Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

— Вот еще грузу прибавилось!

— Давай понесу, — предложил Дмитриев.

А Тамуров донимал их обоих:

— Кавалер! Ухажер!.. Глядите, как он вокруг нее увивается!.. Ты теперь, Лиза, с таким носильщиком все деревни оберешь. Ведь бабку-то обманула: подумать только — четыре пары за одну получила.

Нечего и говорить, что сапоги — особенно по тому времени — представляли гораздо большую ценность, чем лапти. Лиза, безусловно, проиграла на этом обмене. А Дмитриев никогда ни за кем у нас в отряде не ухаживал и сейчас хотел просто помочь Лизе, просто по-товарищески пожалел ее. Но Тамурову надо было кого-то разыгрывать — он без этого жить не мог, — все это знали и в большинстве случаев относились к нему снисходительно.

— Отстань, Генка! — кричала Лиза, оборачиваясь на ходу. — Чего привязываешься?

— Да я не к тебе! — невозмутимо отвечал тот. — Я к лаптям — уж больно хороши.

Кстати сказать, к вечеру первая пара лаптей разбилась, и Лизе пришлось обувать новые.

А ветер все дул нам навстречу, снежок сменялся дождиком, серые тучи торопливо неслись с востока. В такое время особенно манят дымки деревень, особенно теплыми и уютными кажутся темные бревенчатые хаты. Но мы по-прежнему ночевали где-нибудь на воле, в глуши, выискивая на лесной полянке копну сена и зарываясь в нее. В населенные пункты заглядывали только мимоходом: перекусить, передохнуть, получить у наших связных необходимые нам сведения. В каждой деревне снова и снова рассказывали нам о представителе с Большой земли. Это было самой важной новостью Полесья.

В партизанском штабе Пронягина мы на самом деле встретили наконец представителя ЦК. Это был секретарь Пинского обкома Клещев, недавно переброшенный через линию фронта для организационной и руководящей работы в тылу врага. Пришли мы в лагерь поздно ночью. Я добрался до пронягинской землянки еле живым от усталости, но вместо отдыха большую часть ночи проговорил с Клещевым, слушая, расспрашивая и рассказывая. Да, народная молва во многом права. Этот первый представитель Большой земли не останется единственным. Подпольные обкомы и подпольные райкомы будут работать на захваченной немцами земле, поднимая людей на борьбу. Здесь, в Полесье, где многие села выжжены дотла, где крестьяне целыми деревнями уходят в лес, действительно создается собственный второй фронт.

Зная, что в нашем отряде много кадровиков, Клещев просил передать в его распоряжение нескольких командиров, имеющих опыт партизанской борьбы, чтобы возглавить часть местных партизанских отрядов в районе Выгоновского озера. Это особенно важно именно сейчас, потому что в ближайшие дни начинается решительное наступление Красной Армии, и партизаны должны всеми силами помогать ему.

Пронягинские отряды, в которых находился Клещев, отличались теперь большей организованностью, дисциплинированностью и активностью, провели ряд удачных боев с фашистами.

На следующее утро пронягинцы перевезли нас через реку Лань на своих лодках. А рядом партизаны строили наплавной мост через реку.

К востоку от пронягинских отрядов, в Хворостове, базировалось соединение Комарова (Коржа), в котором было много местных жителей. Комарова хорошо знали здесь, ему верили, видели в нем своего защитника и шли к нему не только семьями, но даже целыми деревнями. Комаров мало маневрировал, не выходил за пределы своей области, но зато сколько народу спас он во время войны!..

Не так давно, на пути своем к Выгоновскому озеру, мы вели здесь, в Хворостове, бой с полицией и вынуждены были обходить эту деревню болотами. Теперь же не только в самом Хворостове, но и в соседних деревнях стояли партизанские заставы и работали партизанские комендатуры. Эти комендатуры являлись как бы представителями Советской власти, народной власти, и разрешали все текущие бытовые вопросы. Касалось ли дело продовольствия или транспорта, медицинского обслуживания или помощи семьям красноармейцев, люди обращались к партизанам. Даже с разводами и женитьбами шли в партизанские комендатуры.

И нас Комаров встретил, как хороший и гостеприимный хозяин.

— Отдыхать будете? Сейчас разместим по хатам. Обедать будете? Обеспечим.

Восточнее Хворостова начиналась сфера деятельности линьковских отрядов. В одной из деревень нас обрадовали, сообщив, что на противоположном конце появились «батинцы» (так и назвали). Мы поспешили им навстречу. Вот они: идут человек пятьдесят с винтовками, с автоматами, а впереди шагает знакомая фигура — сутулый и, как всегда, мрачный Перевышко. Как я обрадовался ему! Ведь мы более трех месяцев не виделись!

— Сашка!

— Товарищ комиссар! — в тон мне воскликнул Перевышко.

