Борис Поршнев - Мелье

• Название: Мелье
• Автор: Борис Поршнев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Книга посвящена Жану Мелье (1664–1729) — французскому философу-материалисту, атеисту, утопическому коммунисту. Философские взгляды Мелье оказали большое воздействие на формирование мировоззрения французских материалистов 18 в.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Вот для иллюстрации пожелтевший листок из архива Бастилии, центральной королевской тюрьмы, полицейского бастиона столицы. В 1741 году полиция ведет следствие о книготорговце Лабарьере, обвиняемом в нелегальном распространении запрещенных произведений. Скупые строки обвинения: «…постоянно имел дела с авторами сочинений такого рода, а прежде продавал произведение кюре из Этрепиньи…» Да, Тирио был явно прав. При этом полиция к 1741 году знала положение дел с Мелье не хуже, чем он. Но и Ламеттри был прав, что множество его читателей, несмотря ни на что, знали Жана Мелье.

Салон барона Поля-Анри Гольбаха был подлинным центральным клубом «философов» Парижа, их умственной лабораторией, целой мануфактурой идей. Среди других философских очагов Парижа это был самый водоворот. Зимой на улице Сен-Рош в Париже, а летом и до поздней осени в парижском пригороде Гранвилле в богатом открытом доме Гольбаха часто встречались главные лица просветительской плеяды. Тут много, жарко и откровенно спорили, выковывая общее и каждый свое мировоззрение. Завсегдатаями были Дидро, Гельвеций, Даламбер, Кондильяк, Гримм, Рейналь, Бюффон, Мармонтель, Нежон, одно время и державшийся обособленно Руссо; приезжали сюда и английские философы и экономисты — Адам Смит, Бенжамен Франклин, Давид Юм. После того как в 1759 году умер энциклопедист Буланже, дом которого, каламбуря, называли «булочной» опасных идей и сочинений, новой «пекарней» служил дом Гольбаха. Здесь находилась его открытая для друзей обширная библиотека. Здесь он сам со своими литературными помощниками Нежоном, Лагранжем и другими не покладая рук готовили к печати разнообразные книги, оставившие глубокие следы в летописи французского просветительства, без устали переводили, редактировали, писали. Иные деятели Просвещения и творцы Энциклопедии, в том числе Дидро, тут и жили подолгу, тут и писали.

За столом, во время прогулок по парку не боялись цензуры, не боялись друг друга, шевелили все до дна.

Так вот, шеф этой дьявольской кухни, глава дома и кружка философской верхушки, был пылким и верным апостолом Жана Мелье. Анализ его книг, не одной, а нескольких, притом важнейших, показывает, что он снова и снова жадно приникал к «Завещанию» и пригоршнями черпал из него. Как усомниться в том, что экземпляр этой рукописи всегда находился в библиотеке Гольбаха?

Из всех «потаенных учителей», какие, по выражению историка Морне, были у просветителей, Жан Мелье был самым бесценным, самым жгучим источником вдохновения единомышленников и друзей Гольбаха.

В 1772 году Гольбах опубликовал книгу «Здравый смысл кюре Мелье».

Невероятнейшим на первый взгляд образом в этом великолепном антирелигиозном материалистическом произведении нет ни одной цитаты из Мелье, ни одной ссылки на него, ни даже упоминания его имени. Это имя совсем одиноко и совсем странно стоит лишь на обложке.

Странно для историков и для философов, но не для современников и сподвижников. Конечно, если предполагать, что на покупателей книги, изданной Гольбахом анонимно, имя кюре Мелье не действовало как электрический разряд, было бы бессмысленно анонсировать, что она несет мысли в его духе, передает его философию — философию простого здравого смысла. Объяснить появление такого заглавия у книги Гольбаха можно только тем, что имя кюре Мелье стало уже вполне именем нарицательным. Оно известно всем образованным, оно означает в их сознании определенный метод и стиль атаки на религию и власть. Гольбах как бы объявляет публике, что он приверженец этого способа критики и мысли, и передает самую суть, не берясь за пересказ.

Действительно, во многом ему это удалось прекрасно. Перлы Мелье один за другим трепещут в ладонях Гольбаха, но в другой оправе, в другом порядке, далеко не в том полном наборе. «Здравый смысл кюре Мелье» имел наибольший успех из всех блистательных творений Гольбаха. Но пока речь не об этом: само существование этой книги, как молот, бьет неправду. Сколько же знал о кюре Мелье каждый посетитель салона Гольбаха! Как ясно было для каждого из них, в чем

суть дела, если — не без разговоров, конечно, — посчитали, что кстати дать это откровенное, дерзкое, дразнящее название свежей книге, вынесенной на публику из «пекарни».

Остается добавить, что наследие Жана Мелье проникло в мышление просветителей и их обширную аудиторию никак не посредством краткого «извлечения», которое Вольтер опубликовал за десять лет до этого. Пусть Вольтер и видел в нем потрясение основ. На деле эта тоненькая брошюрка не могла принести имени Мелье того обобщенного значения и той признанной известности, которые звучат в вызывающем заголовке книги Гольбаха.

