Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

• Название: Тигровый перевал
• Автор: Геннадий Гусаченко
• Жанр: Короткие истории

   Вы открыли интересную познавательную книгу об уссурийской тайге, об охоте и таёжных приключениях. И не отложите в сторону этот небольшой сборник увлекательных рассказов, очерков и сказок, пока не дочитаете его до конца. Автор красочно описывает удивительную природу Дальнего Востока, занимательно рассказывает о жизни егерей и охотников, о повадках диких животных. Он хорошо знает уссурийскую тайгу, где многократно бывал в качестве корреспондента приморской газеты, встречался с промысловиками, тигроловами и прочими любителями таёжной экзотики. Впечатления от этих встреч и легли в основу рассказов, раскрывающих таинственный, прекрасный, неповторимый, но легко ранимый мир. Исследователь Приморья  В.К. Арсеньев уже касался в своих произведениях темы экологии уссурийского края. Но в его время природа не пострадала ещё так сильно от своего "покорителя". И надо отдать должное находчивости автора. Имея перед собой такого предшественника, как В.К. Арсеньев с его замечательными книгами "По уссурийскому краю" и "Дерсу Узала", Геннадий Гусаченко, тем не менее, не побоялся испробовать силы на том же материале, нашёл свою тональность в изображении уссурийской фауны. Точность натуралиста сочетается у него с литературным дарованием, что является главным художественным достоинством книги. Взаимоотношения человека и живой природы автор показывает на примерах захватывающих таёжных происшествий.

   Простота в общении, благородство души, доброта и мужество, любовь к природе - главные черты характера, которыми наделены герои остросюжетных приключенческих рассказов Геннадия Гусаченко. Они не теряют самообладания в опасности, не лишены юмора и романтизма, верны жизненному принципу - бережно относиться к тайге и её обитателям.

---

   -- С Новым годом!

   -- С Новым годом, Самсон Павлович!

   Пожелав друг другу наилучших благ, мы выпили.

   -- И часто, Палыч, встречаешь Новый год в тайге?

   -- Каждый год, -- оглаживая бороду, ответил дед Самсон.

   -- Не скучно одному-то? -- спросил я, прислушиваясь к вою пурги в чёрной непроглядной темноте ночи.

   -- Не-е.., -- засмеялся егерь, подкручивая фитиль тусклой керосинки. -- У меня в этот день завсегда гости. Нынче вот ты пожаловал. Опять же с гостями истории разные приключаются.

   -- Вот как, -- отодвигаясь от окна, за которым бушевала снежная круговерть, усмехнулся я и постучал ложкой по бутылке:

   -- Злодейка с наклейкой, наверно, причина тех историй?

   -- Да как сказать? -- хмыкнул дед Самсон, придвигая мне шкварчащую сковороду:

   -- Ты ешь, ешь!.. Вот годов так пять-шесть назад Митяй Борцов, шофер наш промхозовский, вышел спьяну покурить, а прямо перед ним... здоровенный лось. Стоит и бочину трёт о стену зимовья. Митяй к нему - за коня принял. Ну, понятно, спугнул. Как ломанулся сохатый через реку да в прорубь задними ногами и провалился. Скользит передними по льду, а выбраться не может. Насилу вытащили зверюгу. Да оплошали: убёг, окаянный, с верёвкой на рогах...

   Мы ещё выпили и закусили хрустящими солёными огурчиками. Дед Самсон подбросил дров в печку, поворошил поленья в углу. Запахло смольём и сухим корьём. Отблески огня плясали на его сутулой спине, прикрытой меховой безрукавкой, косматая тень металась по закопчённой стене при каждом движении старика. Дымарь сыпнул в газетку щепотку табака, сворачивая самокрутку, сказал:

   -- А то ещё случай был. На Новый год, тоже стало быть, Ивана Каширина, егеря нашего, рысь подрала. Он эту киску таёжную капканом отловил и в мешке, пень этакой, ко мне припёр. "В зверинец, -- говорит, -- за большие деньги сдам". А ночью, как спать легли, рысь не будь дура, мешок брезентовый прогрызла, и под лавку вот эту самую, где ты сидишь, забилась. А под утро Иван опохмелиться надумал, дверь приоткрыл, чтобы виднее было бутылку отыскать. Тут она его сзади и погладила. Сама - шасть за порог, и плакали Ванькины денежки...

