Анатоль Имерманис - «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается

• Название: «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
• Автор: Анатоль Имерманис
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1973

События, описываемые в приключенческой повести «Тобаго» меняет курс», относятся к периоду присоединения Латвии к Советскому Союзу. В центре повествования — команда торгового латвийского судна «Тобаго», находящегося во время этих событий в океанском плавании.

«Три дня в Криспорте» — приключения советских моряков в зарубежном порту.

«24–25» не возвращается» — повесть о поиске преступника.

Авторизованный перевод с латышского Юрия Каппе.

---

— Взять штурвал! — прикрикнул Нордэкис на разбушевавшегося Галениека.

— Пускай крутит тот, кому больше всех надо! — отрубил Галениек. — Я ему не слуга.

Нордэкис пожал плечами и, взяв штурвал, положил руль на курс. Он ожидал, что капитан разозлится и приструнит матроса. Молчание Вилсона означало, что в душе он согласен с Галениеком.

— Извините, товарищ капитан… — заговорил Нордэкис.

— Осточертели мне ваши деликатные фразочки, — прорычал Вилсон. — Вам тут не салон, а морское судно.

— Именно это я имею в виду, — твердо произнес Нордэкис. — И потому Дрезинь на этот раз поступил правильно, ни у кого не спрашивая совета. Я очень рад, что «Тобаго» пойдет прямым курсом на Ригу…

— У вас на уме только ваша Алиса или как там окрестили эту писклю… Успеете еще, нанянчитесь, любящий папаша! А для меня груз в трюмах важнее ваших пеленок, понятно? За груз отвечает капитан, и я при любой власти обязан доставить его в Сантаринг!

— Капитан в первую очередь несет ответственность за судно.

— И потому можно орудовать за его спиной? Поднять среди ночи с постели и запросто приказать…

— Извините, товарищ капитан, но я, как и вы, полагаю, что у Дрезиня были веские основания не посчитаться с морским этикетом. Лучше пусть грузополучатели останутся без груза, чем мы без судна.

— Вы так считаете? — уже совсем спокойным голосом переспросил капитан Вилсон.

Квиесису никогда не удавалось заснуть раньше часа или двух ночи. Даже в лучшие времена. А теперь и подавно. От непрестанного курения во рту стояла горечь. Эта папироса последняя. Докурит и — спать.

Квиесис взглянул на струйку дыма. В неосвещенной каюте она казалась совсем белой. Белой и прямой, как дорога, которая постепенно расширяется. Как хорошо, что Алисонька вместе с ним на судне! Ничего больше не связывает его с Латвией — ни семья, ни имущество. Он чувствует себя еще достаточно молодым, чтобы найти в Сантаринге свою вторую родину…

Корпус судна дрогнул. Квиесис подбежал к иллюминатору. Ему почудилось, будто волны стали разворачиваться и менять направление. Нет, море оставалось на месте. Квиесис все понял. Разворачивалось судно. Его нос уваливал в обратную сторону от Сантаринга. Внезапно, без предупреждения, даже без митинга. Для этого может быть единственный повод — Дрезинь догадался о смысле телеграммы. Понял, что в Сантаринге игра будет проиграна.

Теперь проиграна его, Квиесиса, игра. Повертывается не только «Тобаго». Повертывается вся жизнь, его жизнь. Сердце вдруг стало останавливаться. Пришлось ухватиться за стол. Судно меняет курс. В Сантаринг не попасть. «Тобаго» не вернуть. Сердце забилось снова. Вяло, с перебоями. Круговорот крови возобновился. Вместе с жизнью возвращалась надежда. Слабая, но все-таки надежда. Надо переговорить с Алисой. Сию же минуту. В ее жилах тоже течет кровь Квиесисов…

— Алиса, нам надо поговорить, дорогая. — Эту фразу Квиесис повторял, как молитву. Повторял до тех пор, пока Алиса не проснулась. Рукой она заслонила глаза от яркого света.

— Я не могу… не хочу… после всего, что произошло, — срывалось с ее губ. — Остров Хуана! До смерти не забуду это жуткие слово! Какой отец пошел бы на это?.. Ты знал, что я люблю его, и все-таки…

Квиесис не уловил настроения Алисы. Он потел, волновался. Он чувствовал себя как на ответственном деловом заседании. Одно неосторожное слово — и ты на пороге банкротства.

— Паруп… Это он насоветовал. Заморочил мне голову начисто, когда сватался за тебя.

Унылый тон отца окончательно разбудил Алису.

— Да не он, а дома его заморочили тебе голову.

— Да, да, так оно и есть, признаюсь. Плохим отцом был я для тебя, Алиса. Но, слава богу, от Парупа теперь отделались. Теперь буду другим человеком.

— Ты?

— Да, теперь я понимаю, что едва не сделал тебя несчастной. Не по своей воле, Алиса, поверь, дорогая. Тогда я еще не знал, что за человек Дрезинь. Он такой отзывчивый, а главное — он тебя любит…

Алиса стремительно поднялась и села, обхватив колени руками. Попробовала расшифровать выражение отцовского лица.

— Что с тобой вдруг?

