Лев Пирогов - Упирающаяся натура

• Название: Упирающаяся натура
• Автор: Лев Пирогов
• Жанр: Критика

Литературный критик, который не нуждается в представлениях. Свод блестящих и парадоксальных эссе от Пирогова, где читателю постоянно задают грозные и ехидные вопросы, на которые он не в состоянии ответить.

---

Классовая борьба детей

Раньше удивительно люди жили.

Цари-короли в 18 лет затевали войны (двадцать тысяч народу туда, тридцать сюда) и выигрывали сражения. А это же такая ответственность! Это же так тяжело — ни дня себе не принадлежишь. Всё время голова занята: а как там, а что здесь.

Крестьянские дети с двенадцати лет работали, в шестнадцать женились.

Писатели писали: «В комнату вошла старуха тридцати лет»…

Сейчас люди тоже странно живут. Вот взять меня. В моём возрасте уже кто только из великих не умер, а я всё чувствую себя нашкодившим, прогулявшим уроки ребёнком. По телефону говорю робко и чуть заискивающе, не люблю делать трудную ответственную работу, люблю называть «работой» приятное времяпрепровождение. Книжки читать люблю.

Наверное, поэтому «проблема инфантилизации общества» кажется мне очень важной проблемой. Вы, конечно, знаете, что есть такое слово — «кидалты», от «kid» (малыш) и «adult» (взрослый). Кидалты не торопятся заводить собственных детей, а если и заводят, всё равно не прекращают смотреть мультики про «Южный парк» и «Футураму», покупать себе игрушки, любовно именуемые «гаджетами», и ходить в кино. Взрослые пузатые дядьки с жаром обсуждают в своих жежешечках «Властелина колец», «Пиратов Карибского моря» и особенно «Гарри Поттера».

Кидалты — дети современного образа жизни, который, если коротко, заключается в том, что человек работает не для того, чтобы не умереть, а для того, чтобы жить лучше. Человеку не нужно отбиваться от голода, болезней, врагов и стихийных бедствий (за него это делают научно-технический прогресс и различные «социальные технологии»), у человека высвобождается много сил, которые ему не к чему применить. Нет занятий, которые требовали бы всех его сил без остатка. Воевать не надо, покорять новые земли или космос не надо, строить коммунизм или крепить обороноспособность страны не надо. А что делать-то?

Раньше думали, что человек, освободившись от необходимости вкалывать за кусок хлеба, займётся свободным творчеством, но что это, по совести сказать, за дело такое — «творчество»? Непонятно. Творчество тоже надо к чему-то прикладывать, а к чему? Если в космос не надо, воевать не надо и так далее. Видел однажды в Третьяковке на Крымском валу рядом две выставки. Одна посвящена ВХУТЕМАСУ: зарево тридцатых, художник на службе индустриализации, все на аэроплан. Худые, жилистые, голодные, злые, сильные. Страшное, время, интересное время! Другая выставка — фотолетопись «московского концептуализма» восьмидесятых: свалки-помойки, бухло, шутовские позы и гримасы, волосатые животы, тоска-а-а… Что делали-то? Непонятно. Бухали.

Если свободного творца палкой не погонять, сам он далеко не уедет. Чувствует свою онтологическую бесполезность. Зачем его свободная творческая профессия на необитаемом острове? А без чего человек на необитаемом острове обойдётся, без того и в городе обойтись можно. Сами-то что с собой выживать на остров возьмёте (не понарошку, а если на самом деле, когда предложат одно из двух) — ящик красок или водки бутылку? Концептуалисты совершенно справедливо выбрали водку. Умные люди были.

Короче говоря, заскучал человек, избавленный от решения задач выживания. Стал мучительно выдумывать себе занятия. Один мой знакомый даже именно что живописью увлёкся от мучительного безделья. Другой — велосипедами, их штук сто у него. Третий путешествует. Четвёртая историю родного города изучает. Жизнь либо трудна, либо скучна, но скуку мы готовы потерпеть, готовы с ней побороться, а вот с трудностями — нет, не готовы.

Одно время я совсем было захотел трудностей. Придумал себе, что скоро случится цивилизационный катаклизм (не помню уже, с чего там у меня началось, кажется, закончилась вся-вся нефть), и начнётся увлекательнейшее выживание. А значит, нужно запасать нескоропортящиеся продукты, инструменты всякие, свинец листовой, строить схроны в лесу… Но потом, во-первых, выяснилось, что есть уже целая игровая субкультура такая, «выживальщики» называется, и целый специальный жанр развлекающей их фантастической литературы, а во-вторых… Кризис взаправду начался. Жить стало труднее, — и меня сразу же попустило. Интереснее не сделалось, но скука сразу же куда-то исчезла.

