Василий Молоков - Родное небо

• Название: Родное небо
• Автор: Василий Молоков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вот тут-то и наступили для нас горячие деньки. Хотя стояла лютая стужа, Каманин и я ежедневно делали по три рейса. Попутно я привез Слепневу материалы, нужные для ремонта его машины. К всеобщей радости, прилетели наконец и наши отважные летчики Водопьянов и Доронин, прорвавшиеся через Анадырский хребет. Вся страна с нетерпением ждала наших рапортов: вывезено двадцать два человека... двадцать четыре... На моем двухместном самолете я летал один без бортмеханика и в свободную кабину "запихивал" по четыре человека.

Однако с каждым часом обстановка становилась все тревожнее. Подвижки льда, трещины ломали подготовленные на льдине аэродромы. Я поражался энергии челюскинцев, которые с железным упорством расчищали все новые и новые площадки от сугробов и крепких, как камень, заструг и торосов.

Еще в первый прилет я предложил Отто Юльевичу Шмидту использовать для перевозки людей два фанерных контейнера, закрепленных под крыльями моего самолета. В каждом, хоть и лежа, мог поместиться один человек.

- Дополнительную нагрузку самолет выдержит. Я это проверил еще раньше, когда перевозил в контейнерах канистры с бензином, - убеждал я.

Сперва Шмидт возражал:

- Слишком опасно!

Я настаивал на своем:

- Если и есть опасность в полете над морем, то она имеется и для всех остальных в самолете. Конечно, посадку надо сделать особенно мягко, чтобы не ушибить пассажиров. Но за это я ручаюсь.

Наконец Отто Юльевич согласился. Сперва ко мне в контейнеры залезали добровольцы, а потом уже шли по общему списку, в порядке очереди. Я и окошечки в фанерных футлярах прорезал, чтоб веселей было лететь.

11 апреля после третьего рейса не успел я вылезти из самолета, как мне сообщили, что надо вновь лететь на льдину. Требовалось срочно вывезти больного Отто Юльевича Шмидта. Он лежал с температурой сорок. Только это обстоятельство заставило его наконец подчиниться распоряжению из Москвы покинуть лагерь (а в списке он поставил себя последним). Хоть я очень устал и промерз, но, конечно, тут же собрался в новый рейс. "Успею ли до сумерек слетать? Ведь уже темнеть стало", - вот какие мысли волновали меня. Я попросил передать в лагерь, чтобы к моему прибытию все было готово для отправки больного. На аэродром Шмидта привезли на нартах (в лагерь были доставлены на самолетах восемь собак), закутанного в меховые мешки. Мы бережно уложили его через люк в фюзеляж машины. Доктор примостился в изголовье, закрывая больного от пронизывающего ветра. А я все торопил: "Скорее, скорее!"

В воздухе было спокойно, так что Отто Юльевич не испытывал тряски. Кажется, никогда еще я так мягко не касался земли, как при посадке со Шмидтом в Ванкареме. Больного вынесли из самолета и уложили на нарты. Он улыбнулся мне и тихо сказал:

- Я даже не почувствовал момента посадки.

Видно, Отто Юльевич хотел выразить мне свою признательность какими-то теплыми словами. На следующий день Маврикий Трофимович Слепнев на своем самолете переправил Шмидта из Ванкарема в больницу города Ном, что на Аляске.

А тревога у всех нас возрастала по мере уменьшения числа людей на льдине. Если неожиданно налетит сильный ветер, пурга, расколется льдина, что смогут предпринять тогда несколько человек? Все мои мысли были заняты предстоящими полетами. Я проверял готовность самолета к последним рейсам и ни на что другое не обращал внимания, ни с кем не разговаривал, даже покурить некогда было, а ведь я считался заядлым курильщиком и никогда не расставался со своей трубкой. Вот с тех пор и пошло - "молчаливый Молоков". Вместе с Пилютовым мы все свободные от полетов часы проводили на аэродроме: занимались изношенным мотором нашей "двойки". Работали на леденящем ветру при жестоком морозе. Закончив дела, добирались до теплой избы, находили себе местечко на полу среди спавших вповалку людей и моментально засыпали как убитые.

Петя Пилютов, как я и предполагал, оказался очень хорошим помощником. Забегая вперед, скажу, что впоследствии он окончил авиашколу и стал военным летчиком. Во время Великой Отечественной войны Пилютов, будучи командиром эскадрильи, сражался под Ленинградом, охранял ладожскую Дорогу жизни. В воздушных боях он проявил высокое мужество и летное мастерство. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

13 апреля мы с четырех часов утра начали готовиться к последнему полету. На льдине осталось шесть человек. Надо было спешить забрать их, а то погода зловеще менялась. Вылетели втроем - Каманин, Водопьянов и я. Минуя предательский частокол торосов, благополучно сели на уцелевший аэродром. Как всегда, порядок здесь был образцовый. Моторист А. Е. Погосов, бессменный комендант ледового аэродрома, поставил дело, как в настоящем аэропорту. Не хватало только диспетчера, объявляющего по радио время посадки и взлета.

