Борис Гайдук - Третья Мировая Игра

• Название: Третья Мировая Игра
• Автор: Борис Гайдук
• Издательство: Яуза,Эксмо
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09519-5

В итоге глобальной катастрофы Европа оказывается гигантским футбольным полем, по которому десятки тысяч людей катают громадный мяч. Германия — Россия, вечные соперники. Но минувшего больше нет. Начинается Третья Мировая… игра. Антиутопию Бориса Гайдука, написанную в излюбленной автором манере, можно читать и понимать абсолютно по-разному. Кто-то обнаружит в этой книге философский фантастический роман, действие которого происходит в отдаленном будущем, кто-то увидит остроумную сюрреалистическую стилизацию, собранную из множества исторических, литературных и спортивных параллелей, а кто-то откроет для себя возможность поразмышлять о свободе личности и ценности человеческой жизни.

---

Как скончался? Тренера задавили? Неслыханное дело! За это противнику поражение сразу присудить могут!

— Да нет. Сам умер, от удара. Сердце, видать, не выдержало.

Вот оно, значит, как. Начал атаку, а сам от приступа умер. Вот отчего не видно и не слышно его было. Хорошо еще, что Дмитрий Всеволодович вовремя подоспел, начало над нами взял, а то так бы мы и разбрелись, как овцы без пастуха. Но что же получается? Был человек — и нет его. Вот так. Вот тебе, папаша, «всего лишь игра». Нет, тут не «всего лишь игра». Тут дело суровое. Государственной важности дело. Люди за это самой жизни не жалеют.

— А про сотника-то вашего слыхал?

— Что такое?

— Так в укрытии и остался. Увидел немца — и от страха с места двинуться не смог. Уже написал просьбу об отчислении, не могу, говорит…

— Стыд какой! Кто же теперь сотником у нас будет?

— Пока неизвестно…

Передали тренерский приказ — без передышки катим мяч четырнадцать километров, там нас поменяют те, что сейчас вперед ушли. Отправлен гонец к главному тренеру с сообщением о победе и о намерении тот же час самостоятельно развивать контратаку по левому краю, посланы также запросы соседним отрядам о согласовании действий. В общем, неожиданно для самих себя, а тем более для немца, перешли мы в контрнаступление. Темно, тяжело, поджилки трясутся, натертые ноги огнем горят, а все равно на душе радостно. Отняли мяч у немца, отняли!

Позже ликование на убыль пошло. С каждым часом все труднее и труднее. Ноги болят неимоверно, как будто по битому стеклу иду. Хоть разувайся и босиком по снегу топай. Не стерпел, попросил помощи. Сел на снег, разулся. Фельдшер посветил на ноги фонариком, присвистнул. Побрызгал мне на ноги чем-то холодным, налепил пластыри. Изругал за то, что долго терпел и в кровь ноги разбил.

— Это теперь не твои мозоли, дубина! Это твоей команды мозоли! Не сможешь из-за них играть — значит, другим за тебя отдуваться придется.

Вроде бы полегче стало. Догнал своих. Фельдшер со мной пошел. Крикнул, что если у кого недомогание или раны есть, чтобы зря не терпели, сразу звали на помощь.

Все тяжелее и тяжелее. Каждый шаг дается так, будто вверх по крутому склону иду. С мячом и вовсе мученье. Все наше взаимодействие, которому сначала вроде бы немного научились, напрочь разладилось. Скользим, падаем, на ноги друг другу наступаем. Мяч часто останавливается, а с места его сдвигать — двойной труд.

— Все, Мишаня, не дойдем, — Антон Горбунов хрипит. — Сейчас замертво повалимся и тут все вместе погибнем.

— Дойдем, Антошка, обязательно дойдем…

Эх, если бы Васька рядом был! С ним бы я точно был уверен, что все преодолеем. А так — кто его знает. Хочется лечь прямо в этот снег, в этой темноте, глаза закрыть и помереть.

Лечь и помереть. Лишь бы не идти дальше. Ни единым пальцем не шевелить. Заснуть вечным сном… Сейчас вот только свою очередь откатим, и тогда я лягу и тут останусь. Непосильное это дело…

6

На рассвете догнали мы наших товарищей.

Семь человек к этому времени без чувств свалились от усталости. Один ногу подвернул, дальше идти не смог, унесли его на носилках в лазарет. Рязанец сначала сердился, обидными словами нас бранил. Потом взмолился, чтобы еще хоть немного с мячом продвинулись. Потом сам за мяч взялся, до самого конца без смены толкал.

Как я на ногах устоял — сам не знаю. Два или три раза думал, что — все, вот он, мой последний шаг. А потом откуда-то силы брались еще на один шаг, еще на один, еще… Фельдшер два раза мне пластыри на ногах менял, больше не ругался, спрашивал тревожно, могу ли еще идти. Буду стараться, отвечаю. Так и дошел до лагеря.

Лагерь наш в полном беспорядке стоит, видно, что второпях и в темноте устраивались. Многие палатки косо поставлены, тренерского шатра вообще не видно. Обозные сани и полевые кухни в кучу сдвинуты. Поломанные ветки, мусор, какие-то тряпки кругом валяются. Кое-где костры горят. Прислуга уже на ногах, ставят походные столы и скамейки, поят и чистят коней, таскают что-то. Дмитрий Всеволодович тоже не спит, вполголоса распоряжается. Увидел нас, побежал навстречу.

