Туве Янссон - Тайна хатифнаттов

• Название: Тайна хатифнаттов
• Автор: Туве Янссон
• Издательство: Азбука
• Жанр: Сказка
• Год: 2011
• ISBN: 5-267-00472-3, 5-352-00797-9, 5-91181-050-6, 978-5-3890-1311-7, 978-5-91181-666-7, 978-5-9985-0667-3

---

На свете столько разных островов. Но пустынны и печальны только самые мелкие из них, и только те, что расположены далеко в море. Повсюду вокруг меняют свое направление ветры, а желтая луна садится в море, и по ночам оно становится черным. И лишь острова остаются все такими же, и только порой туда наведываются хатифнатты. Вообще-то острова эти вряд ли можно назвать островами. Скорее это шхеры[3], выступы скал, мелкие скалистые островки, забытые полоски суши, которые, быть может, опускаются в море до рассвета и поднимаются наверх ночью, чтобы оглядеться вокруг. Ведь об этом так мало известно.

Хатифнатты посещают буквально каждый островок, каждый выступ, каждую полоску суши. Иногда там ожидает их маленький свиток из бересты. Иногда там вообще ничего нет, а островок оказывается лишь спиной тюленя, окруженной бурунами или несколькими расчлененными скалами с высоченными нагромождениями красноватых водорослей — фукуса. Но на каждом из настоящих островков, на самой его вершине хатифнатты непременно оставляют маленький белый свиток из бересты.

«У них есть какая-то идея, — подумал папа, — что-то, что для них важнее всего. И я думаю плыть вместе с ними до тех пор, пока не узнаю, что же это такое».

Им не встречались больше красные пауки, но, во всяком случае, всякий раз, когда они причаливали к берегу, Муми-папа оставался в лодке. Потому что эти островки заставляли папу Муми-тролля вспоминать другие, затерянные далеко за его спиной островки, где он со своим семейством и друзьями устраивал пикники; вспоминать поросшие кудрявой зеленью их семейные заливы, палатку, и чашку с маслом, стоявшую в холодке, в тени под лодкой, и стакан сока в песке, и плавки, сушившиеся на камне… Само собой, он вовсе не Тосковал об этой надежной и устойчивой жизни папы, сидящего на веранде.

И только одна-единственная мысль, мелькавшая порой, портила ему настроение и угнетала его. Кое-что совсем мелкое, но оно уже было не в счет.

Вообще-то папа стал мыслить совершенно иначе. Все реже и реже размышлял он обо всем, что ему довелось переживать во время своей столь милой ему пестрой жизни. И так же редко мечтал он о том, что принесут ему дни в грядущем.

Его мысли скользили, словно лодки, без всяких воспоминаний о прошлом и мечтаний о будущем, они были точно серые, странствующие по морям волны, у которых нет даже желания добраться до горизонта.

Папа не пытался больше заговаривать с хатифнаттами. Как и они, он не отрывал взгляда от моря, его глаза стали такими же блеклыми, как и у них, позаимствовав свой переменчивый цвет у моря. А когда навстречу им попадались новые острова, он не шевелился, только ударял несколько раз хвостом по дну лодки.

«Интересно, — подумал однажды папа, когда их лодка скользила вперед во время длинного и утомительного морского перехода по мертвой зыби, — интересно, не становлюсь ли я похожим на хатифнатта?»

День был очень жаркий, а к вечеру над морем заклубился туман. Туман был какой-то тяжелый, особенного золотисто-багрового цвета, — папе он казался угрожающим и чуточку живым.

Морские змеи, фыркая, всплывали на поверхность. Порой он видел, как они мелькают вдали: круглая темная голова, испуганный взгляд, не отрывавшийся от хатифнаттов, а затем — удар хвостом и безумное бегство туда, в туман.

«Они так же напуганы, как и пауки, — подумал папа. — Все боятся хатифнаттов…»

Отдаленный удар грома прокатился в тишине, а затем все снова стало таким же неподвижным и молчаливым.

Папе всегда казалось, что гроза ужасно интересна. Теперь он вообще ничего не думал. Он был совершенно свободен, ничто его больше не волновало.

И как раз в этот миг из тумана выплыла другая лодка с большим обществом на борту. Папа вскочил. На миг он снова стал прежним папой: он размахивал цилиндром, он кивал головой и кричал. Незнакомая лодка держала курс прямо на них. Лодка была белая, белым был и парус. И те, кто сидел там, тоже были белыми…

— А, вон что! — сказал папа.

Увидев, что это тоже хатифнатты, он перестал кивать головой и сел на свое место.

Обе лодки проследовали вперед, не поприветствовав друг друга.

