Макс Сысоев - Странники

• Название: Странники
• Автор: Макс Сысоев
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Наступивший в XXI веке конец света не был случайностью - к нему закономерно привела критическая ошибка, содержащаяся в философии каждого из нас. Главного героя романа, человека из общества потребления, судьба швыряет из одной социальной формации в другую. Страснтвуя по постапокалиптическому миру, он пытается ответить на вопрос: способны ли люди найти мудрость, которая позволит им избавиться от критической ошибки, и если способны, то достоин ли будет он стать частью этого обновлённого и мудрого человечества?

 Философский роман-антиутопия.

---

      Я вскочил, приложил ладонь к сенсорному квадрату и нашёл спасение в квартире бывшей Лёшиной подруги.

      Разумеется, я поступил очень плохо. Подло. В обычной драке, развязавшейся по непринципиальному вопросу, так делать нельзя никогда. Калечить людей надо лишь в том случае, если разгорается схватка не на жизнь, а насмерть. Почему? Ну, хотя бы потому, что если ты начал ломать ноги, то и твой противник может начать делать это. Тогда обычная драка из-за непринципиального вопроса перейдёт на новый, куда более жестокий уровень. Это наиболее веская причина соблюдать элементарный кодекс чести.

***

       Очутившись в безопасности, я снял противную липкую рубашку и повалился на диван. Что скрывать? — как и всегда в подобных ситуациях, я погрузился в состояние депрессии. Я стал перебирать дальнейшие варианты развития событий, начиная от индивидуальной Лёшиной мести и кончая расстрелом.

     Чёрт знает, какие порядки у них в Городе. Мало ли что ждёт не-гражданина, причинившего вред гражданину? Во многих обществах не-гражданину на моём месте ни на что хорошее рассчитывать не следовало бы.

      — Алекс. Требуется. Что-нибудь.

      От неожиданности я чуть не свалился на пол, но удержался, увидев, что тот, кто это произнёс, как раз на полу и находится. Робот-эллипсоид со светящимися глазами.

      — Требуется. Что-нибудь. — Повторил робот. Пришлось не на шутку напрячь аналитический аппарат мозга, чтобы разгадать в словах Макса вопрос.

      — Нет, спасибо, всё хорошо. А ты разговариваешь!

      — Плохо. Мало. Оперативной. Памяти. Требуется. Убрать. Вашу. Грязную. Одежду.

      — Ну, убери, если требуется.

      — Я. Спросил.

      — Чего ещё?

      — Требуется. Убрать. Вашу. Грязную. Одежду. С вами. Точно. Всё. В порядке.

      — В порядке, в порядке.

      — Требуется. Убрать. Вашу. Одежду.

      — Ну убери, убери. Или ты с меня её снять хочешь?

      — Формулируйте. Команды. Точнее.

      — Требуется убрать мою одежду. Вон ту, которая на кресле лежит. Подать тебе её?

      — Не требуется. Я. Сам. Возьму. — Робот подполз к креслу, выпустил из боков две извивающиеся, как шланги от душа, руки, подобрал рубашку и уполз с ней в ванную комнату, предупредив напоследок:

      — Если. Что-то. Потребуется. Позовите. Меня. Зовут. Макс. Если. Вы. Не. Забыли. Ека. Попросила. Присматривать. За вами.

      Ека... Кто такая Ека? Ах, Ека!

      Ека — это Катя. Уродливо сокращённое имя «Екатерина» — то же, что и «Алекс».

      Ека попросила Макса присматривать за мной. А Чёрный Кардинал попросила Еку.

      Чёрный Кардинал — это Анжела Заниаровна.

      Она знает всё... А «всё» — это сколько?

      Мои чувства стали мелкими, совсем поверхностными, — как всё в Городе. И под ними скрывалась тайна, — как пряталась и ждала своего часа собиравшаяся под Городом сила. Сила огромного ядерного реактора, или сила чёрной формы Анжелы Заниаровны, — один Главный Теоретик разберёт. Что-то здесь точно было, и оно не хотело, чтобы я его увидел. Оно пыталось ослепить меня огнями «Ада», оглушить музыкой «модема», отупить белым алкоголем, зелёными чертенятами и коротенькими мыслями Лены. Но я не сдамся. Лёша правильно сделал, что стукнул меня по черепу, — молодец Лёша. Благодаря удару со дна мозга всплыло то, что я услышал однажды от гениального Учителя, но забыл, как наркотический сон на Зоне.

      Есть такое страдание, о котором никто не догадывается. Его, не сделав интеллектуального усилия, невозможно почувствовать физически, — но человек, в чьём теле поселилась такое страдание, начинает вести себя как раненный зверь. Он сломя голову бежит от самого себя — и попадает прямо в Преисподнюю. Он делает всё, чтобы на корню разрушить свою жизнь и убить все ростки духовной свободы, дарованные ему от рождения. Неуловимое страдание рождает в человеке самый страшный на свете грех — равнодушие. Из-за равнодушия приходят в упадок великие цивилизации: создателям становится на них наплевать. Из-за равнодушия люди убивают и предают: им наплевать, что чувствуют убиваемые и предаваемые.  В конце концов, из-за равнодушия люди сами гибнут. Говоришь человеку: «Ты погибнешь», — а он: «Мне наплевать!».   Люди без идеи всегда говорят: «Наплевать...».

