Виктор Демуров - Зарницы грозы

• Название: Зарницы грозы
• Автор: Виктор Демуров
• Жанр: Фэнтези

Недоброе время пришло для Тридевятого царства. На престоле - трус и вор, за морем — страшный враг, да еще смутьян Кощей Бессмертный подбивает людей бунтовать. Между молотом и наковальней путь лишь один, и знают его немногие. Но путь этот ведет в глубочайшую тьму, какой не было со времен... ну, все знают, чего. И как его пройти, если ты — всего лишь говорящий кот?

---

— Леди, ты живешь далековато. Давай здесь, а? — Второй заморец схватил женщину за плечи, прижал к себе. Та вывернулась и отскочила. Ее затравленная покорность сменилась гневом. Она стиснула худые кулачки.

— Эй! — Заморец шагнул вперед. На лице женщины появилась едкая улыбка. Распахнулось окно, щелкнул самострел, и парень с воем и ругательствами упал. Из-за поленницы выдвинулась страшная тень, похожая на подземного ящера, и вырвала саблю из рук его приятеля:

— Не рыпайся, чушка.

От полумрака отделилась еще одна тень, широкая и рослая, оглушившая Эба кулаком в темя. Таким же ударом богатырь успокоил второго заморца.

— Илейка?

Самострел развернулся в сторону Баюна.

— Это наш, охолони! — сказала женщина.

— Или шпион Кощея, — ответил невидимый стрелок. — А ну выходи на свет, иначе заставлю выползать.

Баюн послушался.

— Первый соратник! — хлопнул в ладоши Илейка. — Ты что, тоже за ними охотился?

— Советник, — поправил рысь. — Мне эти двое не нужны, я хотел посмотреть, может, у них есть еда. Ничего не попадается.

— Да мы сами пояса затянули... А ты один?

— Почти. Котейка навязался на мою голову. Тоже голодает.

Илья взял заморцев за ноги и потащил. В темном закутке, прикрытом ветошью и обломками, был прорублен тайный вход в терем, низкий и узкий. Илейка туда проходил боком.

— Баюн, уж прости, хлебосольства нет особого...

— Баююн. — Ящер говорил не совсем чисто, с иноземными нотками, хоть и легкими. Оказался он зверем крокодилом с далекого юга.

—  В Тридевятом уже лет десять живу, — сказал. — Коркодел Коркоделович меня зовут.

— А меня — Варвара — Длинная коса, — вставила женщина. — Баюн, не стой, заходи.

Терем был Варварин. Внутри — запустение. Все, что можно было продать или обменять, давно снесли перекупщикам, даже оклады с образов. Хозяином самострела оказался нава, из вояк: жилистый, лапы ловкие, глаза ястребиные.

— Твой Векша отчасти прав, — сказал он, выслушав Баюна. — Наша четверка — часть сопротивления. Есть и другие группы. Лидера нет, каждая группа автономна. Никаких сражений, естественно, не проводится. Мы ждем возвращения маршала.

— А если он не вернется?

— А куда он денется.

Заморцев обобрали до нитки. Сняли одежду, сабли, ножи. Обшарили карманы. У одного и вправду было с собой припасено — в пустой табакерке прятал хлеб и остывший кусок мяса. Под пристальным взглядом навы Варвара отложила табакерку в сторону. Делить, значит, позже будут, подумал рысь. Да и сколько там делить — каждому на один зуб.

— ...а пока мы Уэна не встретили, — рассказывала женщина, — еще плоше приходилось. Коркодел даже юбку мою съел от безнадеги.

Нава Уэн присягнул Кощею. Ему это легко далось: у нав свои понятия о чести и позоре. Наврал с три короба, стал получать еду и делить ее между заговорщиками. От должности, которую ему навязали, увиливал, и пока получалось. Но на четверых этих выдачей еле хватало. Особенно тяжко было Коркоделовичу — мерз он страшно, а если такие, как он, застынут, то в спячку впадают, как медведи.

— Я хочу тоже присягнуть, — говорила Варвара, пока Илейка подбрасывал дрова в печку, — мне терять нечего. Мужа моего убили, сына убили. Снесу. Отмолю, если победим.

— Не если, а когда, — отрезал Уэн. — Что за пораженчество, бойцы?

— Я бы лучше присягнул, — виновато сказал Коркодел, — только меня повяжут. Я собаку ихнюю съел и ярыге по шее наклал.

Заморцы застонали, приходя в себя. Уэн встал с лавки, подошел и ударил ближайшего из них ногой в живот:

— А, паразит, очухался? Ну, как тебе первый день в нашей стране?

Заморец ответил бранью, за что получил снова. Нава вытащил из печки раскалившуюся кочергу. Варвара отвернулась.

— Что будете дознаваться? — спросил Баюн. Он, пока Уэн был занят, подвинулся ближе к табакерке.

— Да все. Кто пришел, сколько, командиры. Уэн записывает, потом мы всем остальным, кому можно верить, рассказываем. Мол, Финисту это пригодится.

Тот заморец, что заявлял, будто с русичами надо дружить, завопил. Нава отнял кочергу. Подошел Коркодел.

— Готов разговаривать? — спросил он по-авалонски.