— Ну наконец-то, Иван! Я уж собирался людей тебе навстречу высылать!

Рязанец в ответ только рукой махнул.

— Ничего не спрашивай, солнышко. Вовек эту ночь не забуду.

Доковыляли до лагеря, сюда же и мяч сначала приволокли, прямо к кострам. Потом Дмитрий Всеволодович спохватился, велел немного в сторонку его откатить, чтобы командная прислуга в стометровый радиус не попала. Ближе ста метров к мячу только игроки могут находиться. Судейский, что с нами всю ночь ехал, никакого внимания на наше невольное нарушение не обратил.

Прислуга засуетилась, а игрока ни одного не видно, как будто и нет их здесь. Мертвым сном по палаткам спят. В четвертом часу ночи, говорят, легли. Три сотни здесь нас дожидаются. Остальные налегке еще дальше ушли и там впереди лагерем встали, чтобы днем со свежими силами к мячу приступить. Рискованно идет князь Дмитрий Всеволодович, без прикрытия. Зато быстро, за ночь мы почти пятнадцать километров преодолели. Но, если столкнемся хоть с малым немецким отрядом — тут нам и конец. Только нет тут никаких немцев. Дмитрий Всеволодович даже не на запад, а на юго-запад мяч направил, на самый край поля, подальше от игры. Не лыком шит наш тренер, понимает игру.

Спящим объявили подъем.

Вылезают по одному — заспанные, опухшие. На мяч глазеют. Нам-то этот мяч за ночь как сундук без ручек стал. И полюбить его за это время успели, и возненавидеть. Игра, она всему научит. Одно слово — настоящее полевое крещение получили.

Поварята принялись накрывать завтрак. Со звоном посыпались на столы ложки и миски. Раскочегарили кухни, запахло горячим варевом.

— К столам, ребята! Сейчас поедите — и набок.

Повара потащили к столам еду. Вдоль каждого прохода идут двое: передний черпаком раскладывает из котла гречневую кашу, задний кладет мясо.

— Рубайте, братцы, рубайте! Великое дело сделали! Если кому добавки — зовите, мы мигом.

Думал я, что от усталости ни кусочка проглотить не смогу. А ложку съел — и такой аппетит почувствовал, будто неделю голодал. Целая ночь на ногах, да какая ночь! Настоящий прорыв.

Каша горячая, с жирной подливкой.

Дмитрий Всеволодович, мимо столов проходя, крикнул:

— Молодцы, ребята! Без награды не останетесь!

Глаза красные, всю ночь, поди, не спал. Но вид бодрый, осанка победительская. Обхитрил фон Кройфа: и мяч отнял, и мгновенную контратаку собственными силами организовать сумел.

После завтрака понесли чай. Точно так же двое идут — один чай в кружки разливает, другой сдобные булки на стол мечет. На столах масло и сахар. Попробовал я чай — дрянь, теплая водица с веничным вкусом. У нас дома совсем другой чай заваривали. Но тут уж выбирать не приходится, пей что дают. А булки хорошие, хотя немного подчерствевшие.

Встал я из-за стола, от тяжести пошатываюсь. Как будто протезы вместо ног.

Еще раз на мяч взгляд бросил и только тут по-настоящему сделанное дело оценил — это ведь мы мяч отняли! Кашу лопаем, чай пьем, а чуть поодаль — мяч стоит. Наш мяч. Разбили мы немца! Не подвели главного тренера, выполнили маневр князя Дмитрия Всеволодовича. Вся игра теперь по-другому пойдет, а все оттого, что мы на Ржавой горе не струсили и во время ночного перехода сил не пожалели. Только подумать — по всей огромной стране от Волги до Десны бежит сейчас вместе с рассветом скорая весть о победе, радует и крестьян, и горожан, и князей, и купцов, и самого государя. Утерли нос неприятелю, спасли ворота! По гроб жизни уважаемыми людьми теперь будем. Только Ваську жалко. Так стремился в игру, а поиграл-то всего один день, да что там день, и часа по-настоящему не поиграл, мяча руками так и не потрогал. С ним наверняка на час раньше до лагеря добрались бы. Ладно, еще наверстает.

Проснулись некоторые операторы, навели камеры, снимают. Наши калужские новобранцы больше не робеют, и снимать себя дают, и сами в камеру интервью говорят. А чего робеть? На весь мир мы теперь именинники. Рейтинг нашей игры, как операторы судачат, должен по меньшей мере вдвое взлететь. Атаку со Ржавой горы по всем экранам много раз повторили.

После нас за столы тех, кто проснулся, сажают. У нас ужин, у них завтрак.

Меня Антон в бок толкает.

— Про Валюху новости есть!

— Ну?

— Челюсть выбили. Было опасение насчет сотрясения мозга, но обошлось. Дня через два или три нас догонит.

Вот и хорошо. С земляками веселее. Хотя со всеми уже мы перезнакомились, и с калужскими, и с балабановскими, и с боровскими. Скоро и вспоминать перестанем, кто из какого места, будем только свои десятки и сотни знать.

Дмитрий Всеволодович кликнул своих нападающих. Примерно полторы сотни собралось. Остальные где-то в другом месте.

— А ну, орлы! — командует им. — Давайте-ка, прежде чем дальше идти, от немецкого непотребства мяч отмоем!