Владислав Реймонт - Брожение

• Название: Брожение
• Автор: Владислав Реймонт
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967

Продолжение романа «Комедиантка». Действие переносится на железнодорожную станцию Буковец. Местечко небольшое, но бойкое. Здесь господствуют те же законы, понятия, нравы, обычаи, что и в крупных центрах страны.

---

Глембинская была сегодня в приподнятом настроении. Она расцеловала Янку, смеялась, шутила с Анджеем, пила с отцом водку и забрасывала будущую невестку целым градом вопросов и комплиментов. Она говорила наполовину по-французски, наполовину по-польски.

— Мать, слышишь? Юзя болтает по-заграничному! — воскликнул удивленный Гжесикевич (Юзя тщательно скрывала от всех свои занятия французским языком.)

— Что за диво! А ведь и в классах не была и у гувернанток не училась, — недоумевала старуха.

Разноцветные глаза Юзи засверкали от бешенства, она поспешно прикрыла их лорнетом и с насмешкой сказала Янке по-французски:

— Вам придется вооружить себя большим запасом снисходительности к нашим родителям.

— Юзя! Чтоб тебя, да говори ты по-людски, а то сидит человек как на немецкой проповеди, знай только «шерц» да «шерц» ни бельмеса не понять, — передразнил ее отец.

— Я не нахожу слов, чтобы поблагодарить вас за вашу доброту. Вы были так любезны, что навестили наших. Надеюсь, меня вы тоже не забудете. Очень прошу, панна Янина, хорошо?

— Конечно, если только пан Анджей пожелает привезти меня к вам.

— Стоит лишь приказать — я всегда к вашим услугам.

— Приезжайте обязательно, это будет для нас настоящий праздник, моя дорогая панна Янина! — Юзя так заискивала, так умиленно просила, что старик шепнул тихонько жене:

— Ну и шельма! Должно быть, надула сегодня кого-нибудь, раз такая приторная.

— Вы уже осмотрели дом? Правда, красивый?

— Очень. Я даже не думала, что здесь так хорошо.

— Королевский дворец! Но вы достойны большего. Да, большего, честное слово! Я горжусь вами.

Янку смутили ее слова; она ощутила неискренность — она была чутка к различного рода преувеличениям, а Юзя неестественно и слишком много говорила комплиментов, даже Анджей поглядывал на сестру с тревогой и удивлением, он не узнавал ее.

Когда спустились сумерки и выплыл из-за леса месяц, Янка собралась уезжать. Она со всеми простилась сердечно. Старик сам посадил ее в сани, укрыл ей ноги и, когда санки, звеня бубенцами, отъехали от флигеля, воскликнул:

— Ну и прохвост этот Ендрик, выбрал себе девчонку как лань! Уж и попользуется, разрази меня гром!

Юзя с насмешкой посмотрела на отъезжающих.

VI

— Прокатимся, панна Янина?

— Куда только пожелаете.

— Валек, на шоссе!

— Если что было не так… — начал Анджей несмело.

— Ну что вы, пан Анджей, даю слово, те несколько часов, которые я провела у вас, доставили мне огромное удовольствие. Я вам очень благодарна.

— Если б вы знали, как я люблю вас. Я хочу, чтобы вы были счастливы, — горячо говорил он, целуя ей руки. Они выехали на шоссе, и лошади понеслись. Анджей обнял Янку, и они долго сидели так, не проронив ни слова. Им было хорошо. Анджей был счастлив, что сидит рядом с Янкой, держит ее в своих объятиях, чувствует ее дыхание на своем лице; она, в свою очередь, радовалась тому, что Кроснова произвела на нее хорошее впечатление.

Лошади мчались как шальные и за полтора часа пробежали три мили.

Кучер въехал в Мехов и остановился у кондитерской.

— Лошадям, хозяин, надо поостыть немного, да и покормить их пора, — заметил он.

— Хорошо, оботри их да накрой, а через час — обратно. Панна Янина, зайдемте в кондитерскую, выпьем чаю?

— Право, не хочется, я лучше подожду в санях.

— Нет, я несогласен: вы простудитесь.

— Да, но… — Она колебалась с минуту, потом вышла из саней, и они направились в кондитерскую. Янка выбрала столик в укромном уголке.

Они уже кончали пить чай, как вдруг к кондитерской со звоном подъехали сани и вошел молодой человек в черном костюме. Это был Витовский. Анджей подошел к нему и, тотчас вернувшись с приятелем обратно, представил его Янке.

— Мы выехали из Кросновы и решили прокатиться; дорога чудесная, лошади шли хорошо, вот мы здесь и очутились, — заговорил Анджей, придвигая Витовскому стул.

— Что-то в этом роде приключилось и со мной. Ядя поехала к Ясиновским, я собрался за ней и по пути заглянул сюда выпить черного кофе.

— Вот так по пути — десять верст в сторону, — рассмеялся Анджей.

— Пустяки, для моих лошадей это двадцать минут езды.

— Когда едешь за границу?.. Мальчик! Горячего кофе и коньяку!

