Генри Мортон - Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима

• Название: Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Руководства
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48827-8

За свою жизнь Генри Мортон побывал во многих странах, но неизменно возвращался домой, в старую добрую Англию, по которой ему так нравилось путешествовать. И всякий раз открывал для себя и своих читателей нечто новое в таком, казалось бы, знакомом окружении — тихий уголок Лондона, неизменно очаровательную английскую глубинку, выход в море на боевом корабле… А еще он, человек европейской культуры, получивший классическое образование, не мог остаться равнодушным к очарованию Европы, будь то великолепный Рим, всегда модный Париж или провинциальные городки буржуазного Бенилюкса. И всюду, где бы ни оказывался, он видел красоту и встречал радушный прием — потому что путешествовал с любовью к жизни.

---

— Клянусь Юпитером, — встрепенулся вдруг мистер Снап, — я вот все думаю: а вы случайно не знакомы со Снапами из Линкольншира?

— Боюсь, что нет.

— Наш род один из старейших в Англии, — спокойно заметил он. — Один из моих предков по имени Жиль де Снап участвовал в битве при Гастингсе.

— Вот как! — откликнулся я, чувствуя себя довольно глупо.

— О да! Клянусь Юпитером, — подтвердил мистер Снап, основательно прикладываясь к стакану с виски. — А еще один из Снапов присутствовал при подписании Великой хартии вольностей. Не говоря уж о сэре Чарльзе Снапе, который оборонял замок Раксмор от кромвелевских солдат… Вы, конечно же, слышали эту историю?

— Ну, как же, тот самый Снап… — промямлил я.

Мой собеседник поставил стакан на стойку бара и обратил ко мне серьезное лицо.

— Да, — сказал он. — Все это истинная правда, клянусь Юпитером!

Затем он вновь заявил, что будет рад показать мне настоящий Египет, и поспешно удалился. А я остался размышлять, что же мистер Снап предложит моему вниманию — какую-нибудь скабрезную безделушку на Рыбном рынке или же подлинный шедевр в Булакском музее. Оба варианта казались мне в равной степени возможными.

Постепенно я начал понимать этого человека (по счастью, он об этом не догадывался). Мистер Снап заглядывал в гостиницу ежедневно. Иногда он заставал меня на месте, иногда нет. В конце концов он стал приходить прямо с утра: сидел на краешке моей постели, наблюдал, как я заканчиваю одеваться, и сыпал своими бесконечными «клянусь Юпитером» и «чертовски здорово» — до тех пор, пока у меня не возникало четкое ощущение, что господа Гилберт и Салливан многое потеряли, не удосужившись в свое время познакомиться с мистером Снапом. Человек этот вполне мог бы служить символом викторианства. Мне не доводилось видеть ничего (если не считать, конечно, Хрустального дворца), что бы в большей степени отражало дух той эпохи.

Наша дружба крепла с каждым днем, и я узнавал все новые подробности из жизни мистера Снапа. Он перманентно сидел на мели, и это печальное обстоятельство входило в противоречие с его вкусом к красивой жизни.

К примеру, он очень любил посидеть в ресторане «Шепердс» или «Континентал-Савой» — съесть приличный обед, а после выкурить хорошую сигару, — но всегда содрогался от ужаса при виде официанта со счетом (только человек, познавший беспросветную нужду, поймет его страх перед астрономическими цифрами на клочке бумаги). Да и в быту он ценил хорошие вещи и умел получать от них удовольствие, однако тратиться на собственные удовольствия не любил. Ему всегда казалось, что деньгам можно найти более разумное применение.

Мистер Снап привязался ко мне. Смею даже утверждать, что он по-своему полюбил меня (сколь ни смешно это звучит в применении к старичку с красным шелушащимся носом, от которого вечно пахнет чесноком). Наверное, потому, что я вызывал к жизни лучшие черты его натуры. Я же, со своей стороны, с интересом наблюдал за проявлением этих черт в различных (порой самых неожиданных) ситуациях. Не помню, чтобы раньше мне приходилось встречать английских джентльменов в столь стесненных обстоятельствах. По крайней мере я не видел, чтобы джентльмены эти сохраняли столько внутреннего благородства и самобытности. Кроме того, я с удивлением обнаружил, что постоянное общение с мистером Снапом оказывает благотворное воздействие на меня самого. Я стал более тактичным и благовоспитанным. Благодаря ему (вернее, его представлению обо мне) я словно бы переносился в иную эпоху, в век хороших манер. Порою — когда мы обсуждали Лондон 1870 года или же его родственников, Снапов из Линкольншира — я ловил себя на мысли, что нисколько бы не удивился, если бы на пороге нашей комнаты вдруг возникла королева Виктория под руку со своим драгоценным супругом, принцем Альбертом. Полагаю, молодая интересная американка очень удивилась, узнав, что приватной встрече с ней в отеле «Гезира» я предпочел обед со старым мистером Снапом в одном из захудалых местных ресторанчиков.