А вот знакомых моих кризис не особо затронул. У одного жена в спасённом правительством банке хорошо получает, другой сам-сусам — в транснациональной компании менеджерит, а у Четвёртой дедушка генеральный конструктор, пенсия — дай Бог каждому. Не знаю, совпадение или нет, но все они сейчас с большим жаром поддерживают движение за отмену Путина. А я не поддерживаю — боюсь, вдруг ещё не скучнее станет. Они за это сердятся на меня. Не сердитесь, дорогие, лучше помогите материально! Вы работаете, чтобы сделать жизнь лучше, я — чтобы её не потерять, нам с вами в разные стороны.

И ещё мне по узости горизонта кажется, что именно сейчас «весь цивилизованный мир» движется скорее в мою сторону, чем в вашу. Не по пути усовершенствования демократических процедур и упрочнения либеральных ценностей, а по пути «быть бы живу». Не сегодня-завтра такие «демократические процессы» начнутся у спасательных шлюпок, что ой-ёй-ёй… Но я, заметьте, не горжусь тем, что нахожусь в русле объективного исторического развития. Я бы предпочёл, чтобы вы оказались правы, а я ошибся. Чтобы ваша полнокровная жизнь стала лучше, и чтобы моя, чахлая и утлая, от этого случайно не прекратилась. Не уверен, правда, что такое по теории классовой борьбы возможно, но пусть, пусть.

Власть и народовластие

Есть у замечательного польского писателя-русофоба Станислава Лема такой роман: «Футурологический конгресс». А в нём есть такой момент. Люди думают, что живут в просторных квартирах, ездят на работу в автомобилях, ужинают вечером в ресторанах и уютных кафе, ходят по нарядным улицам с красивыми вывесками. А на самом деле, всё это результат действия психотропов. На самом деле, эти люди спят вповалку в бараках, жрут какую-то помойную бурду из лоханей, а на работу бегают босиком, крутя воображаемый руль.

А ещё есть у не помню которого (но тоже замечательного) американского режиссёра такой фильм: идёшь ты, допустим, по коридору родного офиса, навстречу тебе идут приветливые люди в деловых костюмах — твои начальники, на дверях справа и слева таблички: «отдел планирования», «туалет», за окном виднеются понятные и красивые рекламные биллборды: «Пей кока-кола». Но стоит надеть особые (тщательно скрываемые от народа на специальном складе) очки, как видишь: из деловых костюмов торчат адовы рожи захватчиков-инопланетян, а на всех табличках и всех биллбордах написано одно-единственное слово — «подчиняйся».

Мне часто кажется, что наша жизнь (не «наша русская», а вообще наша — всех человеков) устроена именно таким образом. Что данный нам в ощущениях мир — лишь только морок, «альтернативная вселенная», выдуманная неким фантастом. Под действием неизвестного науке наркотика (на самом деле, известного — о нём подробно писали Маршалл Маклюэн, Дуглас Рашкофф, Жан Бодрийяр и другие исследователи) мы перетолковываем все события, происходящие в действительности, с точки зрения своего бреда: скажем, видим ветряную мельницу и говорим: «Э, да это великан машет руками». Или видим стадо овец и понимаем: э, да это же отряд сарацин.

Например, нам кажется, что разумная цивилизованная власть устроена демократически. Разные объединения умных и неравнодушных людей придумывают разные конкретные меры по управлению страной и информируют об этом СМИ и правительства. А СМИ и правительства информируют об этом народ и устраивают выборы. Какие меры нам больше по душе, тех умных и неравнодушных мы и изберём. (Потом, правда, обязательно переизберём, потому что меры эти либо не будут реализованы, либо не сработают, либо просто устареют и всем опротивеют. В мире так много нового, и всё надо успеть попробовать.) В общем, нам кажется, что миром управляет рынок идей. А не какие-то конкретные люди.

Конкретные люди — это просто персонификации выдвигаемых ими идей. (Вроде как у древних были персонификации природных стихий: бог огня, бог дождя, бог плодородия.) Значение имеют идеи, а не то, какой у человека-политика характер, личная история и с какой ноги он сегодня встал. Вот в таком мире мы хотим жить и думаем, что живём, — где-то лучше, а где-то хуже. Хуже — там, где эта схема замусорена «личными обстоятельствами» политика: скажем, он властолюбец, и для него оставаться любой ценой у власти важнее, чем решать насущные управленческие задачи. Ну, или он хапуга, или встал сегодня не с той ноги.

Итак, для демократии главное не правитель, а естественный отбор идей (побеждают лучшие и новейшие), осуществляемый через регулярную замену правителей. А поскольку замену правителей осуществляют люди, не всегда способные разобраться в идеях и отличить хорошую от плохой, у демократии существуют разные «механизмы» — от объяснительно-пропагандистских до чисто процедурных. Чтобы девяносто процентов дураков, составляющие всякое общество, не выбрали себе правителем дурака, их голоса рассеивают, фильтруют и заново фокусируют. Например, люди-дураки выбирают не собственно президента, а умных выборщиков, которые уже, в свою очередь, выбирают умного президента. Или голосуют сперва за партии, которые потом выдвигают кандидата-недурака.