— После вашей свадьбы, — и он вежливо поклонился Янке. — Я с нетерпением жду отъезда, хотя Ядя не хочет меня пускать.

— Долго ехать по железной дороге, видимо, очень скучно, — заметил Анджей.

— Смотря куда, с кем и когда, — ответил Витовский, медленно попивая черный кофе и согревая руки о стакан. Он все время украдкой посматривал на Янку. А Янка сидела молча, испытывая чувство неловкости: ее смущало и присутствие этого человека и то, что она здесь с ними. Пытливый и вместе с тем насмешливый взгляд Витовского, его фамильярный тон и свободное обхождение раздражали Янку.

— Любите санную езду? — спросил он у Янки, отставляя стакан в сторону.

— Почему вы не спросили, люблю ли я сыр? Этим тоже можно начать разговор, — ответила Янка вызывающе: ее возмутила его развязность.

Витовский круто повернулся. Взгляд его глубоких черных глаз застыл, и его худощавое лицо стало серьезным; он важно поклонился Янке.

— Кажется, я перед вами не виноват, вы караете меня несправедливо. Но я вижу вас впервые, вы невеста Анджея, и я хочу жить с вами в мире и согласии; постарайтесь, пожалуйста, забыть невольно причиненное мной огорчение. — Витовский выпрямился и посмотрел Янке в глаза.

Взгляд его имел такую силу, что Янка невольно смутилась, мотнула головой, точно хотела сказать «нет», и шевельнулась на стуле.

— Надеюсь, вы ответите на мой вопрос? — повторил он.

— Люблю ли я санную езду? Очень.

— Смею думать, вы не испытали еще настоящей езды. Кони Анджея хоть и неплохие, но все же это клячи, и ходят они не на много быстрее волов.

— Не преувеличивай, мы проехали три мили за полтора часа.

— Это еще большее преувеличение. Поедемте со мной, я отвезу вас в Буковец, и вы тогда почувствуете настоящую езду.

— Это значит, вы обещаете вывалить нас из саней? — засмеялась Янка.

— О нет! Впрочем, все зависит от счастья.

— Но ведь ты собирался ехать за панной Ядвигой? — заметил Анджей.

Предложение Витовского было ему не по вкусу.

— Ядвигу отвезет Ясиновский. Но предупреждаю, мы помчимся как шальные.

— А если мы вывалимся?

— Не могу ручаться. Впрочем, ко мне это не относится, я уверен: если мы перевернемся, со мной ничего не случится; случится ли с вами — не знаю.

— Однако какая самоуверенность! На месте пана Анджея я бы подвергла вас испытанию и посмотрела бы — случится что-нибудь или нет, — сказала Янка весело; Витовский показался ей самонадеянным позером.

— О, вы любите эксперименты?

— Это единственный способ проверки.

Он замолчал и задумался. Янка заинтересовала его. Вначале он был уверен, что невеста Анджея должна быть обыкновенной гусыней. Он понял, что перед ним нечто иное.

— Хорошо, попробуем! — воскликнул Витовский и сдвинул брови. От этого лоб его прорезали морщины, образуя римскую цифру пять. Он приказал кучеру готовиться.

— Итак, едем?

— Не стоит, панна Янина, а то, не дай бог, действительно может произойти несчастье, — сказал Анджей.

— Возможно все, однако отказаться еще не поздно, — ответил с иронией в голосе Витовский.

— Проверим! Ведь кони пана Витовского не поскачут, конечно, быстрее наших?

— Это дьяволы, не кони! Итак, вы решились? — спросил Анджей, надеясь, что Янка все же откажется.

— Я не решилась, я просто прошу, — решительно сказала Янка, заметив в прищуренных глазах Витовского насмешку.

Анджей велел своему кучеру ехать следом. Все уселись в длинные, выстланные медвежьей шкурой сани Витовского.

Кучер удерживал, натянув поводья, небольших, с белыми пятнами на крупах, жмудских лошадок, заботливо покрытых сетками, и ждал только сигнала.

Янка села в середину.

— Трогай! За городом гони во весь дух! — крикнул Витовский. И действительно, за последним домом кучер стегнул лошадей, и они стрелой рванулись по ровной укатанной дороге.

Ночь повисла над землей; в синей, усеянной мириадами звезд глубине плыл месяц; он заливал сверкающим серебром снежный наст и нагие придорожные, покрытые инеем деревья, вздрагивавшие своими отяжелевшими белыми ветками при каждом дуновении ветерка; длинные, бесчисленные ряды их вершин поднимали к небу свои пуховые шапки, печально всматривались в тихую зимнюю ночь; за голыми, пустынными полями, подобно застывшим морским волнам, возвышались амфитеатром лесные массивы.

По укатанной полозьями саней дороге, по заснеженному однообразному белому полю, по деревьям, по придорожным оледенелым крестам, раскинувшим свои черные объятья, бродили и вздрагивали таинственные, неуловимые тени, словно призрачные блики умершего лета. А там, у подножия белых холмов, деревенские хаты, похожие на оцепеневшие чудовища, чьи тела усеяны сотнями квадратных красноватых глаз, в страхе пятились обратно.