   Дед Самсон прокашлялся и выглянул на улицу. Метель тотчас сыпанула колючим мелким снегом.

   -- Пуржит-то как, -- плотнее прихлопнув дверь, сказал Дымарь. -- И в позапрошлую новогоднюю ночь, как соболь во флягу попал, тоже так вот мело. Охотовед Чернов с другом - милиционером тогда ко мне наведался за мёдом. Я ведь пасеку держу. Приехал Чернов с бидоном, а до той поры, как обратно ехать, продуктишки в него сложил. Рыбу, колбасу, масло. Вечером, в честь Нового года, конечно, поддали малость. Утром сунулся Чернов во флягу за колбасой, а соболь и впился в руку зубами. Взвыл Чернов, нас всех криком перепугал, и выдернул руку вместе с соболем. Прыгнул тот в сторону, один миг - и уже нет его. И не поверили бы, кабы не пальцы в крови, да не свежий след к фляге. Крупный кот наведался. Запах рыбы его привлёк. Крышка откинута была, он и влез...

   -- Случаи и в самом деле необычные, -- согласился я скорее из вежливости, сомневаясь в душе в правдивости дымарёвских рассказов. Среди охотничьей братии давно гуляла молва: "К Дымарю попадёшь - за всю зиму его баек не переслушаешь".

   За бревенчатыми стенами буран по-прежнему гулко ухал, выл и стучал по крыше ветками ольхи.

   -- А не случалось ли у тебя чего -- нибудь весёлого, новогоднего? -- спросил я, накручивая ручку "Альпиниста" и пытаясь поймать по "Маяку" хорошую музыку.

   -- Как же? Очень даже случалось, -- охотно ответил дед, заталкивая в печку толстый берёзовый чурбак. -- Приехали ко мне из города три охотника. Важные такие. С лицензиями на косуль. Все добытыми медведями похвалялись. И каждый из них чуть ли не голыми руками медведей брал. Вышел я чуть свет из зимовья, вывернул полушубок кверху шерстью и надел на себя. Встал за пихту наряженную и жду. Вот выходят они ранешенько, лыжи одевают, в тайгу торопятся. А тут я как выскочу, как зареву... Ну, они, конечно, ружья побросали и в зимовьюшку попрятались. Сидят, дрожат. А потом как поняли, - от какого медведя бежали - чуть не померли со смеху.

   Когда я проснулся, мучимый жаждой и головной болью, за оконцем слабо брезжил рассвет. К моему удивлению, Дымаря на дощатых нарах не оказалось. Железный штырь торчал у входа, на который Самсон Павлович вешал свою одежду. Но где полушубок егеря? Зачерпнув из ведра холодной воды, я с жадностью опорожнил ковш. Нахлобучил куртку и шапку, вставил ноги в растоптанные дедовы калоши и вышел на улицу. Мягкий пушистый снег неслышно взмётывался при каждом шаге. У новогодней пихты маячило что-то чёрное. "Не иначе Дымарь чудит, хочет и меня напугать", -- усмехнулся я и, обежав зимовье с другой стороны, решил сам напугать деда. Незаметно подкрался ближе и как крикну:

   -- Ага, попался!

   Страшный рёв оглушил меня. От неожиданности я со страху глубоко запахал в сугроб. Не знаю, чем бы это кончилось, не вынырни откуда-то из предутренних сумерек дед Дымарь с ружьём. Он дважды пальнул, и голодный скиталец-шатун, злобно урча, скрылся в густом заснеженном кустарнике. Он успел-таки оборвать с ёлки и сьесть несколько конфет и пряников.

   -- Ну, паря, живой? - Тряс меня дед Самсон. -- Однако, в рубашке ты родился, не зацепил тебя косолапый. Я-то следы медведя у амбара с мясом заприметил. Пока распутывал их, медведь чуть было тебя не порешил. В рубашке, паря, однако родился. И чего тебя ни свет, ни заря к ёлке понесло? А - ведь я говорил тебе: "С каждым гостем у меня в Новый год история случается!"

