Сергей Кургинян - Суть времени. Том 1

• Название: Суть времени. Том 1
• Автор: Сергей Кургинян
• Издательство: ЭТЦ
• Жанр: Политика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7018-0524-6, 978-5-7018-0523-9

«Суть времени» — это цикл видеолекций Сергея Кургиняна, политического и общественного деятеля, режиссёра, философа и политолога, президента Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр». Лекции транслировались в интернете с февраля по ноябрь 2011 г. на сайтах www.kurginyan.ru, www.eot.su.

Необычный, интеллектуально глубокий и острый, эмоционально окрашенный и несущий яркий отпечаток личности автора, этот цикл лекций вызвал огромный интерес аудитории и стал «стартовым толчком» и одновременно концептуальной основой для формирования виртуального клуба сторонников С. Кургиняна «Суть времени».

В книге «Суть времени» собраны стенограммы всех 41 лекций цикла. В каждой из них — размышления Сергея Кургиняна о сути нынешнего времени, о его метафизике, диалектике и их отражении в ключевых аспектах актуальной российской и глобальной политики. Центральная тема цикла — поиск путей и механизмов выхода из системного глобального общечеловеческого тупика во всех его измерениях: от метафизического до гносеологического, этического, антропологического. И, как результат, тупика социально-политического, технологического и хозяйственно-экономического.

Автор, показывая контуры этого тупика и подчеркивая необходимость понимания всей глубины, сложности и трагичности нарастающих проблем, доказывает, что именно Россия, в силу особенностей своей исторической судьбы, сохраняет шанс на то, чтобы найти и предложить миру выход из тупика. Но реализовать шанс возможно лишь в том случае, если для «критической массы» активных людей с общим глубоким пониманием проблем это станет высшим смыслом жизни и деятельности.

Идеи С. Кургиняна нашли отклик, виртуальный клуб «Суть времени» разрастается в широкое общественное движение «Суть времени». И на наших глазах становится реальной политической силой.

---

Если бы наше общество было традиционным и охраняло бы свой миф так, как католики в каком-нибудь XVII веке охраняли миф о непорочном зачатии… то есть на любое оскорбление своих святынь отвечали бы просто ударом или, скажем, выхватыванием шпаги, то, возможно, в этом бы не было ничего страшного. Но наше общество было уже модернизированным, современным, оно не сакрализовало свои мифы и не готово было подобным образом их защищать. Оно хотело не мифов, а правды. И как только сторонники Советского Союза и советского общества начинали говорить о том, что вот-де, мол, у нас есть священное, у нас есть мифы, их оппоненты говорили: «Подождите, подождите, а может, на самом-то деле, все было пакостным, может, вы нам просто врете, может быть, это идеологическая мулька?» — и так далее и тому подобное.

Таким образом, произошел колоссальный, непоправимый, фантастический разгром, который начался, по-видимому, все-таки где-нибудь в году 1986-м либо в конце 1986-го — начале 1987-го и закончился в 1990-м, 1991-м. Это был недолгий период, который определил очень многое в нашей истории. Потому что за это время широчайшим общественным слоям было доказано, что их первородство тухлое, порченое! И слои это признали. Слои нашего общества, наши соотечественники. Я видел это, я являюсь очевидцем, я участвовал тогда в дебатах на какой-нибудь «горячей линии», на московском телевидении, на различных открытых площадках. Я видел людей с безумными глазами, которые уже приняли в себя дозу этого диссидентского яда и которые просто сходили с ума от злобы, ненависти, разочарования, от ощущения того, насколько они обмануты, как им вешали лапшу на уши так много лет и как «на самом деле» все это было.

В оправдание своих соотечественников могу сказать, что по ним ударили очень сильно. По ним ударили так сильно, как никогда. Это случилось, повторяю, из-за монополии правящей партии, которая, конечно, во всем виновата в первую очередь, ибо всегда виноват тот, кто властвует. Но если бы одновременно с этим была бы свободная равноправная дискуссия, которую не допустила все та же правящая партия… Если бы это все было в нормальных демократических формах полноценной равновесной дискуссии, то, возможно, наши соотечественники не были бы так сильно травмированы.

Но это было так, как это было. В этом смысле история не имеет сослагательного наклонения. Это уже произошло! Сознание было взорвано! Этим страшным ударом, этим первым месседжем…

Но был и второй месседж, ничуть не менее важный. Он заключался в следующем, этот месседж № 2: «А зачем вам вообще нужно первородство?! Однова живем! Мы живем сегодняшним днем, дайте пожить! Откуда все эти бредни о том, что необходимы какие-то идеалы, что нужна жертвенность, что мы должны жить какими-то смыслами? Да не этим живем!»

В конце 80-х годов вышло много публикаций, где идеалы были вообще — вообще! — дискредитированы. Очень сильно, всеми возможными способами. Речь шла не только о советских идеалах, но об идеалах вообще! Американская мечта не может быть отменена, она всегда существует, как американская миссия и многое другое. Русским же сказали, что ни миссии, ни мечты быть не должно вообще. Не только советской, которая «ложна и порочна, ужасна и омерзительна», но и вообще никакой! Жить надо интересами, то есть «чечевичной похлебкой». Эрих Фромм называл это «гуляш», но мне ближе термин «чечевичная похлебка».