— Не знаешь разве? Они повернули «Тобаго» обратно на Ригу. Алиса, дорогая, мы должны что-то предпринять…

Алиса пожала плечами.

— Не знаю. Он уже не такой, каким был вчера.

— Опомнись! Про что ты говоришь? Ах да, ты о Павиле… Ничего, девочка, это все еще поправимо.

— Поправимо?

— Ну да, скажи, что я согласен. Пусть забирает судно… в счет твоего приданого… В Сантаринге сыграем свадьбу.

Алиса удивленно уставилась на Квиесиса.

— Ты согласился бы отдать меня ему?.. Коммунисту?.. Человеку, которого ты ненавидишь и не можешь не ненавидеть?

— А что же делать, милая? Мы должны попасть в Сантаринг! «Тобаго» нельзя выпускать из наших рук!.. «Тобаго» — это моя жизнь… Мало ли кому приходится мириться с немилым зятем? Надеюсь, ты меня поняла?

— Да, поняла. Жаль мне тебя.

— Хотя бы из жалости, все равно… Ведь ты не стала бы доискиваться, почему он берет тебя? Когда любишь — гордость неуместна. Поговоришь с ним?

— Это бессмысленно. Он не захочет. А даже если бы и согласился — что команда скажет?..

— Он согласится, он не смеет не согласиться. В этом наша единственная надежда. Он обязан тебе жизнью, он не имеет права отказаться. А с командой он все уладит… Одевайся, родная! Ты должна сейчас же пойти к нему! Нет, лучше прямо так, как есть…

— Товар в прозрачной целлофановой упаковке, — усмехнулась Алиса.

— Что ты сказала?

Алиса не ответила. Она плакала.

— Ну не плачь, иди же! — торопил ее Квиесис. — Хотя нет, это кстати, плачь! Заплаканные глаза значат больше, чем слова.

— Никуда я не пойду, — сказала Алиса. — Если хочешь, ступай сам.

Свадруп не знал, что решение о перемене курса принято без согласия команды — на первое собрание его тоже никто не позвал. Он знал лишь, что судно идет не в Сантаринг. Что оно идет в Латвию. В Латвию, где вместо вождя теперь хозяйничают разные цепуритисы. Тогда уж лучше вплавь к американскому берегу. Или на дно вместе с пароходом. Надежда на Квиесиса лопнула. Чтобы найти выход из нынешнего положения, нужна другая хватка. И такая хватка есть у Парупа.

Свадрупу не пришлось долго барабанить. Со вчерашнего дня Паруп не смыкал глаз. Шагал из угла в угол в своем застенке и ковал планы освобождения. Останавливался у иллюминатора и неподвижным взором всматривался в даль. В даль, скрытую непроницаемым мраком. В даль недосягаемую — до тех пор, пока он здесь взаперти. Пока наверху у власти Дрезинь.

— Господин Паруп!

— Черт возьми, где вас носило столько времени? Что происходит на корабле? Куда мы идем?

— Все полетело к чертям. Господин Квиесис послал радиограмму, а они решили не заходить в Сантаринг.

— Идиот проклятый! Он всем нам могилу роет… Значит, груз они не повезут?

— Нет, конечно! Они совсем с ума спятили! Прямо к большевикам дуют.

— Сволочи! Этого допускать нельзя.

Паруп метался по тесному помещению. Ломал голову и ничего не мог придумать. На миг все затихло. Потом раздался его голос. Громкий, будто он снова почувствовал себя хозяином на судне.

— Горючее!

— Горючего у нас хватит. — Свадруп сперва не понял, но тут же сообразил: — Есть, господин Паруп! Будет исполнено, господин Паруп!

— Надо попасть в Сантаринг. Во что бы то ни стало, поняли?

В машинном отделении появился Свадруп.

— Бездельничаете, да? — проворчал он. — Подать журнал!

Август демонстративно засунул руки в карманы. Антон бросился исполнять приказание. В его глазах Свадруп по-прежнему был начальником. Как только книга была положена перед старшим механиком, он тут же с размаху запустил ее в угол — с перепугу Антон вместо вахтенного журнала схватил роман Августа.

— Распустились тут без меня, скоты! — ругался механик. Он открыл вахтенный журнал. — Одиннадцать узлов! Вот что получается, когда нет над вами палки.

Свадруп про себя твердо решил придерживаться миролюбивого тона, но характер и профессиональная гордость взяли свое.

В обычной обстановке Август сумел бы постоять за себя и за свою книжку. И Антон отважился бы пояснить, что после поворота «Тобаго» пошел против ветра. И Свадруп сам понял бы это. И мотористов поразил бы неожиданный трудовой энтузиазм механика. Но неожиданная перемена курса теперь сбила их с панталыку. Судно повернуло на 180°. С чего вдруг? Какое чрезвычайное происшествие заставило капитана «Тобаго» взять прямой курс на родину? Но ведь тогда Дрезинь пришел бы поговорить, посоветовался… Долго гадать не пришлось. В машинное отделение влетел Галениек.

— Контрреволюция! — заорал он. — Дрезинь запретил идти в Сантаринг. Хочет уморить нас голодом.