Пустынно на площадке, нет уже той оживленной толпы, что встречала нас прежде. Последние пассажиры с грустью оглядывают снежное поле, окруженное торосами. Поди же ты, привыкли!

Торопим их: "Скорее, товарищи, пора взлетать!" Заместитель О. Ю. Шмидта А. Н. Бобров с радистами Э. Т. Кренкелем и С. А. Ивановым идут к самолету Водопьянова, Каманин забирает боцмана А. А. Загорского. Кроме того, к нему помещают восемь собак, которых надо вернуть чукчам. Ко мне садятся капитан О. И. Воронин и моторист Погосов. Последний, как комендант аэропорта, должен отправить прежде первые два самолета, а потом уже мой. Когда машины Водопьянова и Каманина поднялись со снежного поля, Погосов стал раскачивать за крылья мою "двойку", чтобы оторвать примерзшие к снегу лыжи. Уже на ходу он ухватился за борт кабины, и Воронин быстро втащил его. По просьбе капитана я сделал два круга над лагерем. Видно, он хотел еще раз взглянуть на место гибели своего корабля.

Все! Мы в воздухе! А через некоторое время нас уже встречали на аэродроме в Ванкареме. Спасены все до одного! Подвожу личный итог: на своем самолете я вывез тридцать девять человек.

На Ванкаремском аэродроме ликование, нас, летчиков, поздравляют как героев, обнимают, качают. А мы и не думали о наших полетах, как о каком-то геройстве. Это была наша работа, правда, очень тяжелая и опасная.

Не напрасно мы тревожились и спешили. На следующий же день началась метель. Небо закрылось облаками, и трудно сказать, что сталось с аэродромом там, на льдине. Но теперь все позади. Люди на твердой земле. Мы переправляли их на самолетах и на собачьих упряжках сначала в Уэлен, принимавший поздравительные телеграммы со всего мира, а затем в бухту Лаврентия и дальше - в бухту Провидения, куда прибыл пароход "Смоленск". Он принял на борт всех нас - и челюскинцев, и летчиков.

22 мая пароход снялся с якоря. Теперь, пока мы плывем на "Смоленске", можно немного и отдохнуть, послушать челюскинцев, хотя их уже атаковали журналисты. А вот со мной журналистам трудно - совсем не умею рассказывать о своих переживаниях. Годы, проведенные в Арктике, приучили меня к сдержанности. В тишине полярных просторов, вынужденном долгом пребывании в ожидании хорошей погоды в занесенной снегом избушке или яранге, как правило, мало говоришь, но много думаешь, размышляешь, узнаешь истинную цену людям и без слов.

В светлый июньский день "Смоленск" приближался к Владивостоку. Здесь весна была в самом разгаре. Как только показался город, над нами пронесся самолет, осыпав палубу букетами ландышей, сирени, приветственными листовками. Вслед за этой машиной в небе появилась эскадрилья самолетов, а на воде - целая флотилия судов, возглавляемая ледоколом "Добрыня Никитич". Окруженный почетным эскортом, наш корабль вошел в залив Золотой Рог, и сразу же мощно заревели гудки заводов, пароходов, в том числе и иностранных. Орудийные залпы салюта потрясли воздух, зазвучала музыка оркестров. Перед нами предстала праздничная панорама города. Владивосток был расцвечен алыми знаменами, плакатами, близ порта возвышалась арка, на колоннах которой портреты летчиков и руководителей легендарной экспедиции. Тут же помещалась гигантская карта, где были изображены путь "Челюскина" и лагерь Шмидта. Сотни людей заполнили улицы и ближние сопки. Они приветственно махали нам руками, скандировали: "Слава героям Арктики!" Выступления на коротком митинге в порту заместителя О. Ю. Шмидта А. Н. Боброва и летчика М. Т. Слепнева были встречены восторженными овациями... Мы были буквально ошеломлены такой встречей.

На вокзале для нас подали специальный экспресс Владивосток - Москва. В вагонах цветы, на столиках подарки каждому. Толпы провожающих растянулись от станции километров на пятнадцать. Это было совершенно сказочное путешествие! На каждой станции полыхали красные знамена, гремели оркестры, тысячами огней сияла иллюминация, взлетали фейерверки, перекрещивались ослепительные лучи прожекторов. На перронах выстраивался почетный караул, отряды пионеров салютовали нам дробью барабанов, толпы людей окружали вагоны. Приветствия, речи... Казалось, вся страна обнимала нас с восторгом и любовью.