Золотой гусь

   Морозная тихая ночь окутала тайгу. В тесном зимовье Дымаря жарко и темно. Подложив под голову рюкзаки, на дощатых нарах лежат охотники. Белесая луна, бросая на снег косматые тени, смотрит в оконце, высвечивает лица промысловиков. В печке светлячками разлетаются искры: дед Дымарь поворошил уголья.

   -- А вот, расскажу я вам, братцы, про золотого гуся, -- просипел он из своего угла. -- Занятная история...

   -- Знаем, читали, -- поворачиваясь поудобнее на жёсткой лежанке, пробухтел Иван Горовец. -- Ты, Сам Палыч, нам что-нибудь свое расскажи. Из детского возраста мы вышли, чтобы на ночь сказки слушать...

   -- Так я в аккурат своё и хочу. А братьев Гримм читали, стало быть? Но то в сказке, а здесь наяву...

   -- У тебя что ни вечер, то новая небылица, -- смеясь, заметил Иван. -- И всякий раз - наяву!

   -- Не хочешь - не верь, мне-то что, -- обиженным тоном ответил Самсон Павлович. -- Эта невероятная история приключилась с Игнатом Поповым на Ямале...

   -- Ну вот, я же говорил - история обязательно будет невероятная...

   -- Пошёл однажды Игнат охотиться на гусей, -- пропустив мимо ушей подковырку Ивана, продолжал дед Дымарь. -- Ох, и гусей в тот год было там: тьма тьмущая!

   -- Сколько знаю Игната - никогда охотником не был, -- снова хохотнул Иван. -- Ну, и заливать ты, Сам Палыч!

   -- Тресни, Ермоха, по башке его, ты там рядом лежишь. Может, приглохнет этот Фома неверующий!

   Ермолай Лабецкий, охотник молчаливый и медлительный, пихнул Ивана в темноте, зевнул, нехотя пробормотал:

   -- Заткнись, Ванька! Не интересно - не слушай. Валяй, Сам Палыч, дальше!

   -- То ещё по молодости было... -- начал дед Дымарь. -- Я тогда в геологии работал, на буровой вышке...

   -- И где ты только, Сам Палыч, не работал?! -- усмехнулся Иван и тотчас ёкнул от ермолаевского тычка.

   Дымарь подбросил в печку полешко, поворотил к нам освещённое огнём лицо.

   -- Игнат у нас мотористом был. А тут повариха прихворнула. Вот Игната временно вместо неё и приставили на кухню. А вся охота, по правде говоря, в тот весенний день сводилась к тому, чтобы забить одну птицу. Именно забить, а не добыть. На озере, где с темна до темна не утихает птичий базар, сами понимаете, смешно скрадок ставить. В глазах там рябит от множества птиц. Гогочут, крякают, пищат на разные голоса. Вот Игнат просто, без долгих сборов плащ накинул, снял со стены двустволку, сунул в карман один патрон и - к озеру! Как в дождливый день с хозяйственной сумкой и зонтиком - в булочную! Ну, а как я уже говорил, Игнат у нас временно поваром был. Хлопотное это дело такую ораву, как наша буровая партия, накормить. Кухонные обязанности и вынудили равнодушного до охоты Игната за ружьё взяться. Вот в рыбацких делах - это да! Здесь он большой знаток. Никто из наших геологов и не удивился бы, если бы у моториста Игната Попова клевало даже в ванне. Каждое утро Игнат по ведру свежей рыбы приносил. Чистить её всех нас заставлял. Надоела нам эта игнатовская уха хуже горькой редьки. А с провиантом в те ненастные дни туго было. Ячка, перловка, консервы из камбалы в томате - вот и весь рацион. От таких харчей мы уже еле ноги таскали. Наказали Игнату дичи принести. Сами-то мы целыми днями на буровой. Буркнул Игнат, что от мяса стареют, и нехотя к ближнему озеру с ружьём подался. А уж чего в ту весну не водилось на том озере! Бесчисленные стаи гусей, уток, лебедей носились над ним со свистом, в синюю гладь шлёпались. Ошалеть можно, глядя на это орущее, хлопающее крыльями скопище дичи. Настоящее птичье царство!