Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

• Название: Рассказы • Девяностые годы
• Автор: Генри Лоусон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В издание вошли рассказы Генри Лоусона: «Товарищ отца», «Билл и Арви с завода братьев Грайндер», «Жена гуртовщика», «На краю равнины», «В засуху», «Бандероль», «Эвкалиптовая щепка» и мн. др., а также роман Катарины Сусанны Причард «Девяностые годы» (1944) — первая часть трилогии о западноавстралийских золотых приисках, над которой К.-С. Причард работала десять лет (с 1940 по 1950 год).

---

На другое утро Маритана опять сидела у костра Салли. Вид у нее был растерянный и несчастный — точно собака, которую ударил тот, кто обычно кормил ее и ласкал.

— Фриско говорит — иди к черту, — сказала она, глядя на Салли, словно ждала от нее объяснения. — Не хочет меня. Не хочет, чтобы черномазая приносила ему тут детей.

Салли охватил гнев. Она была вне себя от боли и обиды за Маритану. Грубое бесстыдство Фриско возмутило ее до глубины души. Она не знала, что сказать девушке. Но вдруг ее осенило.

— А Бардок хочет ребенка? — спросила она.

— Да-а! — Лицо Маританы просияло. — Смеялся и прыгал. Старая жена давно не приносила ребенка.

— Знаешь что, Мири! — сказала Салли. — Возвращайся-ка ты к Бардоку. Ребенку будет лучше с твоими родными.

— Дождя нет, — печально отозвалась Маритана, — у черных воды нет, еды нет. Фриско дает есть.

Салли вздохнула, убедившись, что Маритану к Фриско прислало племя, чтобы получить от него часть его запасов. Она накормила Маритану сытным завтраком, и та скрылась в кустарнике еще до того, как проснулся Моррис.

На следующий вечер к Фриско явился Бардок, его брат и один из старейших отцов племени; Фриско грубо ругался и отказал Бардоку в обычных подарках. Моррис потом рассказал Салли, что Фриско старался дать понять туземцам свое нежелание в какой-либо мере нести ответственность за ребенка Маританы.

Но Бардоку показалось, что Фриско намерен забрать ребенка себе, и дело чуть не дошло до драки. Однако брат Бардока, не раз служивший старателям проводником и кое-как понимавший язык белых, разъяснил это недоразумение. Он заявил, что Маритана жена Бардока, тот может дать ее взаймы белому человеку, но не ребенка, полученного ею от мингари, ибо в ребенке воплощен дух одного из предков племени. Поэтому ребенок принадлежит племени и Бардоку, его отцу.

Когда Фриско понял, что Бардок не связывает беременность Маританы ни с ним самим, ни с Фриско и чистосердечно верит сказке о мингари, он разразился оглушительным смехом и щедро одарил туземцев продовольствием, прибавив к этому обычную бутылку вина и пачку табаку.

— Видимо, считается, что у каждой туземки происходит непорочное зачатие, — заметил он весело, довольный, что избежал тягостных обязательств. — Она может заполучить ребенка от любого камня или бочага, где живут духи предков. Живут они, как видно, и в мингари.

Однако Салли не склонна была с такой легкостью снять с Фриско всю ответственность. И всякий раз, когда он к ней приближался, она немедленно поворачивалась к нему спиной. Она не удостаивала его ни взглядом, ни словом. Моррис говорил ей, что она ведет себя преглупо. Ведь Фриско не оставалось ничего иного.

— Он бы хоть позаботился о том, чтобы Маритана не голодала, пока она носит его ребенка, — гневно возражала Салли.

Племя Маританы еще некоторое время оставалось в лагере подле пересохшего озера; кочевников часто видели в городе. Динни говорил, что воды и дичи теперь так мало в глубине страны, что туземцы вынуждены выпрашивать пищу у белых.

Однажды Маритана привела своих сородичей к миссис Салли в полном убеждении, что та обойдется с ними так же ласково и дружелюбно, как с ней самой. И Салли почувствовала, что под смеющимся взглядом Маританы гораздо труднее отказать старухе туземке в нескольких горстях муки или сахара, чем бывало раньше, когда она говорила кочевникам, подходившим к палатке: «Нет ничего, идите, идите…»

Маритана несколько побаивалась своих родичей: смиренно стушевывалась в присутствии мужчин и проявляла должное почтение к старухам. Но она весело разгуливала с девушками и детьми в своем когда-то нарядном платье, теперь измятом и грязном. Она до упаду смешила своих подруг, важно выступая по неровной каменистой земле, подобрав юбку, как это делала миссис Салли, или показывала, как миссис Баггинс спешит к опреснителю, вихляя жирными бедрами, и ругает Пэдди Кевана за то, что он помогает возчику распрячь лошадей, вместо того чтобы донести ей тяжелые бидоны с водой.

Вскоре Салли убедилась, что разрыв с Фриско не слишком огорчил Маритану. Она была так же весела и беззаботна, как прежде, бродила с места на место со своим племенем, полуголодная и полуголая, хотя на ней еще остались бусы и клочья сшитого вместе с Салли платья.

