Филип Гриффин - Королева легионов Афины

• Название: Королева легионов Афины
• Автор: Филип Гриффин
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-054062-4, 978-5-9725-1314-7

V век от Рождества Христова, Римская империя на грани завоевания варварами.

Британская принцесса Урсула поставлена в безвыходное положение — мужчины ее страны воюют на стороне Рима в последней яростной попытке противостоять нашествию гуннов, и оставшиеся в одиночестве женщины вынуждены защищаться своими силами от саксов, пиктов и рыжебородых кельтов.

Урсула собирает армию из 20000 девушек, которой удается организовать надежную охрану границ Британии. Когда крах Рима становится неизбежным, она решается на отчаянный шаг — женское войско отправится в Италию на Великую Свадьбу Легионов. Однако политика, война и сама природа разрушают первоначальные планы. Урсула и ее воительницы оказываются лицом к лицу с разрушающими все на своем пути полчищами гуннов…

---

— Ну, что ж, есть только один способ узнать все наверняка. — Кордула крепко взяла мертвую голову левой рукой и решительно сунула указательный палец правой в приоткрытый рот.

Дети онемели от изумления. Даже Клематий был так поражен, что, застыв, вместе с ними молча наблюдал за тем, что происходило дальше.

Кордула, с закрытыми глазами, тщательно ощупала рот погибшей. В это время голова издавала странный жутковатый хруст, напоминающий потрескиванье костра на морозе. Чуть погодя, открыв глаза, Кордула вынула палец и вытерла его о свою одежду. Потом очень аккуратно поставила голову обратно на смятую тряпицу.

— Это не Пинноса, — уверенно сказала она.

— Н-но, почему вы в этом так уверены? — удивился епископ. — Откуда вы знаете?

Кордула улыбнулась и подошла к окну, чтобы выглянуть в прилегающий к кухне дворик.

— У этой женщины все зубы на месте. У Пинносы одного не хватало.

— Какого? — выпалил вопрос епископ.

Теперь Кордула повернулась к нему лицом.

— Я, пожалуй, сохраню это в тайне, Ваша Милость. Так, на всякий случай, если появятся еще такие… — она кивнула на стол, — бедняжки, души и тела которых уже давно должны были упокоиться. Ваша Милость, вы проследите за тем, чтобы ее похоронили с почестями, рядом с соплеменниками?

Епископ Клематий откашлялся и вернулся к своему прежнему повелительному тону:

— Разумеется. Вы можете быть уверены в том, что она будет предана земле так, как того заслуживает. Но могу ли я спросить, как вы узнали о том, что у Пинносы недостает одного зуба? Не подумайте, что я намекаю на… Поймите меня правильно, но по этому делу я отвечаю перед остальными, и…

— Вам незачем смущаться своего вопроса. Ваша Милость. Я с удовольствием на него отвечу.

Она замолчала и посмотрела на детей. Их лица светились любопытством и желанием услышать рассказ. «Я не могу говорить об этом при них… Они еще слишком малы. Еще не пришло время рассказывать им эту историю. Да и отец их сейчас в отъезде».

— Знаете, когда-то это место было ее домом, — задумчиво произнесла Кордула. — Пинноса раньше жила здесь. — Не обращая внимания на удивленные возгласы детей, она обернулась, чтобы еще раз выглянуть в окно. — Этот дом строился, чтобы стать фамильным гнездом, и в те времена назывался виллой Флавиев… но это было много-много лет назад.

Какое-то время она смотрела на неясные тени предметов, скрытых под покровом поблескивающего снега, потом начала медленно говорить приглушенным голосом, обращаясь больше к себе, чем к кому-либо другому.

— Неужели это было так давно? Я прекрасно помню день, когда Пинноса лишилась своего зуба… как будто это было только вчера. Урсула, Пинноса и я, — Марты и Саулы тогда с нами не было… Наверное, они как обычно проводили время с молодыми вассалами. В общем, мы только что вернулись в Глостер после нашей первой в жизни охоты. Бриттола тогда была еще слишком мала, чтобы охотиться, и присоединилась к нам, только когда мы въехали в ворота. Мне тогда было семнадцать, значит, Урсуле и Пинносе по восемнадцать, а Бриттоле не более пятнадцати. Мы так гордились собой, гордо шествуя рука об руку по центральной площади! У Пинносы в волосах были вплетены два оленьих хвоста и заячья лапа, у Урсулы — два хвоста: олений и лисий, а в моих — две заячьих лапки. Бриттола бренчала на тетиве лука Пинносы, и мы вместе изо всех сил распевали «Вперед!».

Она замолчала и посмотрела через кухонный дворик на дверь, ведущую в Западную комнату. Епископ смотрел на Кордулу, и ему показалось, что она едва заметно кивнула головой, как будто в дверях кто-то стоял, наблюдая и прислушиваясь к происходящему. Кто бы это ни был, он только что дал Кордуле разрешение продолжать свой рассказ.

