Жак Бенуа-Мешен - Юлиан Отступник

• Название: Юлиан Отступник
• Автор: Жак Бенуа-Мешен
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Личность императора Юлиана (331–363) постоянно привлекает к себе внимание историков, писателей, поэтов. В христианской традиции он известен под уничижительным прозвищем Отступник: именно ему принадлежит последняя попытка возродить язычество в качестве государственной религии Римской империи. Вместе с тем император Юлиан вошел в историю как выдающийся полководец, незаурядный писатель, оригинальный мыслитель, оставивший потомкам свои сочинения, как человек исключительных личных качеств… Известный французский историк и писатель Жак Бенуа-Мешен, автор серии романов о выдающихся личностях в истории человечества, предлагает свой взгляд на императора-реформатора, попытавшегося остановить время и, по существу, повернуть историю вспять.

Перевод осуществлен по изданию: Benoist-Méchin. L'Empereur Julien ou le rêve calciné (331–363). Paris: Perrin, 1997.

---

В том же духе оценивается Юлиан и в заключении трактата Аврелия Виктора (последняя треть IV века) «Извлечения о жизни и нравах римских императоров», где вообще ничего не говорится о его гонениях на христиан: «Были у него большие познания в науке и вообще в разных делах, поэтому он поддерживал философов и мудрейших среди греков… Но эти преимущества ославлялись от несоблюдения меры в некоторых вещах. Его жажда славы была безмерна; в религии его было много суеверий, он был отважен более, чем это подобает императору…»

Наиболее подробное описание деяний Юлиана оставил участник его походов Аммиан Марцеллин (330-е — около 390-х годов), военный, занявшийся историописанием, выйдя в отставку в Риме. Грек из сирийской Антиохии, писавший по-латыни, он описал почти три века римской истории — от правления императора Нервы (96 год) до смерти императора Валента (378) в 31 книге. До нас дошли только последние 18 книг его «Деяний» (Res Gestae) — о событиях, начиная с 353 года, и большая часть произведения как раз посвящена Юлиану. Отношение к христианству у Аммиана Марцеллина можно считать нейтральным, хотя сам он выступает как убежденный язычник, поклонник неоплатонизма и герметизма.

Подводя итог жизни Юлиана, римский историк воздает должное его достоинствам: «То был человек бесспорно достойный быть причисленным к героям, выделявшийся славой своих дел и прирожденной величественностью. По определению философов есть четыре главные добродетели: умеренность, мудрость, справедливость и мужество, к которым присоединяются и другие, внешние, а именно: знание военного дела, властность, счастье и благородство. Все их вместе и каждую в отдельности Юлиан воспитывал в себе самым ревностным образом». Соответственно описывается и внешность Юлиана: «…среднего роста, волосы на голове очень гладкие, тонкие и мягкие, густая, подстриженная клином борода, глаза очень приятные, полные огня и выдававшие тонкий ум, красиво искривленные брови, прямой нос, рот несколько крупноватый, с отвисавшей нижней губой, толстый и крутой затылок, сильные и широкие плечи, от головы до пяток сложение вполне пропорциональное, почему он и был силен и быстр в беге». Читая эти строки, нельзя не вспомнить изящный халцедоновый бюст Юлиана из собрания Государственного Эрмитажа — настолько точно это cловесное описание. А ведь сравнивая приведенный текст Аммиана Марцеллина с процитированной выше характеристикой Григория Богослова, можно подумать, что речь идет о совсем разных людях.

И в этом нет ничего удивительного. Человек переходной эпохи, противоречивого времени, император Юлиан и сам был средоточием противоречий. В своих сочинениях он предстает фигурой чрезвычайно неоднозначной. На его взгляды оказали влияния такие известные философы пергамской школы, как Эдесий Каппадокийский, Максим Эфесский, Хрисанфий из Сард и Евсевий, но поистине обожествлял будущий император неоплатоника Ямвлиха, которого считал равновеликим самому Платону.

Текст важнейшего сочинения Юлиана «Против галилеян» в оригинале до нас не дошел: о нем можно судить лишь по полемическому сочинению «Против Юлиана» святителя Кирилла Александрийского. Юлиан предстает язычником, верящим в мистику и таинства, увлекающимся пророчествами и гаданиями, но при этом признававшим и реальность евангельских чудес, и существование Иеговы Ветхого Завета, которого он считал национальным божеством, низшим по сравнению с другими, но действующим и реальным. По замечанию философа А. Ф. Лосева, Юлиан критиковал христианство, исходя из того же мистического учения о познании божества, что и само христианство. Действительно, многие мысли Юлиана свидетельствуют об этом, как, например, такой фрагмент из его речи к «К царю Солнцу»: «Божий и всепрекрасный миропорядок, от вершин небесного свода до земли пределов нерушимым хранимый Божьим Промыслом, а он от века рожден нерожденно и на все он времена вечен». Учение Юлиана о Солнце очень близко современному ему монотеизму; более того, оно не только овеяно христианскими интуициями, но, можно сказать, глубоко пронизано христианским спиритуализмом.

