Андрей Плеханов - Франкенштейн. Мёртвая армия

• Название: Франкенштейн. Мёртвая армия
• Автор: Андрей Плеханов
• Издательство: АСТ, Этногенез
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-904454-72-2

Виктор Ларсен — врач, потомок викингов, снайпер и умелый боец на мечах. Он прошел войну в Афганистане и обнаружил там магический предмет. С ним проходят невероятные происшествия, и он не понимает, зачем и кому это нужно. Шаг за шагом Виктор распутывает клубок событий, происходящих вокруг, и борется только за то, чтобы выжить, когда гибель кажется неминуемой. Виктор переселяется в Норвегию в надежде сделать свою жизнь более спокойной. Но настоящие приключения только начинаются. Повелитель мертвых псов, бредет по дороге, проложенной для него чужими людьми, и едва успевает отбиваться от чудовищ.

---

«На сегодня довольно», — шепчет Виктор, не спеша хромая к дому. На перилах глазастыми пеньками сидят две большие белые совы, вокруг лежит десяток огромных собак, зализывающих раны. У некоторых из них не хватает конечностей, но кровь не течет. Армия Ларсена потеряла больше половины. «Этих, — показывает он на трупы гигантов, — сожрите, кости отнесите на лед залива, в кустах ничего не прятать, проглоты! Всех моих, кто сдох, перетащите к стене, займусь ими завтра. Своих не жрать, они мне еще пригодятся. Понятно?! Гунвор, где Дагни?»

Одна из сов слетает с перил и садится на мертвую собаку. Виктор бредет к Дагни и освещает ее фонарем. У собаки вырвана половина бока, сломан хребет, нет хвоста и одной из передних лап. Виктор хватает ее за ошейник и тащит к дому. В собаке почти шестьдесят килограммов, но двухметровый Виктор, несмотря на хромоту, волочит ее по снегу как трактор, втягивает на наружную веранду и оставляет там. Запускает сов на чердак и закрывает дверцу. Входит в комнату, сбрасывает разгрузку, полушубок, шапку и кидает в угол, аккуратно прислоняет дробовик к стене, снимает ПНВ и кладет на полку. Стягивает унты и выкидывает их в коридор вместе с носками, морщась от запаха. Подбрасывает поленьев в печку. Задувает свечи, валится на кровать, натягивает на себя одеяло и засыпает как убитый.

Эпизод 2

Петрозаводск. Февраль 1986 года

Майор Петряков, зам. начальника Петрозаводского военкомата, сидел за столом, заваленным бумажными папками, и изучал дело лейтенанта запаса медицинской службы Ларсениса. За спиной майора висел блекло-цветной портрет генсека Горбачева. Ларсенис сидел на стуле около стены, между железным шкафом и фикусом, растущим из пластмассового ведра. Лейтенант запаса казался спокойным. Большие его руки лежали на коленях, только длинные пальцы едва заметно шевелились, словно Ларсенис мысленно вязал узлы.

— Значит, так. — Петряков поднял голову. — Вы у нас Виктор Ларсенис, родились восьмого января тысяча девятьсот шестьдесят второго года в городе Клайпеда. Отец — Юргис Миколасович Ларсенис, норвежец, мать — Елена Викторовна Ларсенене, литовка. Что скажете, товарищ Ларсенис?

— А что я должен сказать? — поинтересовался Виктор. — В чем вопрос?

— Ну, отец… — Петряков неопределенно помахал рукой. — Он что, в самом деле норвежец?

— В самом деле. Это имеет какое-то значение?

— Ну, как сказать… — Майор слегка набычился. — Вы должны понимать, что в условиях империалистического окружения…

— А если бы он был, к примеру, болгарином? — невежливо перебил Виктор.

— Так он что, болгарин? — оживился Петряков. — Тогда другое дело!

— Нет, он норвежец, — твердо сказал Ларсенис. — Это национальность такая, понимаете? Национальность, конечно, глубоко буржуазная и никакого отношения к болгарам не имеет. Только вот родился мой папа в Литве. А дед мой, Микаэль Ларсен, перебрался в Клайпеду еще до того, как в Литве была установлена советская власть.

— Это когда же было? — Майор озадаченно поскреб в лысой маковке. — До революции, что ли?

— Литовская ССР существует с июля тысяча девятьсот сорокового года, — отчеканил Виктор. — Это написано в любом учебнике истории. Почитайте на досуге, рекомендую. Там приводятся очень любопытные факты.

— Вот только не надо тут свою ученость показывать, Виктор… э… да что ж у вас за отчество такое?! — Петряков, похоже, обиделся. — Я, конечно, понимаю, что в стране ускорение, госприемка, и все такое. Только у нас тут военное учреждение. Во-ен-ное! — Майор строго поднял указательный палец, короткий и сарделечный. — Поэтому попрошу соблюдать дисциплину!

— Так точно, — коротко ответил Ларсенис.

— Ну ладно… — Майор достал платок и короткими движениями промокнул лысину — в комнате было довольно жарко, несмотря на зиму. — Надеюсь, ваш папа по-норвежски не говорит?

— Говорит, и очень даже бегло, — простодушно заявил Виктор. — И я говорю. И переписку мы ведем с родственниками из Норвегии.