Оба эти месседжа проникли в сознание наших соотечественников, огромного количества соотечественников, и в итоге они отказались от своего первородства. Причем в 1990 году, в 1991-м и даже в 1992-м можно было считать, что отказались они во имя демократии, свободы, права и всего прочего, то есть во имя другого идеала, что, в принципе, является допустимым. В конце концов, что такое революция 1917 года? Один идеал — православная империя (крест над Святой Софией, православная симфония и все прочее) — меняется на другой идеал — коммунизм. Идеал на идеал — это такой бартер, такая рокировка.

Это и есть История. Она каждый раз зависает над бездной, потому что каждый раз обрушение одного идеала тяжелейшим образом травмирует общество, но тут же другой идеал заменяет прежний идеал, и что-то устанавливается.

К 1993 году стало ясно, что наши соотечественники в значительном количестве поддержали Ельцина. Уже поняв, что они обмануты. Уже имея некий символ в виде Белого Дома, над которым были подняты все знамена, включая красное. Уже зная, что Ельцин к этому моменту нарушил Конституцию и выпустил указ 1400, который был заведомо неправовым, они все равно не поддержали другую сторону. Некоторые ссылались на то, что там «неприятный чеченец Хасбулатов», но это полная чушь, потому что управлял не Хасбулатов, а Верховный Совет, избранный самими этими гражданами, которые могли, в конце концов, его потом переизбрать, и большинство в котором составляли люди с очень разными убеждениями, как некоммунистическо-патриотическими, так и отчасти коммунистическими. Поэтому эти все адресации к Хасбулатову не имеют совершенно никакого права на существование.

Граждане просто поверили обещанию Ельцина, что он ляжет на рельсы, если рынок и вообще реформы не наполнят корыто очень вкусной чечевичной похлебкой. Гораздо более вкусной похлебкой, чем та похлебка, которую предлагал советский, во многом действительно аскетический и скудный, строй. Граждане в это поверили и в этот момент завершили, оформили, подвели черту под этапом, который называется метафизическим падением. Ибо смена первородства на чечевичную похлебку и есть такое метафизическое падение.

Должен сказать, что интеллигенция, которая в этом участвовала (и не просто участвовала, а фактически науськивала граждан, двигала их этим путем) совершила нечто чудовищное. Ибо она действительно к месседжу № 1, согласно которому советское первородство порченое, добавила месседж № 2, согласно которому идеалы — это вообще фуфло.

Ни одно общество, если оно хочет существовать, ни одна власть, если она хочет властвовать, никогда не рубит сук, на котором сидит. Она не уничтожает идеальное вообще. Уничтожая какое-то исторически обусловленное Идеальное, например советское или досоветское, она тут же вставляет на его место другое Идеальное. Ленин мучительно размышлял над тем, от какого наследства мы отказываемся, а от какого не отказываемся, потому что он понимал, что от всего отказаться невозможно, ведь тогда не сумеешь никуда вставить эти свои новые идеалы. Они не срастутся, а если они не срастутся немедленно, если не возникнет нового идеального содержания, то ты обществом управлять не можешь, власти быть не может, не может быть легитимности, не может быть ничего! Есть только полузвериное стадо, растерянное и беспомощное, которое не способно быть опорой никакой власти.

В этом смысле интеллигенция совершила двойное преступление. Она, во-первых, действительно огульно дискредитировала то, в чем не разобралась (я имею в виду советское общество). Во-вторых, она дискредитировала Идеальное вообще. Дискредитировав его, она и себя лишила будущего, потому что оказалась не нужна. Интеллигенция была жрецом идеального. Если она отказалась от идеального, то зачем она нужна вообще? И власть была обречена на жалкое прозябание, потому что опереться на общество без Идеального невозможно, можно только плыть вместе с ним по какому-то страшному течению. Это даже не река Стикс, это бесконечно вонючая, зловонная речка, которая постепенно-постепенно течет в какие-то поля орошения, даже не в поля Аида или в Элизиум. Нет, она течет в нечто гораздо более страшное и стыдное. И можно только, лавируя, плыть по этому течению. Вот что было сделано.

С того момента как это было сделано, а это было окончательно сделано, конечно, в 1993 году — 1991-й я не могу считать окончательной вехой просто потому, что существовали неоднозначность фактора Горбачева, растерянность, непонятность будущих перспектив, частичная незаконность действий ГКЧП и многое другое, там была неопределенность… В 1993 году была полная определенность, но к Белому Дому пришло не 500 тысяч человек и не 300 тысяч человек, а 40–50 тысяч, что бы кто ни говорил.

На расстрел Белого Дома смотрели достаточно хладнокровно. После расстрела оказалось растоптанным все: право в его демократическом понимании, демократические выборы в том подлинном смысле слова, который мог бы как-то ассоциироваться со свободой, а свобода — величайшая ценность. И уже было понятно, что все это сделано только ради того, чтобы кто-то обогатился, и после этого развился вот этот самый капитализм. Но ведь это делалось не ради капитализма как такового, потому что никто уже не воспринимал в этот момент капитализм как нечто идеальное. Я подчеркиваю: Идеальное рухнуло! Это делалось ради каких-то конкретных приобретений именно материального характера. Ради большего просперити (процветания), ради большего количества чечевичной похлебки, которая окажется в корыте. Граждане, отбросив первородство, совершили метафизическое падение и этим завершили первый этап своей мистерии.