Тот же Аммиан Марцеллин свидетельствует, что в городе Вьенне в январе 361 года, в праздник Богоявления, Юлиан посетил христианский храм, находился там все время службы и вышел из церкви только по окончании литургии. Это не случайность.

Трагической раздвоенностью, взаимопроникновением идей язычества и христианства веет и от приведенной выше предсмертной исповеди Юлиана, воспроизведенной Аммианом Марцеллином. Этот трагизм не только был обусловлен раздвоенностью личности императора — «отступника». Он был определен амбивалентностью противоречивых тенденций самой эпохи.

Поэтому естественны и крайности в оценках деяний Юлиана и у его современников, и у последующих исследователей. Французский писатель и историк Жак Бенуа-Мешен предлагает свой взгляд на императора Юлиана, причем последний для него — далеко не просто Отступник.

***

Бенуа-Мешен — не первый из писателей, кого привлек к себе этот образ. Обращение к византийской тематике и, в частности, к личности Юлиана Отступника, в мировой, в том числе и русской литературе нового и новейшего времени — явление знаковое. На рубеже XIX–XX веков — в эпоху кардинальных перемен в истории мировой цивилизации, шедшей навстречу «железному новому веку», — образ византийского императора, вступившего в безумную игру с Историей, стал центральным в произведениях разных авторов — писателей и драматургов, поэтов и прозаиков, как в России, так и за рубежом. Правда, в России византийская тема стала лейтмотивом общественно-литературной полемики еще с 60-х годов XIX века, когда отношение к Византии и ее духовному наследию явилось вектором противостояния славянофилов и западников. Но ближе к рубежу веков византийская проблематика появляется в несколько неожиданном на первый взгляд литературно-историческом контексте.

К ней обращаются уже не столько публицисты, сколько беллетристы, художники слова, причем прежде всего, поэты — лидеры новейших течений лирики Серебряного века, как затем назовут эту эпоху историки русской литературы. На определенном жизненном этапе для многих из них оказывалось важным обратиться к Истории, и эта потребность заставляла их прибегать к необычной для них литературной форме. Дети переходной эпохи, они в древней истории черпали материал для сравнений и аналогий с переживаемым ими временем.

Первым в этом ряду в России был выдающийся поэт, создатель и теоретик символизма в искусстве и литературе, сочинитель первого манифеста символистов Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941). Не менее известен он и как автор исторической прозы: в одной только Франции его роман «Юлиан Отступник» издавался 23 раза!

«Юлиан» стал первым произведением в появившейся в начале XX века серии романов знаменитого поэта, составившей трилогию, каждая часть которой посвящалась какому-нибудь переломному моменту истории. Вся трилогия была озаглавлена «Христос и антихрист», а ее первая часть, посвященная Юлиану Отступнику, получила еще одно заглавие — «Смерть богов». Второй частью — «Воскресшие боги» — стал «Леонардо да Винчи» (1902), наконец, третьей — «Антихрист» — роман «Петр и Алексей» (1905), посвященный уже целиком событиям русской истории. Эта трилогия в литературном наследии Д. С. Мережковского оказалась не единственной: серию «Царство зверя» составили романы «Павел I», «Александр I» и «14 декабря»; позднее будут написаны исторические книги «Рождение богов (Тутанхамон на Крите») (1925), «Мессия» (1927), «Иисус неизвестный» (1932) и др.

Дихотомичность мировосприятия поэта-историка воплотилась в отраженной им в романе трагической необходимости выбора между христианством (даже без связи с определенной конфессией) и общечеловеческой культурой, — таковой автору представлялась альтернатива. Каждый из романов трилогии «Христос и антихрист» обращен к тому историческому моменту, когда героям приходилось делать выбор между старым и новым — в религии, государственном устройстве, культуре в целом. Подобно тому, как в душе лирика, обратившегося к истории, оказалось возможным соединение таких устремлений, как христианство и общечеловеческие категории, так и в повествовании «Юлиана» действующие лица клянутся и Моисеем, и Христом, и Гераклом; один и тот же священный источник может прославляться как источник Диоскуров и источник Косьмы и Дамиана. У самого молодого Юлиана — два учителя: язычник Мардоний и христианский монах Евтропий. Членами одной и той же семьи могут являться сестры, исповедующие разные веры.

Противопоставлением христианской и языческой культур пропитана практически каждая сцена романа Д. С. Мережковского. Следующие один за другим эпизоды как бы представляют свои аргументы в споре старой и новой религии. Сам Юлиан воплощает в своих раздумьях колебания и сомнения эпохи. Сухой и мертвой представляется Юлиану метафизика школы неоплатоника Порфирия, а учение Ямвлиха выглядит книжной схоластикой; столь же карикатурны изображения софистов и описание Миланского собора в восприятии героев. Сам Христос в романе имеет два облика — Он грозный повелитель, Он и добрый пастырь. Путь идей Юлиана Отступника Д. С. Мережковского — от резкого неприятия Христа и страха перед Ним к финальным словам романа: «Кончено… Ты победил, Галилеянин!»; к признанию героя: «Как я любил Тебя, Пастырь Добрый, Тебя одного…». Путь от язычества к христианству тем самым становится дорогой от ненависти к любви.