Александр Соколов - Тайна прикосновения

• Название: Тайна прикосновения
• Автор: Александр Соколов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Мама бросила в наглеца чернильницу.

Наверное, это было в тот последний вечер, перед нашим отъездом. Дед сидел на корточках, привалившись спиной к глиняному дувалу. Он как-то долго и странно смотрел на меня, будто собираясь сказать что-то. От его взгляда мне стало беспокойно и холодно, и я стоял перед ним неподвижно. Потом вздрагивающей ладонью дед легонько погладил мою голову и отвернулся.

Он так и не сказал мне ни единого слова.

Глава 14. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Паша не перебивала сестру вопросами. Она сидела рядом на полке вагона, сжимая её ладонь обеими руками, и невдомек было полякам, почему эти женщины так заняты собой и не обращают на них никакого внимания.

Паша слушала жадно, смотрела в потемневшее лицо Ани: вспоминая, сестра заново переживала события, в глазах её появлялись слёзы.

— Вернулась я из района, зашла к Вере Петровне, сели мы с ней и давай реветь.

На следующий день повезла Борю в Чимкент, оформлять в детский дом. По дороге держалась, чтобы не сорваться. Ни о чём он, бедный, не догадывался и пошёл туда даже с охотой, увидев много детей, спросил только, скоро ли я за ним приеду. Пришлось обмануть, что уезжаю ненадолго.

И пошла я обратно, не видя дороги. Может, мы в последний раз с ним разговаривали. Одна надежда на письма, которые отправила в Воронеж, — может, хоть одно до отца дойдёт. Если меня убьют на войне, останется Борька один. Его улыбка так и стояла перед глазами — всю душу выворачивала!

Вернулась в Карабулак, собралась, барахлишко оставила у Бекбулата. Дед прощался со мной туча-тучей, ещё больше почернел с лица. Борьку он полюбил как родного, души в нём не чаял. Как-то раз, во дворе это было, схватилась я за хворостину, для острастки, конечно, уж больно довёл чем-то. А дед с оглоблей на меня: «Не мога трог Бору! Не мога трог!»

Повезли нас в Ташкент, там одели всех в форму, посадили в эшелон. Привезли в Баку, разместили в горах. Однажды по тревоге подняли, вновь погрузили всех в эшелон и повезли ночью. Бомбёжка была, но, славу богу, пронесло. Где-то в степи выгружались, шли пешим строем, потом опять ехали. Прибыли на место назначения, опять налетели самолёты и давай бросать бомбы, часто и много. уж больше ничего не запомнила — меня сильно контузило. Очнулась в госпитале. Спасибо врачам, хорошие были люди — и русские, и казахи, — вытащили меня с того света, а когда выписали, подчистую демобилизовали и даже дали провожатого до места.

Я сразу в Чимкент. Чувствовала себя не очень хорошо, сильно болела голова, плохо слышала, но об этом и думать не хотела — слава богу, жива осталась. Душа изболелась, как там мальчик мой? Оказалось, слава богу, жив, здоров, подрос, худенький — кинулся ко мне: «Мама, мамочка! Как долго тебя не было!» Я нашла его в комнате для игр, где было много детей. Вошла казашка с подносом нарезанного хлеба, все дети бросились к ней, за несколько секунд поднос опустел, а Борька так и стоял рядом со мной, заглядывая в глаза. «Ничего, — сказала казашка, — если вы пойдёте со мной, я вам тоже дам по кусочку». Но у меня в вещмешке была еда, и хлеб был, и мы заспешили домой, к деду.

По дороге он мне показывал зажившие раны на ногах: оказывается, у него выскочили чирьи, и их вскрывали в лазарете.

Вернулись мы в Карабулак, Веру Петровну уже не застали — ей прислали вызов, она уехала с детьми на родину. Бекбулат нам обрадовался, принял как родных. Он и работать меня устроил в артель, где работал сам. В уборочную мы помогали колхозникам, возили хлеб на элеватор. Стала я получать зарплату, паёк, и мы с Борькой не так уж и плохо зажили, я даже купила ему кое-что из одежды.

Глава 15. ДВЕ МАМЫ (из воспоминаний Бориса Марчукова)

Ночью я неожиданно проснулся: в тусклом свете лампы увидел женский силуэт в военной форме и подумал, что мама опять уезжает на фронт. Я бросился к ней, обнял её, но когда поднял глаза, увидел незнакомое лицо.

Меня снова уложили, а утром я увидел за столом рядом с мамой Аней незнакомую красивую женщину в новенькой военной форме с накрест идущими через высокую грудь скрипящими ремнями, с пистолетом на боку, и эта женщина обняла меня и сказала, что она — моя настоящая мама. Поражённый, я оглянулся на маму Аню, и тогда она, с трудом выговаривая слова, объяснила: «Да, правильно — это мама-Паша, она тебя родила, но потом ушла на фронт, биться с фашистами, а я заменила её».

