Владимир Коваленко - Крылья империи

• Название: Крылья империи
• Автор: Владимир Коваленко
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9922-0338-7

Тембенчинский Михаил Петрович. Ротмистр лейб-кирасир. Туземный князь из Сибири на службе у государя российского. Крещен в православную веру. А то, что при этом пернат, крылат, из куньих и ближайшим родственником числит барсука, так кого это волнует, если князь толков и всё от него лишь на пользу Отечеству! А перья… А что перья? Подумаешь, эка невидаль! Абиссинцы вон, те и вовсе черны как ночь…

---

— Заряжай бомбы, — распорядился Сухотин. — Установить дистанцию четыреста саженей.

Максимум для прямой наводки. Теперь оставалось только ждать. Чужак сближался, идя почти параллельным курсом. Когда все пушки смотрят вбок — самая разумная тактика. На флажные сигналы не отвечал. Вот он откинул орудийные порты. Высунулись пиявочьи зевы стволов.

— Что ж ты зарядил, сволочь… — протянул сквозь зубы капитан. — Дорого бы я дал, чтобы это знать. — И громко: — Машины — самый полный. Рули глубины — вверх. Все баллонеты продуть водородом.

Судя по всему, на каком-то другом языке вражеский капитан произнес те же команды.

— Сближение восемьсот саженей, — сообщил артиллерийский офицер.

Дымные шлейфы. У супостата уголь лучше. Зато у «Орла», это видно, машины немного сильнее. Семьсот саженей. Два цеппелина идут друг за другом, как лошади в запряжке цугом, будто упряжь на месте держит. Рывок не удался обоим, шанс обойти и нанести удар продольно утрачен. Потолок тоже одинаковый. И выбросить, например, пару пушек — ничего не изменит. Остается везение. И — многое зависит от того, кто что зарядил. Шестьсот саженей. Можно бить ядрами! Противник молчит. Значит, выбрал не ядра. Жаль! Ядра — убогий выбор. Но бьют дальше всего. Или нет других снарядов… Штурман грызет чубук трубки. Вот почему он говорил — трубка для воздушного офицера есть необходимейшая вещь. Иначе остается только до побеления костяшек сжимать поручни. Хорошо еще, под меховыми рукавицами не видно. Артиллерийский офицер не отрывает бинокль от глаз. Вот если бы такую штуку, чтобы сама расстояние определяла! Пятьсот саженей. Можно бить книппелями. Опаснее, чем ядра. Больше шансов попасть, чем бомбой, — но оружие тоже несмертельное. В среднем несмертельное. На учениях аэростат с тройной оболочкой и полудесятком баллонетов разносило в клочья! А падал он все равно после второго или третьего залпа. Сухотин не отводил глаз от вражеских жерл. Все гадал — что там, уютно устроившись поверх нескольких картузов пороха, ждет своего единственного полета. Тоже бомбы? Брандскугели, которые сожгут наверняка, но черед которых уже после бомб? Или картечь? А потом при проходе над провалившимся вниз врагом одна бомба сверху вниз? Что ж ты выбрал, вражина?

Нагнулся к переговорной трубе.

— Как только услышите залп — всем машинам стоп! Или нет — всем машинам реверс! Ясно? Рули глубины — на спуск.

Все равно ведь как зажгут — вдоль или поперек! Только вот если у неприятеля перед зарядной камерой насыпана картечь, да не простая — вязаная, — тогда она пройдет сквозь все баллонеты. Застревать ей не в чем.

Артиллерист отсчитывал дистанции, как секунды:

— Триста восемьдесят. Триста пятьдесят. Триста тридцать. Левый борт… Ого-онь!

Гондолу качнуло — сильнее, чем когда-то на море, привычно ударило по ушам. И сразу дернуло по ходу, да так, что Сухотин чуть наружу не вылетел сквозь незастекленную обзорную щель рубки. И пропустил момент, когда враг вспух дымами — еще до того, как исчез в бомбических разрывах. А вот длинные огненные полосы неприятельского залпа, прошедшие у него перед самыми глазами, он увидел. Все-таки тоже бомбы. «Увидел, следовательно, жив», — так говорил Скуратов. Но почему так дернуло гондолу? Наперекосяк, сразу и вниз и вверх. Из потока — через откидной люк, проорало голосом главного механика:

— Все сюда, рубка сейчас отвалится!

