Лорус Милн - Чувства животных и человека

• Название: Чувства животных и человека
• Автор: Лорус Милн
• Издательство: Мир
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1966

Книга известных американских ученых, супругов Лоруса Дж. Милна и Маргарет Милн, «Чувства животных и человека» — занимательный, а местами и поэтичный рассказ об ощущениях, свойственных живым существам. О сложных проблемах бионики авторы говорят легко и просто, без излишней наукообразности. Мы узнаем из книги, почему пчелы не видят красного цвета, как птицы ориентируются при перелетах, каким образом летучие мыши чувствуют преграды на своем пути и многое, многое другое. При этом Милны все время сравнивают чувства животных с человеческими чувствами, наводят читателя на мысль о том, что живые организмы с их сложной и малоизученной структурой органов чувств представляют большой интерес не только для биологов, но и для физиков, математиков и особенно конструкторов, создающих самоорганизующиеся устройства. Авторы стремятся в то же время не подавить читателя массой сведений, а помочь ему отделить главное от второстепенного, научить его ориентироваться в сложных вопросах, философски осмысливать мир.

Редакция научно-фантастической и научно-популярной литературы.

---

Мы можем заинтересоваться вопросом, насколько наша собственная координация движений зависит от состояния насыщения. Если хомячок, чувствуя голод, более ловко пробегает по лабиринту, то, очевидно, именно худые и голодные люди изготовляли самые лучшие кремневые наконечники для стрел, которые поэтому и становились особенно опасными. Некоторые утверждают, что искусство изготовителя наконечников сегодня возрождает дантист, сверлящий больной зуб. А ведь современный дантист делает самую тонкую и трудную работу как раз перед вторым завтраком!

Теперь мы вправе спросить, действительно ли обычай жителей Латинской Америки — отдыхать после полудня, а обедать поздно вечером — позволяет им с большим успехом выполнять тонкую и сложную работу. Вероятно, мы, сами того не осознавая, извлекаем определенную пользу, когда отводим для музыкальных занятий время перед самым вечером или спустя несколько часов после обеда и по окончании этих занятий (а не перед ними!) пьем традиционный чай для подкрепления сил. Предполагают, что руки музыканта или губы трубача и пальцы машинистки на клавиатуре пишущей машинки делают меньше ошибок, когда их желудки готовы к приему пищи. И конечно, нам важно узнать, насколько тесно связаны в нашей повседневной деятельности кинестетическое чувство и чувство голода.

И кинестетическое чувство, и память формируются в определенных, тесно связанных между собой областях головного мозга. Однако еще никто не смог распутать этот сложный клубок взаимосвязей. И никому не удалось по-настоящему объяснить замечательное чудо памяти, хотя и было предложено достаточное количество интригующих идей. Камнем преткновения для каждой из этих теорий является поразительная способность памяти воскрешать отдельные детали. После некоторых опытов по изучению восприятия было установлено, что мозг человека в бодрствующем состоянии каждую десятую долю секунды составляет картину окружающего мира. В течение этой десятой доли секунды он может воспринять от органов чувств и осознать приблизительно тысячу битов информации. За семьдесят лет мозг может сохранить 15 000 000 000 таких отдельных элементов информации, то есть в тысячу раз больше общего количества всех нервных клеток нашего организма. Совершенно очевидно поэтому, что каждая клетка должна сохранять след более чем одного бита информации и отдавать эту информацию по мере потребности. Чтобы запомнить даже такие просто различающиеся моменты, как поворот направо или налево, требуется определенное время. В течение этого времени, прошедшего между самим событием и его фиксацией в нашем мозге, память о нем можно уничтожить. Хомячки, которых научили правильно ориентироваться в лабиринте, выполняют свое задание несколько хуже, если через час после каждой тестируемой пробежки подвергаются воздействию электрического тока. А если удар электрического тока придется через одну минуту после того, как животные получили вознаграждение, то они полностью забывают приобретенные лабиринтные рефлексы. Однако электрическое раздражение через 4 часа после успешной пробежки никак не влияет на обучение. К этому моменту память о пройденном пути уже зафиксирована в мозгу хомячка, и в следующий раз он побежит вверх по извилистой тропинке более уверенно и почти безошибочно найдет правильный путь, чтобы получить свой обед.

Очень заманчиво сделать вывод, что сигналы, проходящие по нервным проводникам от органов чувств к мозгу, оставляют в определенных точках нервных путей электростатические заряды. По-видимому, эти заряды вызывают медленные локальные изменения более продолжительного и постоянного характера. Когда мы делаем что-то снова, электростатические заряды или локальные изменения должны усиливаться, и память об этом событии укрепляется. Не так ли мы тренируем нашу нервную систему, пока не научимся поднимать руку на правильную высоту и в нужное время, чтобы в темноте ухватиться за дверную ручку, когда мы в сонном состоянии совершаем привычный для нас путь от кровати до ванной комнаты? И не это ли чувство оберегает кролика от столкновения с деревьями, когда он, петляя и постоянно меняя направление, пытается ночью убежать от лисы в знакомом ему районе леса?

