Елена Раскина - Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица

• Название: Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица
• Автор: Елена Раскина
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55200-9

России всегда везло на женщин – если бы мы еще умели это ценить! Царствуй Елисавета Петровна в Европе – ее бы превозносили как величайшую из великих, куда там ее тезке Елизавете Тюдор! А у нас «дщерь Петрову» до сих пор попрекают любовными авантюрами и гардеробом из 15 тысяч платьев, приписывая ей то глупость, то взбалмошность, то «бабью сырость» – ни дать ни взять «блондинка за рулем» государства. Но, во-первых, чтоб вы знали, Елисавета была рыжеволосой, а во-вторых – разве смогла бы «дура-баба» захватить и удержать власть, избавить Россию от немецкого засилья, разгромить самого Фридриха Великого?! Да побойтесь Бога!..

Первая красавица Империи, пышнотелая «русская Венера», любимая дочь Петра Первого, унаследовавшая государственный гений, страстную натуру и неукротимый нрав великого отца, она не боялась ставить на карту все без остатка, умела рисковать собственной головой, побеждать, очаровывать, вдохновлять. Кумир Гвардии и рядовых солдат, готовых жизнь отдать за свою «Елисавет», она отвоевала отцовский трон со шпагой в руке – и не задумываясь жертвовала властью во имя любви. Она отвергала герцогов и вельмож ради отважных офицеров, отказывала королям и принцам, чтобы обвенчаться с простым певчим… Откройте этот роман, узнайте секрет молодости и красоты несравненной императрицы, которая оставалась желанной, обожаемой, неотразимой даже в зрелые годы, до последнего часа! Виват, Елисавет!

---

Развеселые гости цесаревны разъехались кто куда, дольше других в Александрове задержался Бутурлин. Ему было скучно, и от нечего делать он затеял роман с фрейлиной Нарышкиной.

Ее тезка – Настя Шубина спокойно и, казалось, равнодушно наблюдала за этим бедламом, но Алеша знал, что сестра давно мысленно вынесла приговор Елизавете, ее безудержной, неряшливой жизни и развеселым друзьям. Однако уезжать домой от двора будущей императрицы Настя не желала и простить не могла брату, что он запретил цесаревне брать ее в Москву, на свадьбу юного императора Петра II.

– Не огорчайтесь, мадемуазель, – заметил врач Елизаветы, Иоганн-Герман Лесток, с утра возившийся с истерикой цесаревны. Он только что вышел из покоев пребывавшей в меланхолии красавицы и на правах светила медицины завладел лучшим в гостиной креслом.

– Принцессе Елизавете будет в Москве невесело. И вам ни к чему делить ее печали. Достаточно того, что их разделит ваш брат.

– Правда, Настя, незачем тебе в Москву ехать, – подхватил Алеша, которого, впрочем, удивило неожиданное вмешательство Лестока. Он взял сестру за руку, но та резко, по-детски, выдернула ладонь и выбежала из комнаты.

– Капризничает девица, – философски заметил Лесток. – Идите, Алексей Яковлевич, принцесса вас зовет. Потом с сестрой объяснитесь. Недосуг сейчас – там с утра слезы и уныние, – заключил он, указав на дверь, ведущую в покои Елизаветы.

– Как это вы у нее успели побывать? – удивился Алеша. – Никого ведь с утра не хотела видеть.

Лекарь рассмеялся, его полный, плотный подбородок затрясся от хохота, парик съехал на ухо.

– Я к ней вхожу без предупреждения, – сказал он, отсмеявшись вволю. – На правах врача.

«И заговорщика», – подумал Алеша, но вслух ничего не сказал. То, что Лесток пытается возвести цесаревну на отцовский престол, не составляло тайны для ее приближенных.

Хирург Иоганн-Герман Лесток действительно врывался в покои цесаревны Елизаветы Петровны без стука и предупреждения. Как лекарь, он знал, что сильные мира сего или претенденты на власть по большей части малодушны, и добиться от них чего-то можно, только обезоружив внезапностью посещения, когда они слабы и бессильны. А как авантюрист, всем нутром чуял, что Фортуна любит положения скользкие и двусмысленные и разыгрывает свои партии не в парадных апартаментах, в часы, отведенные для приемов и ассамблей, а где-нибудь на задворках и во время, самое для этого неподходящее.

К Елизавете Лесток был приставлен заботливой матерью-императрицей, когда дочери Петра едва исполнилось 16 лет. Тогда Екатерина I вернула хирурга из Казани, где остроумец-француз томился по личному распоряжению Петра Великого. Во времена Петровы болтал лекарь слишком много, острил без меры и как-то на свою беду сболтнул при свидетелях, что император завел роман с собственным денщиком. Неудачная шутка, не более. И почему это русский варвар возмутился – непонятно! Очевидно, Петр Алексеевич шуток не понимал, и хорошо еще, что спровадил лекаря в Казань, а не в Сибирь или вовсе на тот свет, как делал с другими шутниками.

Вернувшись из Казани, Лесток шутить перестал и занялся политикой. Императрица Екатерина сделала его лейб-медиком и приставила к своей младшей дочери, через которую мечтала породниться с французским королевским родом, коль скоро русская знать ее презирала. Втайне Лесток посмеивался над этим проектом императрицы, но вслух острить не решался.

И вот теперь Лесток стремился подобрать для цесаревны сторонников повлиятельнее и, главное, воодушевить тех простых гвардейских солдат и офицеров, которые не прочь были сложить за красавицу свои головы или стать надежной и падкой на деньги, почести и бунты опорой ее трона.

Алеша открыл дверь в Елизаветины покои и замер в оцепенении – мимо него к выходу шагнула серая, тяжелая тень.