Штурман, подлое сословие,[4] юркнул в люк первым. Потом — рулевой. Артиллерист полез за ним, оглянувшись на переломившийся пополам огненный кокон с левого борта. Парашютных куполов вокруг не было видно. Когда Сухотин уже ухватился за края люка, лесенка вдруг ушла из-под ног, оставив взамен вид на перевал.

— Держись, капитан!

Втащили. Хоть выдохнуть бы. Но…

— Доложите состояние баллонетов. Пожары?

— Половина вдребезги. Пожаров нет, — пожал плечами инженер. — Я уже сбросил орудийную палубу и две моторные гондолы: «С» и «D». Так что — уже не падаем, господин капитан. Остальное — надо еще смотреть…

Вот теперь — нормально продышаться обжигающим морозцем. И по переполненному людьми внутреннему коридору — сквозь надеющиеся глаза, бодрячком, с прибаутками — к хвосту. Так и есть, рули высоты и горизонтальные целехоньки! А вот бункерам — всем четырем — разнесло днища. И из угля, значит, остался только запас при гондолах. Не больше часа экономическим ходом.

— Машинам стоп! Будем ловить попутный ветер.

Пришлось проорать в обе оставшиеся моторные гондолы по очереди. Двигатели выключились не одновременно, и изувеченный корабль успел описать полукруг.

Потом — сквозь внутренность корабля по хлипкой лесенке Сухотин вместе со штурманом залез на самую макушку корабля — на верхний обзорный пост.

— А тот уже упал, господин капитан, — сообщил наблюдатель.

Сухотин кивнул. Штурман высматривал в воздухе облачка, стараясь определиться с ветром на других высотах. Не навигация — гадание!

— Внизу нет, — сообщил он, — а вверху есть, как раз на норд-норд-вест. На четверть хотя бы версты подняться…

— Баллонеты порвет, — тоскливо заметил из люка в полу механик.

— На четверть, пожалуй, не порвет. Хотя трещать будут. А то и течь начнут, — думал вслух Сухотин. Штурман перекрестился. Утечка водорода — и достаточно какой-нибудь шальной молнии… А парашюты с рубкой, батарейной палубой и моторными гондолами отправились вниз. — Сбрасывай бункера. Они все равно пустые…

Механик ушел вниз. Корабль снова дернуло.

После этого оставалось ждать. И надеяться, что ветер не переменится. Сухотин пошел к рулям. По дороге снова заглянул в моторные гондолы. Полуголые кочегары, которых было многовато, начинали постукивать зубами — топки остыли, и лютый мороз снаружи понемногу добирался и сюда.

— Одевайтесь, — посоветовал им Сухотин. — Снова ход дадим нескоро.

— Мы из других гондол, господин капитан. Выскочили, в чем были.

— Ясно…

Сухотин скинул было шубу. Не приняли.

— Вы замерзнете — загнемся все, — сказали ему. — У товарищей попросим чего-нито.

К вечеру погода стала портиться — зато удалось снизиться вслед за спадающим с гор воздушным потоком. Двигатели «Орел» запускал три раза — больше для обогрева. И вот, при уже краснеющем солнце, он вернулся к своей базе. Через двенадцать часов вместо восьми. Сухотин пустил на последние километры остатки угля и даже смог подогнать избитый аппарат к вышке.

У ее подножия уже ждал комэск.

Фрегатен-капитан вскинул руку к круглой меховой шапке, дозволенной к ношению вместо каски:

— Господин командующий эскадрой! В ходе патрулирования границы сферы влияния линейно-легкий фрегат «Орел» встретил неопознанный летающий объект, который проявил агрессию и был уничтожен. В бою были получены устранимые повреждения. Убитых и раненых нет.

— Что удивительно, — заметил Скуратов, озирая изорванный «Орел». — Уж вас пощипали… — И протянул Сухотину руку: — С почином, капитан!

Примечания

1

Один из популярных персонажей древнеиранской мифологии: собака-птица с рыбьим хвостом; считался олицетворением мудрости, силы и волшебства. — Здесь и далее примеч. авт.

2

Документ такой, от 4 июля 1762 г., существует. Отставку не приняли. Но Ломоносов как «петровец» до конца жизни оставался в некоторой опале.

3

Растрелли.

4

Нешляхетское. Таких брали в штурманы да корабельные инженеры. А в настоящие морские офицеры — только белую кость.