Анатолий Луначарский - Европа в пляске смерти

• Название: Европа в пляске смерти
• Автор: Анатолий Луначарский
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 1967

Предлагаемая вниманию читателей книга «Европа в пляске смерти» займет должное место в литературном наследии А. В. Луначарского. Посвященная чрезвычайно интересному и сложному периоду — первой империалистической войне, она представляет собой впервые публикуемый сборник статей и очерков, репортажей с мест сражений, а также записей бесед с видными политическими деятелями Европы. Все это было послано автором в газеты «Киевская мысль» и «День», чьим французским корреспондентом он состоял.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Прибежал наш шофер и рассказал, что видел, как рухнула целая стена. „Так и есть, — говорит хозяйка отеля, — они всегда начинают в это время“. И совершенно спокойно, обычным тоном предлагает нам ликеры и кофе. Второй взрыв. Небольшой промежуток — и третий взрыв, такой сильный, что дрожат стекла в окнах и посуда на столе. В залу вошел жандармский офицер. В руках у него маленький осколок гранаты, упавший в его экипаж.

Мы поднимаемся, чтобы идти к собору. „На ваш страх и риск“, — предупреждает сопровождавший нас офицер.

Жители Реймса знают, что немецкие батареи расположены с восточной стороны города и что, стало быть, дома, фасады которых обращены к западу, подвергаются меньшей опасности от бомбардировки.

По дороге в западную часть города мы пересекаем площадь Druet.

Множество людей бежит под грохот канонады, останавливается под аркадами и оглядывается. Еще мгновение — и улица уже почти пуста. Под аркадами осталось лишь около дюжины зрителей. Они ждут. Их лица полны скорби, гнева и боли. Три месяца жители Реймса присутствуют при том, как их родной город, полный прекрасной старины, разрушается камень за камнем. Они присутствуют при этой нестерпимой пытке, бессильные помочь, находясь сами под постоянной угрозой быть убитыми тут же каким-нибудь осколком гранаты или быть погребенными под развалинами собственного дома.

Закоулками мы пробиваемся к собору. Не буду останавливаться на описании публичных и частных зданий, опустошенных или совсем разрушенных бомбардировкой. Их достаточно дано и без меня. Разрушены дворец архиепископа, театр, госпитали, казармы, мастерские, музеи, старые отели, крыши которых сорваны, а покосившиеся стены падают, источенные огромными бесчисленными дырами. Но есть кварталы, которые благодаря своему выгодному расположению остались совершенно нетронутыми, и видно даже несколько открытых магазинов и кафе.

Но большая часть домов остается заколоченными, окна закрытыми и часто даже забитыми, как кирасой, досками. Мы углубляемся все дальше в пустынные улицы, где царят молчание и траур. Время от времени, все с большими промежутками, раздается выстрел и вслед за ним страшный взрыв разорвавшейся в какой-нибудь части города бомбы.

Потом опять гробовое молчание. Только звук наших шагов раздается на тротуаре.

Мы проходим к собору узкой улочкой, на которой находится отель „Lion d'or“. Как раз перед отелем разорвалась граната. Она вырыла яму в мостовой, а осколками проделала широкую трещину в стене дома.

Какой-то человек стоял неподалеку. Снаряд почти целиком попал ему в лицо, и он упал навзничь на тротуар, где кровь его гигантским красным пятном расплылась по белой штукатурке. Его перенесли в вестибюль отеля. Один из моих товарищей оказался врачом и сейчас же освидетельствовал его рану. Ему проломило висок. Положенный на спину, несчастный кричал и извивался от боли, конвульсивно сжимая руки, красные от крови, потоком бегущей у него из раны.

Две другие гранаты, судя по обломкам огромные, упали за несколько минут до нашего прибытия около собора. Одна на кафе „Св. Реми“. Его хозяин как раз уехал этим утром. Взрывом перебило все окна и разбросало далеко вдоль улицы ставни, защищавшие передний фасад. Порог был буквально усыпан разбитыми стеклами и досками. Одна бомба упала к ногам статуи Жанны д'Арк2 и проделала дыру в мостовой. Статуя не тронута.

Утверждали, что французы поставили пушки на соборную площадь и что только для того, чтобы уничтожить эту артиллерию, была предпринята сентябрьская бомбардировка. Собор окружен с трех сторон высокими домами, от которых он отделен только узкими улицами. Совершенно очевидно, что с этих сторон было невозможно организовать артиллерийский огонь, без того чтобы не разрушить домов на довольно обширном пространстве.

Правда, перед собором есть площадь, на которой можно было бы поставить батарею, и оттуда вдоль улицы Liberger. Но эта улица расположена к юго-востоку, т. е. как раз в направлении позиций, занятых во время бомбардировки французами. Во всяком случае вот уже прошло два месяца. В городе нет больше войск. А бомбардировка тем не менее продолжается. И сегодня еще, 27 ноября, упало три бомбы на площади, всего в нескольких метрах от здания.