Несмотря на ужасную кухню — а нам подавали закуски на маленьких тарелочках (и все они оказались либо пересоленными, либо переперченными, либо откровенно прокисшими) — мы отлично провели время.

В вечернем освещении мелкие дефекты поношенного серого костюма не так бросались в глаза, и мистер Снап казался облаченным чуть ли не в смокинг. В тот вечер мой друг неожиданно разоткровенничался, очевидно, под воздействием винных паров, и поведал мне, что нос у него постоянно красный из-за давнишнего собачьего укуса (да-да, не удивляйтесь, пес укусил его прямо за нос!). Помнится, я еще подумал: «Ну, ясно. Видать, старик так с тех пор и прикладывает к носу собачью шерсть!» Когда нам принесли счет, у меня рука сразу же потянулась к бумажнику. Но я себя одернул, ибо понимал, что подобным поступком насмерть обижу старика.

После такого он, пожалуй, не захочет меня видеть. Итак, я просто сидел и наблюдал, как он достает маленький кожаный кошелек и с болезненной гримаской отсчитывает засаленные пиастры.

Хотя за время короткого знакомства я и успел составить определенное мнение о мистере Снапе (мне было ясно, что это английский джентльмен, который волею судеб опустился на самое дно жизни), тем не менее его нынешнее существование — за рамками наших встреч — оставалось для меня загадкой. Мне гораздо легче было его представить на Стрэнде 1870 года, чем в условиях современного Каира. Чем он жил? На какие средства?

И куда каждый вечер отправлялся, распрощавшись со мной? Для меня все было проще: я произносил традиционную фразу: «До завтра, Снап! Рад был повидаться» и шел к себе в гостиницу. А он? В каких таинственных тенях растворялся бедный старый англичанин вместе со своей панамой и со своим наигранным (вот оно, хорошее викторианское словечко) весельем? Я почему-то был уверен, что мистер Снап холост — пока однажды вечером он не сказал, что очень бы хотел пригласить меня к себе домой, но, увы, его жене нездоровится.

Мы, как и собирались, съездили в Гизу посмотреть на сфинкса и египетские пирамиды. Я взял напрокат двух вполне приличных лошадей, и мы отправились туда верхом. Мистер Снап выглядел молодцом — впору хоть Веласкесу позировать для конного портрета (хотя я подозревал, что на следующий день он едва сможет подняться с постели). Я смотрел на него и думал, что все-таки, невзирая на свой укушенный нос, старина Снап был и остается настоящим аристократом. Пусть он каждый вечер напивается, а напившись, путается в речах и нетвердо держится на ногах, но, если бы мне потребовался актер на роль старого монарха, я бы знал, где его искать. Из мистера Снапа вышел бы превосходный король! Его податливость (уж не знаю, врожденная или благоприобретенная) трактовалась бы как снисходительность, а некое простодушие сошло бы за непосредственность.

Во всяком случае, в Гизе он был просто великолепен.

Словно зачарованный, наблюдал я, как мистер Снап, стоя в лунном свете и распространяя вокруг себя легкий запах чеснока, разворачивает передо мной картины далекого прошлого. С удивлением обнаружил я, что мой приятель горячий приверженец античной культуры. Все, что происходило после падения Рима, трактовалось им как несомненное варварство. Будь его воля, он изъяснялся бы исключительно на латыни и древнегреческом. Это был его мир! Разглагольствуя о событиях давно минувших времен — воздвигая города и посылая вперед боевые колесницы — мистер Снап и сам преобразился. В его тщедушной фигуре появилось некое героическое великолепие.

— Я, кажется, не рассказывал вам, что в свое время написал биографию Хатшепсут? — сказал мистер Снап уже на обратном пути в Каир. — Это была поистине великая женщина! К сожалению, книга не пользовалась успехом. По правде говоря, ее никто не покупал. Но время от времени мне присылают каталоги из букинистических магазинов, так вот, там значится и моя книга стоимостью в три гинеи. Мне порой обидно, что лично я не получил за нее ни единой гинеи. Но все равно Хатшепсут была великой женщиной… Клянусь Юпитером!

В какой-то момент я почувствовал, что совершенно очарован мистером Снапом. Этот человек со всеми странностями его натуры оказывал на меня гипнотическое действие. Я проводил целые дни в его обществе, позабыв о всех прочих делах. Мне доставляло огромное удовольствие беседовать с ним, пытаясь перещеголять в цитатах из Ювенала и Горация. Порой я задумывался: а как он-то может уделять мне столько времени? И не скажется ли это катастрофическим образом на его делах? Мне так хотелось предложить ему некую сумму в компенсацию за потраченное время. Но это было невозможно. При том, что Снап отчаянно нуждался в деньгах, его аристократическая щепетильность никогда не позволила бы принять от меня помощь такого рода. Мне не хватало духу даже заговорить об этом. Если бы вы видели, с каким достоинством старик восседал за стойкой американского бара, с какой естественностью принимал он дары современной цивилизации, я думаю, вы бы меня поняли.