И вдруг из темного тумана лодки заскользили одна за другой. Похожие на тени, все они плыли в одну и ту же сторону, и всюду был один и тот же экипаж — хатифнатты. Иногда их было семь или пять, а иногда всего лишь одинокий хатифнатт — но всегда нечетное число.

Клубился туман, вливавшийся в сумерки, тоже слегка окрашенные в золотисто-алый цвет. Море переполнилось лодками. И все они были обращены носом к новому острову — длинному острову, где не было ни деревьев, ни гор.

Снова загремела гроза. Она была где-то там, посреди всего того могучего и черного, что нарастало и нарастало справа над горизонтом.

Одна за другой лодки приставали к берегу, и паруса опускались. Пустынный прежде берег кишмя-кишел хатифнаттами, которые уже вытащили свои лодки и теперь раскланивались друг с другом.

Куда ни кинешь взгляд, всюду бродят белые, высокомерные существа, раскланиваются друг с другом. Они тихо шелестят, помахивая в такт лапами. А вокруг что-то шепчет прибрежная трава.

Папа держался немного особняком: он отчаялся отыскать своих собственных хатифнаттов среди других. Это было очень важно для него. Ведь они были единственные, кого он хоть немножко знал… Ну да, совсем немножко. Но все-таки…

Но они исчезли в этой сутолоке, он не видел никакой разницы между ними и другими хатифнаттами. И папу вдруг охватил такой же ужас, как и на паучьем острове. Нахлобучив цилиндр еще ниже на глаза, он попробовал принять грозный и непринужденный вид.

Цилиндр был единственно надежным и абсолютным на этом удивительном острове, где все было белым, шепчущим и неопределенным.

Муми-папа не надеялся больше на самого себя, но в цилиндр он верил: тот был черный, как уголь, и совершенно определенный, а внутри Муми-мама написала: «П. М. от твоей М. М.». Написала для того, чтобы узнать этот цилиндр среди всех высоких шляп в мире.

Причалила последняя лодка, ее вытащили на берег, и хатифнатты перестали шелестеть лапами. Они обратили свои золотисто-рыжие глаза к папе, все сразу, а потом направились к нему.

«Теперь они начнут драться», — подумал папа и тут же, совершенно проснувшись, бодро заинтересовался всем происходящим. Как раз в эту минуту у него появилось желание драться — драться с кем угодно, только драться и драться, и кричать, и быть уверенным в том, что у всех других есть недостатки и этих других надо как следует поколотить.

Но хатифнатты никогда не дрались, точно так же, как они никому не противоречили, ни о ком плохо не думали — абсолютно ничего не думали вообще.

Они выходили вперед — сотнями, один за другим — и кланялись, а папа снял цилиндр и кланялся до тех пор, пока у него не заболела голова. И сотни хатифнаттов размахивали лапами до тех пор, пока папа от усталости тоже не стал размахивать лапами.

Когда последние хатифнатты прошли мимо, папа Муми-тролля совершенно забыл о своем желании драться. Он был учтив и до предела измучен и, держа в лапе цилиндр, проследовал за хатифнаттами по нашептывавшей что-то траве.

Теперь гроза забралась высоко в небо и склонилась над ними, словно угрожающая падением стена. Там, наверху, гулял ветер, почувствовать который они не могли, и гнал перед собой мелкие, рваные обрывки туч, в страхе спасавшиеся бегством.

Прямо над морем колыхались короткие и своенравные вспышки молний, они зажигались и угасали и зажигались снова.

Хатифнатты собрались в самой середине острова. Они повернулись к югу, откуда неслась гроза, совсем как морские птицы перед непогодой. Один за другим начали они загораться и светить, как ночники, они вспыхивали в такт молниям, а трава вокруг трещала, словно наэлектризованная.

Папа лег на спину, неотрывно глядя на блеклую зелень прибрежных растений, на их нежные светлые листья на фоне темного неба. У них дома была диванная подушка с узором, изображавшим папоротники, — подушка, которую вышила Муми-мама. Это были светло-зеленые листья на черном, как уголь сукне. Подушка была очень красивая.

Раскаты грома приближались. Папа ощутил слабые толчки в лапах и уселся на траву. В воздухе пахло дождем.

Внезапно лапы хатифнаттов затрепетали, как крылья мельницы. Они раскачивались во все стороны, кланялись и танцевали, и повсюду на этом пустынном острове зажужжала тоненькая песенка комара. Хатифнатты завыли — одиноко призывно и тоскливо, песенка звучала так, словно ветер завывал в бутылочном горлышке. И папа почувствовал непреодолимое желание поступить так же — раскачиваться взад-вперед, выть и снова раскачиваться и шелестеть лапами.

У него закололо в ушах, и он начал размахивать лапами. Поднявшись, папа медленно направился к хатифнаттам.