— Э… — Петряков изумленно вытаращил глаза. — А как же тогда вы лейтенантом стали? Как вообще в институт поступили?

— Да очень просто. — Ларсенис снисходительно улыбнулся. — Сдал экзамены и поступил. А еще я комсомолец, взносы плачу регулярно. Вас не удивляет, что я говорю по-русски без акцента? По-моему, говорить на нескольких языках соответствует современной советской молодежи, с учетом призыва партии к ускорению. Я еще по-английски говорю. Сразу предупреждаю, что английский учил в школе и агентом британской разведки не являюсь.

— Хватит, хватит! — Майор замахал рукой. — Не делайте из меня дурака, я все понял. Лучше скажите, как вы из Литвы сюда, в Карелию, попали?

— Сам поехал. Закончил Каунасский мединститут, потом интернатуру по специальности «хирургия». А потом предложили место в Лоухской районной больнице. В очередь на квартиру обещали поставить. Вот я и отработал в Лоухах уже целый год.

— Нравится? — спросил Петряков.

— Очаровательно! — Вик показал большой палец. — Работы полно, скучать некогда. Кроме меня, есть еще только один хирург, все остальные разбежались. Я к тому же еще и за офтальмолога, и за ЛОРа, и роды, бывает, принимаю. Да в Каунасе я бы еще лет пять на побегушках был, а тут такая практика!

— А квартиру-то дали?

— Да нет, в общежитии пока живу.

— А летом, небось, порыбачить любите на реках-озерах? — вкрадчиво поинтересовался майор. — Или с ружьецом походить, побаловаться? У нас ведь такая охота, какой в Прибалтике днем с огнем не найдешь. Тем более в Лоухском районе. Край непуганых уток…

— Охоту люблю, — кивнул Виктор. — Я, между прочим, мастер спорта по пятиборью, с детства стрельбой занимаюсь.

— Вот оно как… — Петряков покачал головой. — Любите вы, значит, Виктор, всякие приключения? Не сидится вам в тихой уютной Клайпеде?

— Есть такое, — согласился Вик. — Надеюсь, вы не против?

— Что вы, я только за! Ценный хирург, да еще спортсмен, мастер по стрельбе… Такие люди нужны. В военных врачах недобор, и ситуация у нас такая… сами знаете, какая. Приятно, когда люди сознают свой долг.

— Приятно? — Виктор встал со стула. Роста он был немалого, сложен атлетически, стрижен коротко и аккуратно, вот только блондинистая борода, по мнению Петрякова, его портила, никак не вписывалась в устав. — В таком случае не будем тянуть и разговоры разводить. Врач на мое место в Лоухах есть — молодая женщина, из декрета выходит. Мое заявление вы читали. Служить мне не противопоказано.

— Это так. — Петряков понимающе кивнул. — Вы садитесь, товарищ Ларсенис, зря вскочили. То, что вы служить желаете, — похвально. Но обязан напомнить — страна у нас большая. Выбор места службы не от вас будет зависеть. Впрочем, если изъявите желание исполнить свой интернациональный долг… Тут выбор за вами.

Ларсенис не стал садиться. Напротив, подошел совсем близко и навис над майором, уперевшись огромными кулаками в стол.

— Что, Афганистан? — глухо спросил он.

— Ну, не обязательно… — Петряков пожал плечами. — Дело добровольное. Можете назначение куда-нибудь в ставропольский или ташкентский военный госпиталь получить, а оттуда в Афган отправят кого-нибудь заместо вас, кто поплоше — пусть отдувается. Да и отец у вас наверняка большая шишка, со связями, не позволит вас туда послать. Вот и товарищ Горбачев только что заявил, что войска из Афгана выводить будем. Два года отслужите, а потом возвращайтесь с чистой совестью — хоть в Лоухи, хоть в свою Клайпеду. Да что там говорить, после армии вам будет дорога открыта хоть куда…

— Да нет уж! — Виктор зло усмехнулся, показав крепкие белые зубы. — Не хочу, чтобы кто-то за меня отдувался! Отец мой, между прочим, рыбак, а мама — учительница, никакие они не важные шишки. Ташкент, говорите? Если идти в армию, то только в Афганистан. В другие места — не вижу смысла.

— Вы серьезно? — Петряков уставился на Виктора усталыми блеклыми глазами.

— Абсолютно. Что для этого нужно сделать?

— Вам — почти ничего. Хотя многие туда сейчас рвутся, да не всех пускают. Ну конечно, шмотки там, джинсы, куртки, магнитофоны и панасоники всякие. Как дети малые! Не думают, что там война насмерть идет, что ни хрена мы ее не выиграем. Знаешь, сколько наших там за восемьдесят пятый год положили? — Майор громко шмыгнул носом и снова протер лысину. — В Кунаре тридцать один «двухсотый»[1], а потом еще двадцать три, в Панджшерском ущелье двадцать погибло, а раненых не сосчитать, в Зардевском ущелье еще девятнадцать полегло… «Духи» наседают как звери, и оружие у них не то, что раньше, — Америка им такую технику гонит через Пакистан, что мама не горюй. Наши вертолеты сшибают один за другим, скоро вылетать уж не на чем будет. Наловчились, уроды, лупить из своих «Буров» прямо через колпак! А еще «Стингеры» появились… Эх, сынок, если б ты знал…