— Эб, молчи! — выкрикнул второй и огреб кочергой по спине.

— До тебя мы дойдем, сопляк. Ты, Эбенезер, молодой еще, помирать не собираешься. Станешь отвечать на вопросы — больно не будет.

Новиков долго ломать не пришлось, пожгли чуть да иголки под ногти загнали. У навы при этом был такой бесстрастный вид, словно он не людей калечил, а по дереву вырезал. Все рассказанное со слов Коркодела записал в маленькую мягкую книжицу, потом взял самострел и обоим заморцам вышиб мозги. Илейке зал знак: волочи их отсюда.

Едва и богатырь перестал в сторону Баюна смотреть, рысь схватил табакерку и пустился наутек.

— Куда, куда! — закричала Варвара. — Стоять!

Рысь ударил ее лапой и вырвался в морозную ночь. Дворами, дворами, петляя, виляя, не задумываясь, есть ли погоня или она только мерещится. Только когда ослабел и выдохся, стало понятно, что голоса за спиной — это посвисты ветра. Баюн разделил мясо и хлеб надвое, проглотил свою часть в три укуса и, как ни хотелось еще, заставил себя закрыть табакерку. Ему было стыдно. Но, успокоил себя рысь, Уэн со своими друзьями может достать себе еще еды. А вот что его, Баюна, ждет завтра, неизвестно.

Он снес остатки мяса и хлеба Векше. Рассказал котенку, кого встретил, и пожалел, что рассказал. Векша аж струной вытянулся:

— Где? Я хочу к ним!

— Ну как ты им поможешь? У заморцев будешь попрошайничать?

Вразумить котенка не удалось. Убежал Векша в ночь, про все опасности позабыв.

Варвара опрометчиво присягнула Кощею, и тот определил ее заморским кметам в прачки. Тут уже не до подманивания врагов, тут как бы их внимания избежать. Да и вскоре оказалось — зря. Видя, что народ кое-где уже готов подняться, только бы умереть в бою, а не от истощения, Кощей испугался. Он уговорил Пикмана и вернул к жизни рынки. Летучие обезьяны раз в неделю приносили туда провизию. Каравай хлеба стоил, как в былые времена три коровы. Расплачивались многие и не деньгами, а самоцветами, кольцами, ожерельями. У кого драгоценностей не было, те несли одежду, обувку, шкуры, даже ножи и кремни. Торговцы брали все, потом опять меняли на что-нибудь — втридорога. Заморская пища — дрянь еще та, безвкусная, мясо тягучее, хлеб как из пыли, овощи восковые. И того мало, зато много сластей в бумажках, булок навроде расстегаев или приторных варений. Дураку понятно, отбросы спускают, пищу бедняков. Но русичи за каждую крошку драться были готовы.

Умирало, тем не менее, много. То и дело можно было видеть людей, впряженных в маленькие волокуши, на которых лежали тела. Хоронить не у всех доставало сил, и трупы сваливали куда-нибудь в лесок. Заморцы тем временем снесли в центре Лукоморья пару теремов, чтобы устроить там гробницу для Хеллион Климмакс и еще каких-то знатных начальников, убитых при захвате города. Подвезли уже камень и мрамор, но за работу пока не брались. Посреди главной площади лежали несколько больших плит с именами и буквами "R.I.P". Остатки ведьмы хранились у Пикмана в большом стеклянном сосуде.

О судьбе котенка Баюн более не слыхал. Рысь предпочел думать, что тот нашел, кого искал, и принес им пользу. В каком-то смысле так и было. Векша прибился к четверке Уэна, но, не умея разговаривать, не добился того, чтобы его сделали бойцом. Он жил у Варвары, питаясь жмыхом и брюквой, а однажды съел найденного в углу терема большого заледенелого червяка и отравился им. Промучившись два дня, котенок умер. Варвара зарыла его у себя во дворе, насколько удалось раскопать жесткую зимнюю землю.

Как появилась какая-никакая снедь, Кощею присягать перестали. Он отверг советы упырей вновь закрыть рынки, а вместо этого повелел разрисовать стены придуманной им картинкой. Чтобы дородная розовая баба с корзиной фруктов в руках, вокруг ребятня, солнце, цветочки и подпись на двух языках: "Конец вражде. С нами — или ни с кем!" У Отцов научился, они тем же макаром себя прославляют. Уже через несколько дней на всех этих бабах написали похабень, срам им на лбах нарисовали, а уж над подписью как только не изгалялись. Баюна это развеселило. По улицам ходят сгорбленные, серые, тощие лукоморичи, самому от голода и тоски тошно - а кто-то находит, и силы, и дерзость, чтобы плюнуть врагу в глаза: знай наших!

В тот день Баюну свезло — он поймал голубя и съел его целиком, с головой, даже с перьями. Птиц над Лукоморьем почти не осталось: их пожирали летучие обезьяны. Баюн слизал старательно голубиную кровь с морды и лап, и до вечера этим насытился, но когда солнце скрылось, живот вновь подвело. Наученный опытом, что единожды поесть — уже хорошо, а лишний раз высовываться не след, рысь лег спать в пустом тереме. Однако сон долго не шел. Чтобы обмануть голод, Баюн вышел на крыльцо пожевать снег.