Пол Гэллико - Дженни. Томасина. Ослиное чудо

• Название: Дженни. Томасина. Ослиное чудо
• Автор: Пол Гэллико
• Издательство: Издательство «Семья и школа»
• Жанр: Сказка
• Год: 1995

---

«Дорогой и святой отец! Вот Вам букет. Мне очень нужно Вас видеть и рассказать про моего ослика Виолетту. Она умирает, а мне не дают провести её к святому Франциску. Живём мы в Ассизи, и я сюда пришёл к Вам поговорить. Любящий Вас Пепино».

Потом он снова подошёл к дверям, протянул швейцарцу букетик и записку, и попросил:

— Пожалуйста, передайте это Папе. Когда он прочтёт, что я написал, он меня пустит.

Швейцарец этого не ждал. Отказать, когда на него так доверчиво смотрят, было очень трудно, но он знал своё дело: надо попросить другого гвардейца, чтоб тот подежурил за него минутку, пойти на пост, выбросить цветы в корзину, а потом сказать этому мальчику, что Его Святейшество благодарит за подарок, но принять не может, дела.

Начал он бодро, но, увидев корзину, понял, что не в силах кинуть туда букет. Цветы как будто прилипли к пальцам. Перед ним встали зелёные долины Люцерна, белые шапки гор, пряничные домики, кроткие коровы среди цветущих трав, и он услышал звон колокольчиков.

Сильно этому удивляясь, он шёл по коридорам, не зная, куда же деть цветы. Навстречу ему попался деловитый тщедушный епископ — один из бесчисленных служащих Ватикана — и тоже удивился, что дюжий гвардеец беспомощно глядит на букетик.

Так и случилось маленькое чудо: письмо и подарок нашего мальчика пересекли границу, отделявшую мирское от вечного и установленную священством. К великому облегчению гвардейца, епископ взял злосчастное послание, и тоже умилился, ибо цветы, хоть и растут повсюду, напоминают каждому о том, что он любит больше всего.

Букетик переходил из рук в руки, со ступеньки на ступеньку, и ему умилялись поочередно все, до папского камерленго. Роса высохла, цветы теряли свежесть, но чары свои сохраняли, и никто не мог выбросить их как мусор.

Наконец они легли на стол того, кому и предназначались, а рядом с ними легла записка. Он прочел её и посидел тихо, глядя на букет. На минуту он закрыл глаза, чтобы не так скоро исчез городской римский мальчик, впервые увидевший фиалки на пригородных холмах. Открыв глаза, он сказал секретарю:

— Приведите его ко мне.

Так Пепино предстал перед Папой и обстоятельно рассказал про свою беду, с самого начала и до конца, доброму толстому человеку, сидевшему за письменным столом.

Через полчаса он был счастливейшим мальчиком на свете, ибо нёс домой не только папское благословение, но и два письма — к настоятелю и к отцу Дамико. Спокойно проходя мимо удивлённого, но обрадованного гвардейца, он жалел лишь о том, что не может одним прыжком долететь до Виолетты.

Автобус довёз его до того места, где Виа Фламиниа становится просёлочной дорогой, а оттуда, на попутках, он добрался к вечеру до Ассизи.

Виолетте хуже не стало, и её хозяин гордо пошёл к отцу Дамико, передавать письма, как велел Папа. Священник потрогал послание к настоятелю, а свое прочел, сильно радуясь, и сказал:

— Завтра настоятель пошлёт каменщиков, старую дверь взломают, и ты пройдёшь с Виолеттой к гробнице.

В письме к отцу Дамико было, кроме прочего, написано так: «Несомненно, настоятель знает, что при жизни святой Франциск входил в храм вместе с ягнёнком. Разве asinus — не такая же Божья тварь, если уши у него длиннее и шкура толще?»

Кирка звенела, ударяясь о старинную кладку, а настоятель, епископ, священник и мальчик молча ждали немного поодаль. Пепино обнимал Виолетту, прижавшись к ней лицом. Она еле стояла.

Стена поддавалась туго, и каменщик бил долго, прежде чем люди увидели сквозь первую дыру мерцание свечей у раки святого.

Пепино шагнул вперед, или то шагнула Виолетта, испугавшись внезапного шума? «Постой», — сказал священник, и Пепино придержал её, но она вырвалась, кинулась к стене и боднула её с налёта.

Выпал еще один кирпич, что-то затрещало.

Отец Дамико успел оттащить мальчика и осла, когда камни обвалились, обнажив какую-то нишу, мгновенно исчезнувшую в пыли.

Когда пыль осела, онемевший епископ указывал пальцем на какой-то предмет. Это была маленькая серая оловянная шкатулка. Даже оттуда, где все стояли, были видны цифры «1226» и большая буква «F».

