Борис Евсеев - Красный рок (сборник)

• Название: Красный рок (сборник)
• Автор: Борис Евсеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50874-7

Новая повесть дважды финалиста премии «Большая книга», одного из самых одаренных писателей современности Бориса Евсеева «Красный рок» – это острополитическая фантасмагория. История подхорунжего Ходынина, который при Московском Кремле заведует специальной школой птиц. Дрессирует соколов, ястребов, канюков и других пернатых хищников, чтобы они санировали воздушное пространство над главным объектом страны, убивая назойливых галок, воробьев и ворон.

Ходынин – суровый, замкнутый и очень привлекательный мужчина в возрасте, ведет уединенный образ жизни. Общаясь преимущественно со своими птицами, пренебрегая компанией людей. Птицы его любят и слушаются, а внешний мир – за стенами Кремля – пугает и настораживает. И не зря...

Евсеев несколькими штрихами в очень небольшом пространстве романа создал метафору современной России, жесткую и яркую. Забыть прочитанное невозможно, потому что история любого государства – это в первую очередь история людей. И лишь во вторую очередь – история событий.

В книгу также вошли две повести Евсеева – «Юрод» и «Черногор».

---

– Бред, – фыркал Витя. – Отстой.

– И «Бродяга к Байкалу подходит» – тоже блюз! Старинный русский блюз-романс!

– Бродяга к Байкалу подходит. Подходит… И камнем на дно! – невесело заржал Наполеон-Пигусов.

Правда, глянув на Ходынина, быстро ржачку прекратил, сказал уважительно:

– А вы прямо-таки – блюзовед стали!

– Блюзовед звучит как лизоблюд. Рвать пора блюзоведов четвероногих!

– Что вы, зачем же рвать… – Витя испугался. – Про блюзоведов это я так… Случайно вырвалось…

– А вот вам еще один русский блюз!

Дикий мед —
Блудный блюз… —

забасил Ходынин.

Я как лед:
Расколюсь… —

Баритонально всплакнул в ответ ему Витя. Но не удержался и от критико-режиссерской оценки:

– Русские частушки из дельты Миссисипи! Вот что такое ваш «дикий мед»!

Ходынин побагровел. Широкая спина его взбугрилась. Доверчивые лермонтовские глаза сузились. Он встал:

– Не мути, мутило! Русский рок – он ведь бывает не только черный! Теперь он еще и красный! Целое направление русской музыки теперь можно называть: «красный рок»!

– Красный рок? – ужаснулся Витя. – Как это понимать – красный? Рок бандитов, бандюганов?

– А вот как понимать!

Ходынин резко переместил свой увесистый кулак прямо к Витиному подбородку…

Гремя эмалированными ведрами, к столику подошел официант.

Он был в крахмальной рубахе и в резиновых, залепленных густой болотной тиной сапогах.

Официант прерывисто дышал: тяжелые ведра были накрыты широкими эмалированными, неудобными для транспортировки тазами.

– Чего… Чего вам, любезный? – Витя испугался официанта больше, чем Ходынина.

– «Ужин браконьера» заказывали? – хрипло выкрикнул официант.

– Да… То есть – нет! Теперь уже не надо… Я думал, что это… Мне нельзя есть на ночь! – внезапно взвизгнул Витя.

– Заказывали – получите, – официант взгромоздил одно из ведер на стол.

– Я не хочу, не буду! Вы – бандит! Несите свои ведра обратно!

– Давайте мне, – Ходынин расслабился. – Я оплачу этот «ужин браконьера». Что там у вас?

Официант взгромоздил на стол и вторую посудину. Подняв двумя руками один из тазиков, сунул голову прямо в ведро, но тут же выдернул ее обратно.

Крылышки ноздрей его при этом нервно затрепетали, как у необученного птенца в полете.

– Осетрина снулая! – старательно перечислял официант. – Кости семги! Э-э… Плотва московская водоканальная, слабо мутирующая. Голова севрюжья, на кол насаженная, лампадным маслом сбрызнутая. Рябчик распутинский, в сметане, краденый! Ножки тапирьи, свежерубленные, зоосадовские!..

Из второго тазика был аккуратно вынут небольшой изящный поднос. Конфузясь, официант посунул его по скатерти, в сторону все еще стоящего на ногах Ходынина.

На подносе, перетянутые накрест аптечными резинками, сверкали таблетки в ярких современных упаковках.

– Ширяетесь, четвероногие? – подхорунжий попытался схватить официанта за грудки.

Тот отшатнулся:

– Никак нет-с: полагается! К каждому из блюд браконьерских набор таблеток полагается!

– Что за таблетки?

– Эспумизан, пурген, сульгин, касторка. Активированный уголь, рвотный корень, солодка. А также после рвоты на выбор: «Виагра» или четверть таблетки клофелина – возбудиться или забыться.

Ходынин рассмеялся и полез головой во второе, сияющее холодным блеском эмалированное ведро.

Подошедшей в эту минуту Симметрии от вида эмалированных тазов и ведер стало зябко. Ища тепла, она оглянулась по сторонам.

Олежка все не возвращался. Подхорунжий копался в ведрах и хвалил растерявшегося Витю за необычный заказ.

«Кончай финтить! Займись делом! – сказала сама себе Симметрия и тут же задумалась: не пройти ли в задние комнаты для лучшей подготовки к встрече с Олежкой?

Витя продолжал хандрить. «Ужин браконьера», напомнив о недавних речных страданиях, вызывал досаду, затем и легкий ужас.