— Мы смеялись над тем, как забавная одноухая старуха отогнала нас от лавки со стеклом. По-моему, она жива и по сей день. Потом внезапно Пинноса вскрикнула: «Проклятье!» и, сморщившись, прижала руку ко рту. «В чем дело?» — спросила я ее. Она ответила лишь: «Подождите меня здесь, я ненадолго», и побежала в сторону лекарей, полоскавших в воде свои инструменты. Она им что-то быстро объяснила, и один из них достал из воды щипцы для выдирания зубов. Пинноса помогла ему наложить их и встала перед ним на колени. Она взялась за рукоятки щипцов вместе с лекарем, и они стали тянуть изо всех сил! Им пришлось основательно потрудиться, и, похоже, Пинноса сама тянула за двоих. В следующую минуту я уже видела, как лекарь отмывает свой очередной инструмент, а Пинноса ополаскивает водой лицо. — Кордула рассмеялась. — В этом была вся Пинноса! Вернувшись к нам, она попыталась сделать вид, что ничего не произошло. И только уступив настоятельным просьбам Урсулы, она широко раскрыла рот и показала кровавую ранку на месте зуба.

— Невероятно! — воскликнул Клематий. — Она сама выдернула себе зуб! Большинство мужчин не способно на такой поступок!

— Полно вам, Ваша Милость. Мы должны развеивать мифы и выдумки вокруг ее имени, а не придумывать новые! Я всего лишь сказала, что это выглядело таким образом. Нас разделяли шесть прилавков, и сквозь толпу мало что было видно. Хотя, с другой стороны, как вы и сами знаете, Пинноса, упокой Господь ее душу, была способна на многие поступки, казавшиеся невероятными для многих, включая большинство мужчин.

— Да, она действительно обладала мужеством и силой духа, достойным мужчины. Но все же… — Клематий подошел к Кордуле, по-прежнему стоявшей возле окна. — Пинноса была крупной женщиной, но не мужеподобной. Более того, иногда она казалась мне поразительно женственной. Я очень хорошо помню день, когда она давала обет безбрачия. Она склонила голову, чтобы принять мое благословение. Ее волосы, расплетенные и свободно распущенные по плечам, прикрывали лицо. На мгновение передо мной оказалась сама воплощенная чистота и женственность, в самой прекрасной и возвышенной форме. Она смотрела на потир, и ее глаза, столь много повидавшие, тогда источали такую невинность, такую чистоту…

Епископа явно беспокоила какая-то мысль. Он повернулся к Кордуле, чтобы осторожно высказать то, что его тревожило.

— Вы упомянули, что Марта и Саула «как обычно были с молодыми вассалами». Они что… э… они же не… Во имя Господа, как же мне говорить на такую деликатную тему? Они…

— Вы хотите знать, хранили они верность своему обету или нет? — с горечью рассмеялась Кордула. — О, об этом не беспокойтесь, Ваша Милость! Именно потому, что Марта и Саула так ценили общество мужчин, они берегли свою девственность более тщательно, чем большинство из нас! — С грустной улыбкой она вернулась к столу. Пока Кордула накрывала холстиной мертвую голову и увязывала ее в мешок, улыбка постепенно угасала. — Поверьте, Ваша Милость, я могу свидетельствовать о чистоте всех моих воинов и большинства знатных женщин, — теперь ее глаза наполнились слезами. — Вы прекрасно знаете, что именно ради этого я осталась здесь, а не присоединилась к ним на Небесах.

— Простите меня! Я ни в коем случае не хотел намекнуть на…

— Мне не за что вас прощать, Ваша Милость, — тихо произнесла Кордула, не сумев сдержать дрожь в голосе. Она глубоко вздохнула и, посмотрев епископу в глаза, добавила: — Больше не за что.

Она взглянула на своих детей, слушавших ее как зачарованные.

— Однако, Ваша Милость, хоть мы и почитаем за великую честь принимать вас у себя, но снега на дороге становится все больше, а солнце садится все ниже.

II

— Мам, а почему он не остался? — жалобно спросила Бриттола, когда они запирали двери и оконные ставни на ночь. — Он мне понравился. Он хороший.

— Твоего отца нет дома, значит, оставлять гостей-мужчин на ночлег неприлично. — Кордула старалась избегать пристального взгляда дочери, прячась за хлопотами вокруг очага. — К тому же Его Милость торопился, ему нужно было вернуться в Лондиний,[1] а потом в Кельн, где он сейчас очень нужен.

— Мама, а лошади батавские[2] такие же большие, как у Его Милости? — спросил сын.

— Ну, не такие же, но обычно они довольно крупные. — Она поставила на очаг сковородку, положила в нее рыбину, добавила немного воды и стала отщипывать листочки от висевших рядом пучками пряных растений, укладывая их вокруг рыбной тушки. — Ваш отец как-то рассказывал, что дедушка раньше держал в своей конюшне нескольких кобыл батавской породы. Только жеребцов у него не было. Считал, что они слишком широки в холке, а ему хотелось вывести быстроногую породу. — Она замолчала, посмотрела на поднимавшийся дымок и улыбнулась. — Он любил шутить: «Когда беда стучит в ворота, лучше быстро ехать, чем долго сражаться».

— Мне так нравится, когда ты рассказываешь о прошлом, мама! Ой, расскажи нам еще! — просила Бриттола. — Пожалуйста, расскажи про…

— Расскажи нам о тетушке Урсуле! — вмешался ее брат. — Ты никогда о ней не говоришь!