Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

• Название: Таящийся ужас 2
• Автор: Дэвид Кейс
• Издательство: АО "Ника-5"
• Жанр: Триллер
• Год: 1992
• ISBN: 5-87684-012-2

Книга является продолжением первого сборника «Таящийся ужас». В нее вошли произведения известных английских и американских писателей, сочетающие в себе элементы «страшного рассказа», детектива и психологического триллера. Рассказ «Муха» был экранизирован и завоевал популярность у зрителей.

Для широкого круга читателей.

---

Но перемены происходили и тогда, хотя и не столь явные, как сейчас. Раньше они никогда не были… полными, что ли. Внешне я продолжал походить на человека. Помню даже, как выглядел на самых ранних стадиях, когда еще не боялся посмотреть на себя в зеркало. Разве что лицо казалось небритым, вот и все, как будто целую неделю не брился. Зубы тоже удлинялись, правда не настолько, чтобы их нельзя было прикрыть губами, просто казались немного выступающими вперед. Вот с глазами дело было хуже. Это были уже определенно глаза животного, ну, во всяком случае на человеческие они походили мало. Но в целом во мне не было чего-то очень уж необычного, так что люди, которые не знали, как я выгляжу в нормальном состоянии, едва ли могли что-то заметить. Просто подумали бы, что повстречали какого-то на редкость безобразного типа, вот и всё.

В те дни я никогда не терял контроля над собой. И болезнь ни разу не захватывала меня целиком, она просто вспыхивала в организме наподобие лихорадки, но всякий раз я хотя бы отчасти оставался самим собой. Это было еще до того, как я рассказал обо всем Элен, и нам понадобилась камера. Возможно, мне вообще не стоило жениться на ней, не рассказав ей обо всем, но я же не знал, что мне станет хуже. А кроме того, я не думаю, чтобы это имело какое-нибудь значение — она все равно вышла бы за меня замуж! Несмотря ни на что.

В те вечера, когда все начиналось, я рано ложился спать и выключал свет. Разумеется, спали мы в разных комнатах. Я говорил Элен, что неважно себя чувствую, и она не докучала мне. В конце концов она, видимо, подметила регулярность этой хвори, потому что однажды отпустила довольно грубую шутку по поводу моих ежемесячных заболеваний. Пришлось прочитать ей суровую нотацию на предмет того, что женщина может, а чего ей никогда не следует говорить, даже своему мужу.

Мне становилось все хуже и хуже, и я понял, что лучше не рисковать. Я взял за правило раз в месяц вообще уезжать из города. Жене говорил, что это были деловые поездки, и она, похоже, верила. В ее поведении не было ничего подозритёльного, никаких вульгарных шуточек в мой адрес она больше не отпускала. Она знала, что я не из тех мужчин, кто может завести себе любовницу или раз в месяц устраивать веселенькую ночь, а потому верила мне и не задавала лишних вопросов.

Обычно я уезжал в какой-нибудь маленький городишко милях в тридцати или сорока от дома. Каждый раз это был новый город, где я выбирал маленькую дешевую гостиницу (дешевую потому, что там никто не обратит внимания на небритого человека) и проводил в грязноватом номере всю ночь. Как бы плохо мне ни было ночью, из номера я не выходил. А мне действительно бывало плохо. Временами так хотелось выйти наружу. Мне было нужно… нечто. Возможно, это была все та же потребность побегать голым по лесу. Но я сопротивлялся этому желанию, побеждал его и оставался в номере. И всегда запирал дверь изнутри. Лучше, конечно, было бы попросить запереть меня снаружи, но не мог же я обратиться с подобной просьбой к портье. Это вызвало бы подозрения. Так что приходилось целиком полагаться на свою силу воли. К счастью, я волевой человек, а потому мне это удавалось и, хотя временами бывало очень плохо, я все же справлялся с собой.

Позже, когда я понял, что состояние мое продолжает ухудшаться, пришлось заняться оборудованием камеры. Над этим планом я работал долго. Тогда-то и пришлось рассказать о болезни жене. Это было самым трудным. Элен нельзя назвать очень уж интеллигентной женщиной и потому поначалу она отнеслась ко всему как к какой-то шутке, не поверила мне. Да, она подумала, что я шучу. Но потом, когда пришел строитель и стал оборудовать камеру, смекнула, что дело действительно серьезное, и ей взбрела в голову мысль, что я схожу с ума. Разумеется, прямо она об этом никогда не говорила, но это можно было заметить по ее взгляду. Когда мы обивали стены камеры, она не переставая качала головой, словно мы оба занимаемся какой-то ерундой и попросту тратим время. Впрочем, все это вполне понятно. Я не вправе винить ее за то, что она поначалу чего-то не понимала. Теперь-то она уже многое знает и начинает соображать, хотя временами и допускает глупые, досадные ошибки и не может провести границу между физическим и умственным, нормальным и аномальным. На это требуется время.