И тут они обе заплакали, глядя на меня, а я удивился ещё больше. Недавно у меня не было ни одной, а теперь нашлись сразу две — это ж хорошо, чего тут плакать? Пускай у меня будут две мамы, я согласен. Военная мама мне очень понравилась, я не слезал с её колен, не подозревая, что при этом переживает мама Аня.

Я так и уснул на коленях военной мамы. В тот вечер (мы были в гостях) меня оставили спать у русской женщины, работавшей с Аней, потому что в нашей комнате нам не поместиться, а нести меня сонного не было смысла.

Не знаю почему, но я уже привык просыпаться ночью: неожиданно моё тело вздрагивало, словно в предчувствии какой-то беды, и я просыпался, вглядывался в темень, затем засыпал снова.

Проснулся я и на этот раз и обнаружил, что ни одной из мам рядом нет. Что же это? Наверно нарочно мне всего наговорили, ведь не зря плакали, значит, прощались? А теперь уехали на свою войну, а меня опять — в детский дом, и больше не будет у меня ни одной мамы!

Найдя входную дверь, я попробовал открыть её, но она была заперта. Я колотил в неё, рвался на улицу, а хозяйка дома, у которой мы все сидели в тот вечер, не пускала меня, объясняя, что мама придёт утром, потому что здесь всем спать негде.

Я не слушал её увещеваний, колотился в дверь и орал так, что женщина не выдержала, с трудом меня одела и отворила дверь, надеясь, что я никуда не пойду.

Я окунулся в чёрную непроглядную ночь и пошёл улицей, не видя ничего перед собой, всё так же плача и зовя маму, — теперь я уже звал одну, ту, которую знал, любимую, прежнюю, — больше мне ничего не было нужно…

И по сей день я отчётливо помню гладкую тяжёлую дверь, железный крюк, до которого мне было не дотянуться, и прыгающий свет коптилки, и свои руки — их та женщина никак не могла оторвать от двери, чтобы сунуть в рукава свитера.

Как всякий мальчишка, я польстился на военную форму, на красивые погоны и, разумеется, совсем не думал о том, какая из мам носила меня под сердцем, а какая согревала своим сердцем по жизни.

Страх потерять одну единственную маму, ещё долго будет жить во мне, но я ни разу не подумал о том, каково будет маме Ане расстаться со мной, хотя она и радовалась, что все мытарства позади и мы возвращаемся в свой дом, что уже нет войны!

Глава 16. ВОЗВРАЩЕНИЕ (продолжение)

Паше не сиделось на месте. Она ещё раз сбегала к проводнику: поезд прибудет в Таловую через два часа! От станции до Новочигольского совхоза «Комсомолец» — пятнадцать километров. С волнением она смотрела в окно, по которому растекались капли дождя. В Таловой их должен встретить начальник станции, Фрол Иванович Лаушкин, хороший товарищ Ивана.

— Не волнуйся, если не встретит, пойдём к нему сами! Он же и живёт на станции. — успокаивала Аня.

Эти два часа тянулись для Паши неимоверно долго. Конечно! Поезд может опаздывать на сутки. Какой смысл Ивану приезжать?

Поезд ещё громыхал на стыках, а они уже стояли в тамбуре в ожидании, когда заскрипят тормоза и их вагон остановится на той станции, с которой каждая из женщин связывала свои надежды. Борьку одели в пальто, которое привезли с собой посланцы Ивана. Паша взяла сына на руки:

— Вот, смотри. скоро мы будем дома!

В Таловой шёл мелкий осенний дождь. Народ из поезда высыпал за кипятком, и Паша не сразу увидела встречающих. Фрол Иваныч, в форменной фуражке железнодорожника и дождевике, стоял на платформе рядом со своей супругой, Марией Михайловной.

Борька сразу попал в её объятия:

— А вот и наши странники дорогие! А ну-ка марш под крышу! Вас картошка горячая ждёт!

Борька оказался под плащом Марии Михайловны, все двинулись в станционную квартиру Лаушкиных, но дойти не успели. Навстречу им бежал, разбрызгивая лужи, высокий человек в зелёной полувоенной фуражке, плаще и сапогах.

— Паша! — крикнул он, все остановились. В следующее мгновенье Паша увидела перед собой мокрое лицо Ивана и, оказавшись в его объятиях, закрыла глаза.

А он как сумасшедший целовал её, и все вокруг смотрели на них. Наконец, он осмотрелся вокруг:

— А где Боря? Куда Борьку подевали! А, вот он где спрятался! — Иван вытащил сына из-под плаща Марии Михайловны, взял его на руки. — А смотрите чёрный какой, как негритёнок с белыми волосами! Всё! Едем домой! Печка топится, вода греется! Всем генеральная помывка!

За углом вокзала стояла «полуторка» с деревянной кабиной. Водитель Серги- енко, человек уже в возрасте, прихрамывая, вышел встречать своих пассажиров. Иван распорядился: