Виктор Демуров - Зарницы грозы

• Название: Зарницы грозы
• Автор: Виктор Демуров
• Жанр: Фэнтези

Недоброе время пришло для Тридевятого царства. На престоле - трус и вор, за морем — страшный враг, да еще смутьян Кощей Бессмертный подбивает людей бунтовать. Между молотом и наковальней путь лишь один, и знают его немногие. Но путь этот ведет в глубочайшую тьму, какой не было со времен... ну, все знают, чего. И как его пройти, если ты — всего лишь говорящий кот?

---

Про работу Оскар Зороастр, естественно, соврал. Работы у него не было. Не было даже печати горожанина, а бумаги он носил поддельные. Из-за отсутствия печати он не мог никуда наняться, из-за собственного прошлого — старался жить все больше по ночам, избегая стрелков, двигаясь из города в город, из одной невзрачной комнатки в другую. Ремесло бродячего торговца еле позволяло сводить концы с концами. Он мог бы рассказать хозяевам всех этих бесчисленных комнат, что живет впроголодь, продавая полуволшебные безделушки, а изредка прибиваясь ко всяким карнавалам и ярмаркам нечисти, где гадает по руке и на картах. Но такого постояльца никто бы не впустил, даже тролли. Само слово «жалость» давно приобрело в языке Заморья ироничный оттенок.

Оскар накинул плащ со множеством карманов — самая ценная вещь изо всей его передвижной лавки, но уж этот-то плащ он никогда не продаст. В карманы вместилась его одежда, нож, ложка, миска, фляга, все товары, а еще краюха хлеба и кусок сыра на дорогу. Когда шел дождь, один из карманов занимал Тото. Песик был намного полезнее для Оскара, чем Оскар для него. Тото охотился на мелкую дичь, чуял стрелков за милю, а прокормить себя мог и сам. Но бродяга держал его не поэтому.

— По... заботь... ся... о... Тото... — были последние слова умиравшей у него на руках молодой женщины. Оскар до сих пор помнил, как приподнял ее тело, держа ладонь на лопатках, и эту ладонь облило теплой кровью, а Дороти затряслась и забилась, кашляя. Камень, выдранный из мостовой, упал — ее пальцы обмякли, руки повисли. Стрелки суетились вокруг Оскара, лупя и оттесняя толпу, словно имели дело со стадом взбунтовавшихся быков, а он бессильно сидел, забыв, что надо бежать. Только крики «Вот он, вот он! Смотрите! Здесь Гудвин Z!» вырвали Оскара из оцепенения. Он бежал, сломя голову, к дому Дороти за ее собачкой, потом к своему, и тем вечером был уже далеко.

Если стрелки меня поймают, подумал Оскар, я встречу в тюрьме и дряхлость, и смерть. Сколько у него уже набралось долгов? Отрабатывать их можно годами — а ему, в сущности, не так уж много осталось. Перед тем проклятым сборищем он уже решил, кого назначит вместо себя главой Изумрудного Братства. Но Братства больше не было. Если кто-то и остался на свободе, он забыл о старом чудаке Гудвине Зет с его упорной борьбой и невероятными мечтами.

Оскар оставил в комнате для вида кое-какую одежду и обувь, которую уже совершенно износил. У него не было узлов, никакой поклажи, ходил он пешком, поэтому обманутые хозяева спохватывались не сразу. Тото спрятался в волшебный карман, не высовывая даже носа. Под подозрительным взглядом тролльши, мывшей пол на лестнице, Оскар вышел из дома, чтобы уже никогда туда не вернуться.

Его путь лежал через площадь. Там на невысоком постаменте стоял палантир в человеческий рост. По нему говорил свои речи Отец Микки Маус, по нему визжала Хеллион Климмакс, по нему показывали казни — и новости. Обычно Оскар не обращал на них внимания, но сегодня возле палантира было оживленно. Люди судачили, ахали, тыкали пальцами. В волшебном шаре гарпия захлебывалась, распираемая словами, и тараторила:

— ...баргестов, призрачных гончих, призрачных кошек, а также вирмов и виверн. На вопрос, почему требуются такие внушительные силы для усмирения одного-единственного короля Фридриха, ее величество Гвиневра отвечает, цитирую: «Чертовы аламаннцы за нашей спиной вступили в сговор с Тридевятым царством. Мы не знаем, какие ужасы успел выпустить и вооружить Темный Властелин Финист, посему призываем Фридриха к ответу на свой страх и риск. Правь, Авалон!»

— Темный Властелин!! — Ясный Сокол аж сполз с трона, так он хохотал. — Я в восторге! Я польщен! Баюн, ты будешь этим моим... как их зовут... миньоном! Я себе достану вместо коня черного единорога, чтоб еще темнее смотреться! А чтобы рарогами управлять, он у меня еще и летать будет!

Войска свои Финист в Аламаннское королевство не отправил, но западные рубежи Залесья стояли открытыми — езжай кто хочет. Главное, чтобы аламаннцы авалонцев хорошенько потрепали, прежде чем Авалон до Тридевятого дойдет. За чужую же землю биться, как за свою, сейчас резона нет. Лучше им тыл прикрывать, продовольствие возить, снадобья, боеприпасы. Выгоднее. Но Баюн был другого мнения, и втайне попросил Руслана перекинуть часть своих дружин в подчинение к Алеше. Рыцаря война застала в Аламаннском, добраться до анклава он не успел, а бойцов с гошпиталем вышло немного.