Моррис отказался от своего намерения передвинуть палатку подальше от Фриско.

— Стоит ли? — сказал он. — Может быть, мы очень скоро переберемся в Мэнзис или в Кэноуну.

За последнее время многие старатели, разочаровавшись в Хэннане, свертывали свои палатки и уходили. А Моррис считал, что их участок дает слишком мало. Тяга в Мэнзис и Кэноуну все усиливалась, спекулянты уже поговаривали о том, что тот или другой из этих приисков может стать центром золотопромышленности.

Крах рудников лорда Фингала в Лондондерри вызвал общее смятение. Шахты, которые были опечатаны впредь до начала разработок в большом масштабе, наконец открылись, и тут-то обнаружилось, что золото уже исчерпано. Новая шахта и поперечный шурф показали, насколько бедна руда под верхним золотоносным слоем. Акции катастрофически упали, и хотя правление компании делало попытки возместить акционерам понесенный ущерб, многие из них разорились. Золотые прииски Западной Австралии стали неходким товаром на европейском рынке.

В Хэннане закрылись лавки и трактиры. Только несколько стариков старателей еще продували золото в лощине между Маританой и Кассиди. Но Фриско все-таки был убежден, что недаром Брукмен, Чарли де Роз и Зэб Лейн так держатся за свои участки на Большом Боулдере. Они уверяли, что «в ближайшем будущем эти рудники оправдают самые радужные надежды и слава Хэннана вознесется до небес».

ГЛАВА XXIX

Моррисом все сильнее овладевало беспокойство и досада. Он окончательно потерял веру в Хэннан, и его бесили рассказы о людях, преуспевающих на других приисках, тогда как он тратил время, ожидая каких-то благ, которых, может быть, и не дождется.

В той шахте, которую он и Фриско вырыли на участке к юго-западу от Кассиди, золото иссякло. Вот уже несколько недель, как они ничего не добывали. Но участок был удачно расположен, и Фриско упорствовал в надежде все же продать его английским перекупщикам. А те, напуганные наступившим застоем, избегали приобретать участки, которые не сулили немедленной богатой добычи. Похоже было на то, что не скоро появятся покупатели к юго-западу от Кассиди.

У Морриса не было наличных денег. Каким образом Фриско ухитрялся всегда быть при деньгах, этого Моррис никак понять не мог. Правда, Фриско повезло: он нажил несколько тысяч во время бума в Кулгарди, но большую часть этих денег он растратил во время разведки и спекулируя на акциях. Однако он все же как-то держался, покупая и перепродавая золото, получая комиссионные со всевозможных сделок, содержа игру в ту-ап. Салли знала, что Моррис кругом в долгу у лавочников и трактирщиков. Не удивительно, что он так жаждет раздобыть денег.

Когда Кон Магаффи вернулся из Кэноуны с новостями о походе на юго-восток, Моррис решил отправиться вместе с ним. Кон был уже старик, но хороший разведчик. Его товарищ только что умер в больнице после отчаянного кутежа, и Моррис легко уговорил Кона взять его с собой в этот поход.

Фриско не чинил Моррису препятствий, когда тот объявил о своем решении, и выплатил ему двести фунтов отступного за его долю; Моррис нашел, что это очень благородно со стороны Фриско, принимая во внимание, что он, Моррис, хотел просто бросить участок, а цена на участки в Хэннане сильно упала.

До Кэноуны было всего двенадцать миль. Но когда Салли шагала рядом с повозкой под палящим солнцем, эта дорога казалась ей самой бесконечной и утомительной из всех дорог. Моррис приобрел повозку на рессорах и старую белую кобылу, чтобы перевезти все их имущество: палатку, одеяла, небольшой опреснитель, грохот, кайло, лопаты, бачок для воды, провизию, жестяной сундучок Салли и чемодан Морриса.

— Если ты устанешь, ты можешь примоститься на крыле повозки, — сказал Моррис, когда они на рассвете пустились в путь.

Он уже не был ни мрачен, ни угнетен, а, напротив, весел и полон энергии, хотя было свыше ста градусов в тени и солнце нещадно жгло дорогу, извивавшуюся среди зарослей. Старик Кон ехал впереди на своей лохматой лошаденке, а следом за ним шла вьючная лошадь. Облако пыли окутывало и его и повозку Морриса.

Кон был крепкий старик, косматый, как дикий козел, и пахло от него тоже козлом. Ему не понравилось, что его товарищ тащит с собой женщину, и он решил не замечать ее. Тем не менее он свернул с дороги, которая была вся изрыта колесами фургонов, и поехал по верблюжьей тропе, чтобы пыль не летела Салли в лицо; и он же первый в полдень предложил сделать привал.

Моррис еще не успел остановить лошадь, потную и задыхающуюся после тяжелой дороги, а Кон уже развел на обочине костер и повесил котелок с водой.