Изумительная церковь со своим тройным порталом, украшенным неоценимыми скульптурами, разрушена не в такой уж сильной степени, как это предполагали в первое время. Метрах в 200 можно было бы даже думать, что она цела и невредима. Но вблизи видно, что несчастье непоправимо.

Пожар лесов, окружавших одну часть здания, обжег стены во всех направлениях, так что они то и дело распадаются на массы осколков, подымающих облака пыли.

Одна часть фасада кажется словно выскобленной беспощадной рукой, а длинные расползающиеся трещины кажутся проказой, заразившей уже одну часть здания и продолжающей без конца грызть ее.

Левый портал буквально уничтожен пламенем, главный изуродован в нескольких местах. Правый цел. Прекрасная группа „Распятие“, составленная из семи статуй, украшавшая фронтон левого портала, серьезно ранена. Римский солдат, державший стрелу, потерял руки, плечи и голову.

И никогда картина разрушения и великой скорби не производила на меня более трагического впечатления, чем здесь, на этом погубленном фасаде, перед покинутой площадью, пропитанной запахом пороха и пожара, среди этого терзаемого города, который сам уже становится для вас истекающим кровью, агонизирующим живым существом.

Канонада прекратилась. На улице Liberger жители вышли из домов. Вот молочница храбро проталкивает свою тележку по гипсу и обломкам, громко звеня колокольчиком. Нам сообщили, что еще один человек убит совсем поблизости.

Однако время уезжать, покинуть Реймс, окунуться в сырой туман, ночь, в мир полей и лесов».

«Киевская мысль», 23 декабря 1914 г.

Декларация французских социалистов*

Передаю здесь наиболее существенную часть из декларации французской социалистической фракции1.

«Война не утомит нас, — говорится в декларации, — ибо мы знаем, за какое будущее боремся. Мы боремся за то, чтобы независимость и единство Франции были обеспечены раз навсегда; за то, чтобы отторгнутые против их собственной воли провинции могли свободно вернуться в лоно общего отечества; за то, чтобы было признано право свободно располагать своей собственной судьбой. Мы боремся за то, чтобы прусский империализм больше не затруднял свободного развития народов. Мы боремся за то, чтобы эта жестокая война была последней войной. Мы боремся, как неутомимо боролись в прошлые годы все вместе, чтобы грядущий мир был не лживый мир вооружения, а чтобы в Европе и во всем мире воцарился спокойный мир. Мы боремся, наконец, за то, чтобы под сенью мира воссияла справедливость; за то, чтобы нашим детям не приходилось больше опасаться сокрушительного возврата варварства».

В «Gazette de Lausanne»2 появилась беседа с австрийским дипломатом, которой Клемансо придает значение. Австрийский дипломат будто выразился в том смысле, что Австрия охотно свергла бы иго Пруссии, если бы она была уверена, что Тройственное Согласие обеспечит за нею территориальную неприкосновенность.

«Киевская мысль», 15 декабря 1914 г.

Заседание парламента*

Бурбонский дворец осаждается массой публики. На трибуне иностранных журналистов, рассчитанной не более как на тридцать человек, сидит не менее шестидесяти. А между тем довольно многочисленный контингент русских журналистов представлен всего 5–6 лицами. Остальные «не попали».

Ложа дипломатов тоже переполнена. Впереди всех сидят посланники — японский и новый американский. Множество дам. Как, впрочем, и на других трибунах.

Перед началом заседания мы присутствуем при обычной, но в этот час особо торжественной церемонии демократически-военного характера: это вход президента палаты как представителя и, так сказать, олицетворения ближайшей к народу и верховной власти — парламента.

В «Salle de pas perdu», по диагонали ее, становятся В два ряда солдаты. Раздается команда — и, со своеобразным щелканьем, в один миг к ружьям приставлены штыки. Новая команда, бьет барабан и играет рожок, солдаты берут на караул, офицеры салютуют шпагами, и предшествуемый квесторами,1 окруженный секретарями Поль Дешанель2 — «изящнейший из демократов», как его называют, — со скромным достоинством проходит вдоль шеренги в залу заседания.

Дешанель уже в президентском кресле, а зала лишь медленно наполняется. Зато в ней в конце концов оказывается совсем мало пустых мест. Не пришло разве несколько больных. Пустуют, правда, места де Лори и 3–4 других, сплошь социалистических представителей промышленного рабочего севера, задержанных немцами в качестве заложников. Два депутата сумели ускользнуть из немецких лап, приехали сюда из Алансона и служат предметом дружеских оваций. Три депутата — Гужон, Пруст и Делоне — убиты на войне. Входят министры. Вот суетливо пробегает по трибуне Мильеран,3 коренастый, в коротком пиджаке и со своей седой большой головой и толстым носом несколько утиной формы. Клемансо называет его диктатором Франции.