Если после расправы над Дракулой у некоторых брезжила мысль, что это начало конца, то нападение на аламаннцев убедило в этом всех. Будто некая незримая броня, годами закрывавшая от любой беды, оказалась сорвана. В соседние с Аламаннским королевства хлынули толпы беженцев. Правители поспешно бросились закрывать границы, но куда там. Люди бежали поодиночке, через леса, с порубежной стражей дрались. Кому из аламаннцев удавалось проскользнуть, рассеивались по городам, где рассказывали каждому встречному о злобе авалонцев. Гвиневра не поскупилась, всей темной нечисти нашла применение. Воевала нечисть, правда, плохо. Ворвавшись в мелкий городишко и ограбив его, отряды застревали там, не желая идти дальше. Но королеве-чародейке и не нужны были аламаннские земли — ею двигало мщение. Избить Фридриха, унизить, растоптать. Пусть лучше собственный народ его возненавидит за своеволие.

— Они на севере и северо-западе, — показал Баюн лапой на карту. Финист отдал под его начало железных соколов, чтобы рысь мог следить за авалонскими войсками и докладывать. — На севере уперлись в светоносцев, огибают теперь рубежи, чтобы войти с юга. Далеко не проходят, дыма больше, чем огня. Жгут, разрушают... Словно хотят запугать.

— Именно это и хотят, — сказал Финист. — Самим потому что страшно. Королевства друг с другом уже давно не бились.

— А мы что же? У нас под боком опять...

— Да подожди ты. Лезешь поперек навы в пекло. Так не делается.

— А как делается?

— Вот скоро увидишь, как.

И Финист обещание сдержал, показал. Через неделю на окраине одного из аламаннских городов нашли объеденные баргестами тела. С виду дворяне, но без брони, из оружия только сабли, на сапогах шпоры — кони, видимо, ускакали, или же их нечисть посчитала вкуснее и жирнее. По бумагам русичи, званий невысоких. Рядом случилась птица Гамаюн и, не мешкая, раструбила по всем яблочкам, чародейским зеркалам и шарам, что авалонская нечисть сожрала мирных путников.

Финист кликнул рать. Облаченные в черную навью бронь, с навьими самострелами да мушкетами, русичи вышли из Тридевятого, прошли через Залесье и ударили по трем направлениям. На подмогу нечисти устремились авалонцы-люди. Гвиневра отправила Финисту посла с депешей, полной гнева и восклицательных знаков. Финист в ответ взял медную монету, запечатал в конверт и отдал послу со словами:

— Передай своей королеве на хлебушек, я старость уважаю. А то она, видать, совсем обнищала, что за гроши удавить готова.

Все равно как пощечину влепил. Дадон бы так не смог, хоть и пыжился временами, а трусливый Горох — и подавно. Смотрел Баюн на зеленеющую рожу посла, и не мог не гордиться. Но все равно рассказ верховного навы не шел из головы, глодало что-то подспудно, отравляя спокойную, в общем-то, жизнь. Поэтому Баюн, как только день стал клониться к вечеру, вышел из терема — кое с кем потолковать.

На дворе начало месяца лютеня. Люди в шубы кутаются, шапки надвигают на нос — бедные, бесшерстные, как голые кошки с далеких южных царств. Стынут, обледенелые, новые флаги Тридевятого над царским теремом. Финист их распорядился сделать красно-фиолетовыми, а гербом хотел первоначально вторнуть ту жуткую статую, что в Навьем царстве стоит подле Цитадели. Еле-еле отговорили. Верховный нава, глазищами коварно блестя, предложил вместо статую рогатую чашу — Финист аж подпрыгнул и матерщиной его покрыл: «Ты мне, песьеглавец такой-растакой, огненную войну пророчишь, что ли?!» Чего в этом символе страшного, наместник объяснять не стал. Наконец утвердили волка, бегущего посолонь над теремом. А чтобы не было мрачно, оранжевое светило добавили. Все пекельные цвета. Людям невдомек, а навам на радость.

На рынке шумно. Прежде зимой на потеху были одни калачи с ватрушками да петушки леденцовые, а сейчас из Хидуша и Сина начали фрукты везти. Дорогие, заразы, но Баюну бесплатно дали. Рысь понюхал, куснул — так себе. Что в них люди находят, непонятно.

Вот королевства торговлю запретить не запретили, но прикрыли. Иберийские скакуны на все золота теперь. Латы и кольчуги отныне тоже только свои. Поэтому Финист оружейников не жалеет, цеха все расширяет. Навья бронь недешева, обычные кметы ее себе позволить не могут. Синские купцы, правда, тебе все что хочешь продадут, хоть полный доспех, как у лучших кузнецов королевств. Да только синьцы хитрые, все хорошее у них для себя, а для чужестранцев принцип другой — тяп-ляп, зато много. Финист как-то выразился, что они и детей, наверное, точно так же делают.