— Господи! — сказал епископ. — Быть не может! Завещание святого Франциска!.. Брат Лев пишет о нём, но его не могли найти семь столетий…

— Что там? — хрипло проговорил настоятель. — Посмотрим скорее, это огромная ценность!..

— А не подождать ли? — сказал епископ. Но отец Дамико вскричал:

— Прошу вас, откройте! Все мы туг — простые смиренные люди. Господь нарочно привел нас сюда.

Настоятель поднял фонарь, а каменщик вынул ларец осторожными рабочими руками. Крышка открылась, являя то, что было скрыто семь столетий.

Лежала там грубая верёвка, служившая когда-то поясом, а в узел её были воткнуты колос, прозрачный цветок, похожий на звезду, и пёрышко птицы.

Люди молча смотрели на послание, пытаясь разгадать его смысл, а отец Дамико плакал, ибо видел, как почти ослепший, усталый, немощный Франциск, подпоясанный этой верёвкой, поёт, проходя среди колосьев. Цветок, наверное, он сорвал, когда только стаял снег, и назвал «сестра моя фиалка», и поблагодарил за красоту. Птичка села на его плечо, пощебетала и улетела, оставив пёрышко. Отец Дамико подумал, что он не вынесет такого блаженства. Чуть не плакал и епископ, переводя про себя: «Да, именно так — бедность, любовь, вера. Вот что он завещал нам».

— Простите, — сказал Пепино, — можно, мы с Виолеттой к нему пойдём?

Отец Дамико отёр слёзы и отвечал:

— Ну конечно. Идите, и да пойдёт с вами Господь.

Копыта процокали по старым плитам. Виолетта шла сама, Пепино не поддерживал её, только поглаживал по холке. Он держал высоко круглую кудрявую голову, и уши его победно торчали, а плечи были расправлены.

Когда паломники, чающие чуда, проходили мимо него, отцу Дамико показалось, что тень былой улыбки лежит на устах ослицы. А контуры ушастых голов исчезли в мерцающем золоте светильников и свечей.

Об авторе

Пол Гэллико

(Paul Gallico, 1897–1976)

Американский писатель европейского происхождения, родился в Нью-Йорке в 1897 году, учился в Колумбийском университете, был журналистом.

В начале 40-х годов он внезапно стал знаменит, выпустив трогательную и увлекательную книгу «Снежный гусь». С тех пор все его книги — бестселлеры. Самые известные из них — «Дженни» (1950), «Ослиное чудо» (1952), «Любовь к семи куклам» (1954), «Томасина» (1957), «Цветы для миссис Харрис» и «Миссис Харрис едет в Нью-Йорк» (1960).

Он написал книгу о Святом Патрике — покровители Ирландии. Сам Пол Гэллико был добрым покровителем животных: в доме у него жили большой дог и двадцать три кошки.

Умер Пол Гэллико 15 июля 1976 года.

По книге «Любовь к семи куклам» поставлен фильм «Лили». Повесть «Томасина» экранизировал Уолт Дисней. В этом игровом фильме «Три жизни Томасины» играла настоящая кошка.

См. также http://www.paulgallico.info/

Наталья Трауберг Несколько слов о детских книгах

Наверное, все дети гадают, какая тайна у взрослых. Во всяком случае, я — гадала, и помню неверные ответы. Сосредоточенность на себе? Она есть и в детях. Суета? И она бывает. Важность? Далеко не все важны, но это — ближе. Для меня правильным ответом оказалось: цинизм.

Ребёнок не знает, что, в другом значении слов, взрослый — это ответственный. Если вспомнить игры по Берну, можно сказать, что хорошее во взрослом — ответственность; но это не тайна, ребёнок просто не мыслит в таких категориях. Конечно, он не знает слова «цинизм», но понятие — ощущает, и выразит точнее, чем этот условный, полуисторический термин: взрослые ни во что не верят, им всё нипочем, на всё начхать, они врут, и тому подобное. Спасибо, если эта разгадка придёт не в детстве, а в юности, всё-таки не так больно, можно шарахнуться не к большему цинизму, а к опасному, но в эти годы — полезному максимализму.

Если мы, пусть условно, примем такую разгадку и применим её к книгам, то окажется, что сейчас почти вся литература — взрослая. Какой журнал ни откроешь, самые умные и лучшие ведут «игру на понижение». Многие обличали её, у нас — Вышеславцев, «у них» — Льюис, но толку мало. Ум и цинизм нераздельны, если у жизни — только три измерения.

Врали писатели былых времён или «умалялись как дети», решить нетрудно, это — чувствуешь. От одних — мутит (значит, врали); другие поднимают сердце горе, вводят в мир, освещённый Солнцем Правды. Это не только суровый Дант или жалостливый Диккенс, это — Пушкин, который безусловно и неправдоподобно умён. Что там, это жёлчный Ходасевич со своими котами и ангелами, молодой Набоков в «Даре». Если бы я читала их в детстве, и поняла, я не увидела бы в них той страшной правды.