучин встречу с Фунтиковьш в чайной на пристани, когда за кружкой пива тот рассказывал какой-то антисоветский анекдот. Абалкин показал, что его сосед Фунтиков не один раз при встречах негодовал по поводу недостатков продовольствия, а он ему поддакивал. И все.

Арестованный Франтов, у которого при обыске были найдены фотоснимки тенденциозного содержания и порнографические, на допросах молчал или все отрицал. Зато Воронин (вот уж не ожидали!) разговорился и выложил почти все, попросил за это признание о снисхождении.

Разгадать тактику Фунтикова было нетрудно. Он надеялся, что угрюмый и непримиримый враг Советской власти Франтов, бывший владелец модного фотоателье в Петрограде, - никого не выдаст, ничего не скажет. Сизов почти ничего не знает о практических делах участников организации, так как этим он никогда не интересовался. А то, что ему известно, о том сам Фунтиков написал, и портфель с документами уличает. Тучин и Абалкин могут показать только о каких-то незначительных антисоветских недовольствах, и, таким образом, деятельность группы примет невинный характер.

Фунтиков не удивился, когда ввели Воронина на очную ставку. Хотя он и не знал о его аресте, но не исключал такой возможности: фамилия Воронина, кажется, упоминалась в протоколах заседаний "комитета РДПР", отобранных при обыске. Его удивило, ошарашило другое: Воронин давал подробные показания о себе и об известных ему участниках организации почти без утайки.