Как звучало имя Мелье, видно и из другого. В том же 1772 году Гольбаху пришлось выпустить новое издание своей книги, но уже без имени кюре Мелье на обложке. Оно проскочило в первом, напечатанном в Амстердаме издании, но, очевидно, делало слишком уж опасной всякую торговлю этим товаром. Поспешное второе издание вышло под безликим заголовком «Здравый смысл, или Естественные идеи, противопоставленные идеям противоестественным». Под этим названием, с прибавлением еще слов, что она написана автором «Системы природы», книжка триумфально переиздавалась в 1773, 1774, 1782, 1784, 1786 годах. Ее лишь украшало то, что она была приговорена парижским парламентом к сожжению.

Гольбах не дожил нескольких месяцев до революции. Его ближайший друг и душеприказчик Нежон выпустил эту книгу в 1791 и 1792 годах под восстановленным истинным ее названием: «Здравый смысл кюре Мелье». С каким громким победным звоном пали оковы с запретного имени Мелье!

Нежон не только раскрыл истинный замысел Гольбаха и расшифровал всему читательскому миру усеченное выражение «Здравый смысл…». Он издал также в первые годы революции все то из порохового погреба ветеранов Просвещения, что наиболее похоже следовало духу Мелье, вроде, например, сочинения «Солдат безбожник». Можно со всей уверенностью думать, что он готовил к печати также подлинный полный текст «Завещания», но не успел. В третьем томе своей выпущенной в 1790 году «Методической энциклопедии» он напечатал обширную и восторженную статью «Жан Мелье», рассказывавшую и о тех сторонах творения Мелье, которые когда-то Вольтер попытался предать вечному забвению. Нежон, бывший прежде чуть ли не самым доверенным лицом Гольбаха и Дидро, едва лишь началась революция, видел одну из главных своих задач в — ставшей, наконец, возможной — пропаганде Мелье и его наследия.

То же делал Сильвен Марешаль, будущий участник «заговора равных» под руководством Бабефа: в 1790 году он издал книгу «Катехизис кюре Мелье», яркое атеистическое произведение, где имя Мелье фигурирует в заголовке совершенно в том же смысле, как и в книге Гольбаха: там нет извлечений и цитат из Мелье, — набатные слова «Катехизис кюре Мелье» звучали как «Катехизис атеиста» или, если угодно, как «Основы учения мельеистов». В 1789, 1791, 1792 годах и позже Сильвен Марешаль славил освобожденное имя Мелье и вынесенное из подполья его творение в своих «Словаре честных людей», «Альманахе республиканцев», «Словаре атеистов».

Анахарсис Клоотс, среди других, высоко взметнул славу Мелье в 1793 году, в справедливые, рвавшие все цепи дни революции.

Вот в наших руках и другая половина истины. Мелье в XVIII веке был не только знаменит, но и запрещен. Это было опальное, непростительное, изгнанное имя. Его читали все «философы» и все допускаемые к ним за кулисы. Но его продавали лишь из-под полы, его называли лишь шепотом.

Изданный в 1757 году правительственный декрет под угрозой смертной казни запрещал «сочинять, печатать и распространять в публике сочинения, направленные против религии, королевской власти и общественного спокойствия». Не подействовало! Десять лет спустя, в 1767 году, королевская декларация вновь предписывала «полное молчание касательно всего, что относится к религии». Если это затрагивало многих, то Жан Мелье был словно олицетворением и воплощением всех зол, против которых поднят правительственный молот. Удары обрушивались на всякого, кто прибегал к его имени в своих изданиях. Один из самых дерзких и вольнодумных писателей середины XVIII века, атаковавший и иезуитов, и законы, и суд, Дюлоран, был привлечен к следствию священной инквизицией, между прочим, в связи с тем, что его заподозрили в авторстве анонимной книжечки «Избранные мнения Жана Мелье», что служило важным отягчающим обстоятельством. Книги, содержавшие в заглавии или в тексте имя Мелье, были неоднократно осуждены. Те, кто хранили и тайно распространяли их, а тем более списки самого «Завещания», рисковали попасть в руки полиции.

Нет, это не был «забытый, одинокий мыслитель». Это был живой враг, с которым сражались и который сражался.

В качестве прибежища легенда готова принять версию, что живым врагом был не Мелье, а Вольтер: он извлек Мелье из небытия и дал ему второе рождение. Это хоть куда ни шло, великому Вольтеру, другу королей, дозволительно и поделиться своей славой с безвестным кюре и отвлечь на него часть своих преследователей. Не так давно легенда устами немецких профессоров твердила даже, что кюре Мелье вообще изобретен Вольтером, что это одна из многочисленных мистификаций Вольтера, на деле же ни этот кюре, ни его «Завещание» никогда не существовали. Это выглядело расчудесно. Но оказалось глупо. Однако разве много умнее допустить, что пока Вольтер не напечатал в 1762 году своего тоненького извлечения из Мелье, этот мыслитель не мог ни оказывать влияния, ни вызывать ненависти и запрета?