      А мы говорим: «Нет!».

      Все думали, что через сто лет мир будет примерно таким, как Город механистов.

      Но мир не такой. Город — это островок старой эпохи в океане эпохи новой. А почему старая эпоха ушла? — Потому что несла в себе критическую ошибку. Она произвела на свет таких людей, которым на неё наплевать, — и их равнодушие обернулось для неё гибелью.

      Мне срочно требовалось протрезветь и выяснить, с какой стороны городских стен антиутопия: с внешней или со внутренней. И хорошо бы, чтоб в процессе решения этого вопроса мне самому не стало наплевать.

***

      Двери чмокнули.

      Пришла Катя и принесла небольшую пластиковую коробку.

      — Нашёл квартиру? Молодец.

      Она была страшно довольна.

      — По-твоему, я не могу четыре цифры запомнить?

      — Как знать, как знать... — Катя поставила коробку у диван, согнала меня с кресла перед компьютером и положила рядом с системным блоком латунный цилиндрик, похожий на напёрсток. — Какой я девайс нарыла, а? Сейчас в сети скины найду, запущу, и Ник Борисович в унитазе утопится от зависти, а Чёрный Кардинал... тоже будет завидовать.

      — Чёрный Кардинал — это Анжела Заниаровна?

      — Ага. Только не говори о ней много, а то... она этого не любит. Если хочешь — открой синтезатор, я там как раз на ноль часов «Cheese pies» поставила. И кофе. Тебе обязательно надо выпить кофе, чтобы нейтрализовать химию из «Plastic heart», — а иначе завтра голова взорвётся. 

      — Неполадок в физических устройствах не обнаружено. — Успокаивающе заскрипел компьютер. — Ошибок в драйверах не обнаружено. Система готова. Подтвердите включение. Включение подтверждено. Вас приветствует operation system «Treedimensional».

      — Быстро запустилась, — похвалил я компьютер и поставил перед Катей её тарелку с пирожками и кружку.

      — С быстротой этой версии «Treedimensional» может сравниться только её безотказность...

      — Ошибка при connection, — сообщил компьютер. — Отказ в вызове приложения. Хотеть ли вы restart Интернет-проводник?

      — ...Безотказность и качество русификации... Ага, а вот и скины. Пятнадцать гигабайт... отличненько.

      — Что ты купила? Бомбу?

      — Не твоё дело.

      — Лучше бы своему роботу оперативной памяти принесла.

      — О-о-о, — удивилась Катя, — у вас тут с Максом левый чёс за моей спиной? Он кому попало о своих проблемах не рассказывает... Как думаешь, где здесь лучше окну находиться?

      — Не знаю. А куда ты окно прорубать собралась?

      Катя не ответила, подошла к дивану и, прищурив правый глаз, долго рассматривала стену напротив. Наконец выбрала подходящее место, прилепила туда латунный цилиндрик и произнесла:

      — Активация.

      Цилиндрик оказался мини-проектором. Вокруг него зажглось большое окно с белой рамой без створок и форточек. За окном на фоне облачного заката цвета гранатовых зёрен шевелилось море, справа торчал плавный чернильно-чёрный  утёс. Солнце светило нам прямо в глаза, но не слепило и не отбрасывало в комнату ни единого блика, словно смотрело на нас с экрана телевизора. Да так оно, по сути, и было. При ближайшем рассмотрении стало видно, что облака, море и все остальные объекты состояли из квадратиков — пикселей, — а утёс был прорисован с излишней претенциозностью и выглядел на картинке инородным предметом. Но Катя восхищённо смотрела на новое украшение квартиры, бывшей с этого момента не такой стандартной, как остальные, и ставшей чуточку престижней. Она села на диван, невзначай привалилась ко мне и опомнилась, лишь когда пролила кофе мне на штаны. Она была очень взволнована, и я решил, что она никогда не видела моря.

      — Как красиво, да Алекс?.. Прости, пожалуйста, за кофе... Ты точно не обиделся?.. А ты на море был когда-нибудь?

      Я сказал, что не был, но, в отличие от шоколадного батончика, намереваюсь его ещё не раз увидеть. Катя ответила, что это невозможно, что до моря не добраться никому, и что даже за пределы Города выходить крайне опасно.

      — Ну-ну, — поддакнул я, а Катя шикнула и сделала такое лицо, с каким поминала Чёрного Кардинала. Она не придала значения прикосновению ко мне, успокоилась, ушла в ванную и вернулась, облачившись в розовый купальный халат.

      Из стены выехало два цилиндрических гроба; Катя сказала, что это постели. Я заявил, что в это дьявольское устройство ни за что не полезу, а лучше посплю на диване. Катя назвала моё решение очередным первобытным предрассудком и нежеланием принимать прогресс. Я сказал, что если прогресс нашёл воплощение в таких жутких механизмах, то это полный пинцет. А потом я всё-таки согласился.