Обнялись. И наши спутники так же радостно приветствовали друг друга.

— Ты куда направляешься? — спросил я.

— Особое задание — подрыв эшелона с захватом языка, — хитро улыбнулся он и полез в карман. — Закурим, товарищ комиссар. Саранская. Я ее давно берегу, словно чувствовал, что мы встретимся.

— Ну и как — одну на двоих, как в Ковалевичах?

— Хм… Смеетесь! Нет, закурим самостоятельно, на каждого. Да я и вашим хлопцам могу подарить пачку в честь встречи.

— Ох, какой ты богатый!

— С последнего самолета это богатство сбросили.

— А мы все на самосаде да на немецких сигаретах. Сам знаешь, от самосада глаза на лоб лезут, а от сигарет, наоборот, один дым, как от соломы.

Перевышко, не торопясь, словно желая похвастаться, развертывал цветистый шелковый кисет.

— Да ты и кисетом обзавелся! И даже с надписью!

Он многозначительно поджал губы.

— Это дорогой подарок. От Насти. Помните, в Липовце у нас связной была? Сестра Виктора Стовпенка.

— Не забываешь?

— А вы разве забываете?.. Сколько она нам помогала!

— Да, образцовая ополченка… Но, помнится, ты и, на нее тогда ворчал.

— Ну, что вы!..

— А когда она нас в лесу проморозила?.. Помнишь, не убрала свою сосновую ветку?

— Ах, да!.. Ну, это не в счет.

Оба мы вспомнили суровую зиму прошлого года и далекий Липовецкий лес. Мы часто заходили в Липовец, и на обучай опасности у Насти был для нас условный знак. Сарай у них стоял на пригорке, а за сараем, со стороны леса, валялся большой сосновый сук — разлапистый и зеленый. Когда в деревне появлялись фашисты, Настя ставила этот сук торчком, прислонив его к стенке сарая, а когда фашисты уезжали, опять бросала его на снег. Один раз, увидев этот сигнал, мы остались в лесу дожидаться, пока фашисты уедут: на ночь они никогда не задерживались в Липовце. Но время шло, а сосновый сук все стоял и стоял у сарая. А мороз был сильный… Начало смеркаться. В деревне стихло. Перевышко ругался:

— Забыла, рыжая!..

Да и все мы недоумевали и нервничали, не спуская глаз с сарая. И вдруг увидели: бежит наша Настя прямо через сугробы, торопится и снимает зловещий сигнал…

— Ага, вспомнила!

А она действительно забыла и сама расстроилась, узнав, что своей рассеянностью продержала нас два часа без дела в лесу.

Мы отогревались в теплой хате, а Перевышко, шагая из угла в угол, размахивал руками:.

— Заморозила!.. Если бы это не ты, я бы…

Остальные смеялись:

— Перестань шуметь!.. Ну, она виновата, понимает. Ведь у нее единственный раз получилось такое.

А Настя ковыряла землю в цветочной банке.

— Да ты что — слушать не хочешь! — выходил из себя Перевышко.

— Подожди, Саша!.. Ты не сердись… Вот видишь…

Она сказала это так обезоруживающе мягко, как только может сказать женщина, и обернулась, держа в руках горку медных блестящих патронов для ТТ.

— Видишь?.. Я их в цветке спрятала.

Сашка ворчал, но уже не так строго и уже не грозил сделать что-то с Настей за ее провинность.

Давно это было, но и сейчас он улыбался, вспоминая про Настю:

— Рыженькая!.. Что-то у них там делается?

…Цигарки саранской махорки догорали, затянемся еще разок-другой — и надо идти. Я спросил у Перевышко:

— Ты не знаешь, зачем меня Батя вызывает?

— Догадываюсь. Его отзывают в Москву. Все хозяйство он сдает Чёрному, а вас, наверно, хотят комиссаром.

— Та-ак… Нет, на Центральной базе я не останусь. Это не по мне… Ну, пора двигаться… Докурили?.. До свиданья, Сашок! До скорой встречи!

До скорой встречи!..

Опять обнялись, и Перевышко, приняв обычный суровый вид, повел свой отряд дальше.

Пошли и мы. Я все еще был под впечатлением встречи. Хороший все-таки парень этот Сашка, несмотря на свою взбалмошность и неорганизованность!.. Но что он говорит насчет моего нового назначения? Это мне не по душе. Я привык к живой практической работе, привык непосредственно проводить боевые операции. Да и бросать налаженное дело, оставлять товарищей, с которыми так хорошо сработался, мне не хотелось. А Черный и без меня справится. У него будет хороший помощник Якушев, опытный партийный работник… Обсуждать приказы, конечно, нельзя, но, может быть, все-таки удастся убедить Батю?.. Молча шагая впереди отряда, я придумывал все новые и новые доводы в свою пользу, и они казались мне неопровержимыми…