Быстро заключив перемирие с Ходыниным, новый ведущий рок-программ, заслуженный артист России, стран балтийского побережья и третьего мира Виктор Пигусов, вздрагивая, побрел к сцене.

26

После купания в Яузе Витя жизненного актерства посбавил. Баритон его зычный треснул. Выходя с недавних пор на сцену представлять очередную рок-группу, он теперь долго не разглагольствовал. Умом посетителей не стращал. Стишки читать бросил. После стёбовой предвариловки колобком укатывался со сцены.

То, как Витя смешивал музыкально-критическую терминологию и московский стёб – вопреки его собственным ожиданиям – многим нравилось.

В тот вечер, объявив одну из питерских подпольных групп: «К нам приехал Питер-Питер… Ждете, я срифмую – литер? Фигушки! Я просто скажу: музыка у них своя, незаемная, некоммерческая, с причудливыми гармониями и приличной ритм-группой. Есть склонность к импровизу, временами вы можете ощущать чудный свинг…» – Витя без замедления скатился со сцены.

Неожиданно для самого себя он двинулся ко все еще одинокой в этот ночной час Симметрии. Ходынин куда-то ушел, Синкопа отсутствовал начисто, бояться было некого.

Витя подступил к Симе с тихой жизненной укоризной. Пожаловался на район проживания. Подсыпал – с отвращением – и стишков: «В этой маленькой избушке все сидели друг на дружке…»

– Мушчина, – кокетливо отвечала Сима, все еще размышляющая о задних комнатах, а также про Ходынина и Олежку разом. – Какая избушка, мушчина? Гляньте лучше на сцену: вот там – басила-сила! А вы? Вы просто слабая копия всего, что было до вас. А тогда чего зря языком молотить? Закажите лучше даме текилки! Наша русская текилка – дикий крутняк!

– Да ведь избушка – не простая! Понимаете? Стоит терем-теремок, а напротив что? Думаете – харч-рок? Нетушки! А напротив – наш Кремлек! – Витя сел и, как пес перед вытьем, завернул голову в сторону и вверх, давая понять: он в курсе Симиных посещений кремлевско-ходынинской «каморки»!

– Здесь и там гиппопотам, – с неменьшим значением повела в сторону реки прекрасным плечом своим Сима. И во второй раз призывно глянула на Витю: после всего пережитого ей необходимо было выпить.

Витя понял: Симметрию стихами не прошибешь. И помощи от нее в трудном актерском, только что им задуманном, деле ждать не приходится!

Оторвав от стула свой немалый зад, Витя подался в задние комнаты – переходить от оптимизма к унынию, догадываться о смутном, далеком.

И уже на следующий вечер Витин унылый оптимизм дал ростки: он признался завернувшему на вечерок Ходынину: пустынного канюка, то бишь сокола Харриса, украл именно он, Виктор Владимирович Пигусов.

С готовностью указал и места, где пропавшего каню следовало искать.

Ходынин искал три дня.

Безрезультатно.

Сокол Харриса словно в воду канул!

А потом подхорунжему стало не до поисков.

В узких прорезях Беклемишевской башни, над бойницами косого боя – машикулями, горел тревожный свет. Рок-музыка не давала покоя. Симметрия каждый день где-нибудь подхорунжего отлавливала, спрашивала глумливо про Тайницкий Небесный Сад, о котором по неосторожности было ей сказано лишнее…

Спрашивала Симметрия, кстати, и про реально существующий, закрытый для обычных посетителей Московского Кремля, Тайницкий сад.

А это уже никуда не годилось.

– В бочку, в бочку бы ее смоленую! И под лед за такие вопросы! – мечтал вслух о законопаченной Симе, направляясь в ночной час из рок-харчевни в сторону Кремля, подхорунжий Ходынин.

«Кстати, как там, в смысле льда? Крепок ли? Хорошо бы подсадную ворону – да ранним утром, а лучше ночью – на лед! Вдруг ястребки ее возьмут?» – озаботился уже про себя подхорунжий.

Крепость льда подхорунжему захотелось проверить лично. Он решил, пройдя по набережной в сторону высотки-«Иллюзиона», спуститься в известном ему месте на замерзшую Москву-реку.

Серый сумрак царил на льду…

27

Сильно наискосок от Кремля, ближе к слиянию Москвы-реки и Яузы, в том месте, которое Ходынин когда-то мысленно предназначил для дополнительных ночных тренировок умного канюка и глуповатых ястребов, вдруг обнаружилась какая-то рыбацкая халабуда.

Издали халабуда напоминала островерхий шатер.

Медленно по набережной Ходынин побрел к шатру-халабуде.

Из шатра вдруг выступил человек.

Словно отгоняя от себя предутренний сон, он помотал из стороны в сторону головой, скинул прямо на лед тулуп, остался в белой полотняной рубахе, а поверх нее – в фартухе из рогожи с широким нагрудным карманом. Обут вышедший был в алые сапожки с загнутыми кверху носами…

Дунул и сразу опал сыроватый речной ветер.

Тот, что скинул тулуп, сходил в шатер и выволок оттуда, как санки, за веревочку, неширокий и невысокий деревянный помост. Затем сходил еще раз и вернулся с длинным, узким и скорее всего старинным ножом. Под мышкой человек нес здоровенные щипцы с расплющенным носом и аршинными ручками. Из рогожного фартуха маленькой жуковатой головкой торчали клещи…