– Петр Алексеевич дочку навещал, – с недоброй усмешкой сказал Лесток и вошел в комнату вслед за Алешей.

Пока парочка приводила Елизавету в чувство, тень растаяла в воздухе, словно ее и не было. А вошедшая в покои цесаревны Настя Шубина беззвучно заплакала, прижавшись горячей щекой к дверному косяку. Теперь она решила во всем слушаться брата, понимая его правоту и правду.

И только перед самым отъездом в Москву, когда Алеша усадил цесаревну в поданную к крыльцу карету и подошел к сестре попрощаться, Настя, перекрестив его на прощание, тихо спросила:

– Ну почему ты? Мало у нее фаворитов было? Бутурлин, Лялин… Пусть они на себя ее крест берут. Она ведь неверна тебе, Алеша…

– Пусть неверна, Настя. Разве в этом дело? – ответил Алеша, обнимая сестру. – Я ведь люблю ее и, значит, должен за нее пострадать. Ты только напомни ей обо мне, когда срок придет. Если в ссылке или в застенке буду, а она воцарится, пусть мне поможет. А если умру, все равно напомни – пусть в молитвах своих меня помянет. Я ведь знаю – она забудет, если тебя рядом не окажется.

И Настенька обещала стать совестью цесаревны и, когда придет срок, напомнить ей об Алеше.

Часть II Тень за троном

Глава первая Обручение Петруши

Ехали на свадьбу, а приехали на похороны.

Шумно и пышно отпраздновали обручение пятнадцатилетнего мальчика, императора Петра II, с надменной княжной Долгорукой, которую Елизавета по простоте душевной называла Катькой.

Рядом с женихом сияла вновь обретенным счастьем былая царица, Евдокия Лопухина. При покойном Петре I царица, ставшая инокиней Еленой, не покидала Ладожского монастыря – так царю было удобно надзирать за нею из Петербурга. С воцарением же Екатерины I монастырь сменился на Шлиссельбургскую крепость, и только внук – император Петр II освободил Лопухину окончательно.

И цесаревна, вплывшая в зал на обручение этакой богиней, с бриллиантами в высокой прическе, вдруг оробела и не смогла взглянуть Евдокии Федоровне в глаза. Зато былая узница вздрогнула, как под кнутом, увидев, как до мучительной, судорогой сводящей сердце боли похожа эта вошедшая в зал красавица на ее немилосердного супруга.

– Кто это? – спросила Евдокия Федоровна у брата невесты, князя Ивана Долгорукого, закадычного друга юного государя, учившего мальчика волочиться за фрейлинами и шляться по кабакам.

Царица, монахиня, узница, нечаянная гостья на обручении внука, она в первый раз увидела младшую дочь Петра и Екатерины.

– Лизаветка, – небрежно ответил князь. – Все государя нашего с пути истинного совращала. Соблазнить хотела, на себе женить. Шутка ли, под венец с собственным племянником!

– Племянником? – охнула Евдокия. – Стало быть, это и есть царевна Елисавета? Господь милосердный, как на отца похожа! Как будто сам он сюда вошел…

Евдокия Федоровна тяжело опустилась в приготовленное для нее кресло, а рядом как ни в чем не бывало села цесаревна. За спиной Елисавет Петровны стоял ее ординарец Алеша Шубин. Сначала Евдокия сидела неподвижно, не решаясь отвести от лица внезапно налившиеся тяжестью ладони. Потом решилась, взглянула. Елизавета обворожительно, светски улыбалась.

– Тяжело тебе? – тихо, полушепотом спросила былая узница, и этот вопрос заставил Елизавету стереть с губ приторную улыбку. Цесаревна растерянно обернулась к Алеше, как будто он мог ответить за нее.

– За отца ведь живешь… – спокойно, повелительно продолжила Евдокия, не дождавшись ответа от цесаревны. – Тень его с тобой рядом ходит.

– Тяжело, – призналась цесаревна, и лицо ее стало скорбным и строгим. – Да, видно, такой у меня путь.

– Есть и другие пути, – сурово возразила Евдокия. – В монастырь иди, в Ладожский, на мое место. Отцовские грехи замаливать.

– Не место мне в монастыре. – Ласковый, сладкий взгляд Елизаветы налился отцовской свинцовой тяжестью. – В миру мое место.

– В миру? – голос Евдокии набух гневом, как небо – грозой. – В грехе и блуде?

– А хоть бы и в грехе… – притворно беззаботно рассмеялась цесаревна. – Верно, Алеша?

Шубин молчал, и, уязвленная его молчанием, Елизавета продолжила:

– Не тебе меня судить, царица…

– Верно, не мне, – охотно согласилась Евдокия. – Каждому из нас свой приговор вынесен. И твой приговор никто не отменит. Ежели сама не отмолишь.

– Что ж ты себя не отмолила? – спросила Елизавета с оскорбительной для Евдокии циничной улыбкой. – Под кнутом была, любовника твоего на кол посадили, сына убили, брата не уберегла. Свой приговор не изменила, а меня поучаешь, в монастырь идти велишь? Хороша советчица!

– Не тебе о моем пути судить! – Спокойствие изменило Евдокии, и ее невозмутимый, ровный голос сорвался на крик.

Князь Иван Долгорукий подошел было к Евдокии Федоровне, чтобы избавить бабушку правящего императора от оскорблений сидевшей рядом с ней легкомысленной девицы, но инокиня Елена остановила его.

– Ты, Елисавета, не шуми, ты меня послушай. Не обрела душа отца твоего покоя. До сих пор тень его по земле ходит, и сейчас он рядом где-то – за державой своей присматривает.