Каждый год, когда домашний крапивник собирается устраивать себе гнездо в пустой тыкве, мы вешаем на дерево наблюдательное окошечко и восхищаемся тем, как эта птица инстинктивно пользуется своим кинестетическим чувством. Она обследует веточки лиственницы или роется под вязами в поисках прутиков, которые по своему размеру и весу точно соответствуют ее кинестетическим ориентирам. Каждый такой прутик она приносит к отверстию в тыкве диаметром 2,5 сантиметра, становится на заранее сделанное ею небольшое возвышение и начинает клювом отламывать кусочки прутика. Затем она пытается вместе с прутиком проникнуть в отверстие внутрь тыквы. Если он не проходит в отверстие, она начинает всю работу снова: отламывает его с того же или противоположного конца. По крайней мере четвертую часть времени она тратит впустую, так как отгрызает слишком большой кусок прутика, и он падает под действием силы тяжести. Тем не менее она и в этих случаях залетает в тыкву, словно принесла и бросила внутрь еще один прутик. Нам ни разу не удавалось увидеть, что она опускается за прутиком, который уронила, как это делает гаичка, обронив зернышко. Не более чем в трех случаях из четырех, когда она полагается на инстинкт и кинестетическое чувство, ей действительно удается продвинуть строительство гнезда.

Мы полагаем, что можно использовать наше кинестетическое чувство гораздо более разумно. По мере того как ребенок все более уверенно осваивает технику игры на фортепьяно, мы можем ожидать, что из него получится музыкант. Одновременно с ростом мастерства в движениях пальцев должно прийти и осознанное восприятие производимых звуков и умение произвольно приспосабливать их к тому, чтобы внести в музыку «чувство» и «возбуждение». Мы ждем от машинистки чего-то большего, нежели просто перепечатки наших слов на бумаге. Она должна сделать страницу красивой со всех точек зрения: отпечатанной четко, с правильными интервалами и полями. Вряд ли скорость ее печатания когда-нибудь достигнет быстроты, с которой механик по ремонту пишущих машинок выстукивает одно и то же контрольное предложение: «9876543210 — a brown fox jumps quickly over lazy dog». Но при этом он не проверяет своего кинестетического чувства, хотя и полагается на него. Мастер превзошел машинистку: он печатает это предложение, в котором используются все цифры и буквы английского алфавита, и при этом критическим взглядом оценивает работу машинки.

Успех, которого за последнее время добился человек в преобразовании окружающего мира, в основном объясняется его уменьем пользоваться орудиями производства. В целом этот успех является мерой его способности к развитию, осуществляемому через направленную практику, полуавтоматические движения, контролируемые кинестетическим чувством, которые превращают каждое орудие производства в своего рода продолжение руки, глаза или мозга человека. Опытный шофер совершенно забывает о руле, тормозных педалях и дросселе. Его руки и ноги совершают полуавтоматические движения, которые позволяют машине идти в общем потоке транспорта; автомобиль из хрома и стали стал как бы естественным продолжением его тела. Водитель может управлять мощным тягачом, однако его чувства при этом очень мало отличаются от тех ощущений самца лося, который пробирается сквозь лесные заросли, где могут застрять его ветвистые рога. И когда водитель этого тягача после езды по пересеченной местности садится за руль небольшой легковой машины, у него, очевидно, сразу же меняется понятие о размерах своего «тела», как у лося во время ежегодного роста и сбрасывания ветвистых рогов.

Кинестетическое чувство является частью нашего самоощущения, которую мы часто не замечаем. Фактически оно почти не поддается сознательному исследованию. Стоит нам задуматься над тем, как именно мы совершаем какие-либо движения, и у нас тут же пропадает это с трудом завоеванное уменье. Мы уподобляемся сороконожке из известной сказки, которая сразу теряла способность бежать, когда ее спрашивали: «В каком порядке ты переставляешь ножки?». Как лучше воспользоваться таинственным внутренним чувством координации? И если учесть, что долгое время мы не признавали это чувство, можно сказать, что мы применяем его на редкость удачно. Чем глубже мы начинаем его понимать, тем вероятнее предположить, что, расширяя область его применения, мы, по-видимому, извлечем большую пользу для себя.

Глава 16 Где верх, где низ?

Наблюдая за малышом, который при попытке сохранить равновесие старается соотнести движения ног с положением гибкого позвоночника, не вспоминаем ли мы о том, как от года до двух с половиной лет сами прилагали огромные усилия, чтобы выполнить эту задачу? Нам потребовались годы практики, прежде чем мы смогли, не расплескав, пронести полный стакан воды. Сначала мы хватали стакан обеими руками и не сводили с него глаз — при этом ноги сами выбирали по возможности лучший путь. Позже нам приходилось проявлять такое же усердное прилежание, чтобы пронести неглубокую тарелку с супом. Вспоминаем ли мы об этих трудностях детства, когда видим официантку, лавирующую в узком проходе, оставленном посетителями между близко сдвинутыми столами, у которой на одной руке балансирует несколько полных тарелок? Или наблюдающего за ней официанта, непринужденно поднявшего над плечом полный поднос суповых чашек?