Камеру мы оборудовали полгода назад. Я отправлялся в нее раз в месяц и Элен делала все, что ей полагалось делать, не задавая лишних вопросов. В целом, повторяю, можно признать, что она действительно хорошая жена, и если временами раздражает меня из-за недостатка интеллигентности и неспособности уловить суть происходящего, то, как мне кажется, это является вполне обычным делом в большинстве семей, где один из супругов по своему умственному развитию намного превосходит другого.

Итак, я удовлетворен своей женой. Надо будет только постараться более терпимо относиться к ее ошибкам. Я же никогда в жизни не причиню ей боль. И вообще никогда никого не обижу…

9 июня (вечер)

Я был не до конца честен, и это меня совсем не радует. Вообще-то в своих записях я стараюсь не кривить душой, но про один инцидент все же не написал. Речь идет о случае с пьяным в гостинице, о котором я должен рассказать, поскольку в противном случае вообще нет никакого смысла вести этот дневник. Надо описать и этот случай — в конце концов, не произошло ничего такого, за что мне следовало бы себя винить.

Все случилось, когда я в последний раз перед оборудованием камеры выезжал из города. Я уже давно подумывал о том, чтобы сделать такую камеру, но все откладывал осуществление этого плана из-за Элен, так как он означал хотя бы косвенное признание моей болезни. Полагаю, инцидент с пьяницей окончательно укрепил меня в намерении соорудить камеру. Он показал, что временами я могу становиться действительно опасным и не всегда могу полагаться на самоконтроль. В любом случае хорошо, что это случилось, поскольку в том, что касается меня, все получилось как нельзя лучше. В этом инциденте я абсолютно невиновен, а пьяница пострадал исключительно по причине своего порочного увлечения.

Это была весьма захудалая гостиница. Я хорошо запомнил, что она ничем не отличалась от всех тех заведений, в которых мне приходилось останавливаться раньше. Парадный подъезд представлял собой обыкновенную дверь, которая выходила прямо на улицу, над входом прибита вывеска. Кстати сказать, косо прибита. В коридоре лежал темно-бордовый ковер, истертый настолько, что в некоторых местах даже проглядывали нитки.

По коридору я прошел до самой лестницы. Место портье на самом деле оказалось обыкновенной нишей в стене, и мне пришлось несколько раз позвонить и подождать, прежде чем из комнаты под лестницей появился клерк. Он вышел, протирая глаза, в торчащей из брюк рубашке. Пройдя за стойку, он протянул мне регистрационную книгу и зевнул прямо в лицо. В общем, ужасный тип, и рассказываю я о нем для того, чтобы показать, какая это была гостиница и какие люди там могли останавливаться. В частности, тот самый пьяница. На мой взгляд, людям вроде, него лучше не жить, а прямо вот так взять и помереть.

Клерк отнюдь не удивился, заметив у меня на щеках отросшую щетину. Перед тем, как отправляться в подобные поездки, я всегда из предосторожности не брился пару дней — на тот случай, если кто-нибудь увидит меня во время приступа болезни. Ведь каждый может удивиться, если увидит, что у человека так быстро, буквально за несколько часов, растет борода. Это была одна из мелочей, о которых я никогда не забывал, а потому я уверен, что меня никто и никогда ни в чем не заподозрил. Редко кто думает о подобных мелочах в молодом возрасте, так что в кругу психиатров, узнай они обо мне все, подобная прозорливость могла бы стать легендарной.

Портье также не мог щегольнуть гладко выбритыми щеками и потому вел себя так, словно все постояльцы его гостиницы никогда не брали в руки бритву. Несмотря на то что у меня с собой был чемодан, он потребовал плату вперед. Я поднялся к себе в номер, запер входную дверь, выключил свет и лег в постель. Одежду снимать не стал. Окно было маленькое и очень грязное, выходило оно прямо на кирпичную стену, так что луны я не видел. Без нее у меня все протекает гораздо труднее и болезненнее, так что приходилось искусственно вызывать в своем воображении ее образ: большой желтый круг, висящий в черном небе. Как же мне хотелось уйти из этой крохотной грязной комнатенки! Помню, как я ждал и почти хотел наступления перемены, лишь бы поскорее покончить со всем этим. Несколько раз я вставал, подходил к окну, шагал по комнате, временами приближаясь к раковине, чтобы плеснуть в лицо немного воды. А потом, наверное, снова улегся в постель, потому что следующее воспоминание относится уже к полному преображению.

Я лежал на спине и метался, дергался, стонал, весь влажный от пота — даже простыни намокли. Их сероватая ткань скрутилась подо мной в жгут, одной рукой я держался за край кровати. Одной изменившейся рукой. Мне было очень плохо, все время казалось, что у меня сильный жар и галлюцинации. Но я был сильный и держался, ни на мгновение не переставая сознавать, что никогда еще мне не было так плохо.