Николай Стеллецкий - Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода

• Название: Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода
• Автор: Николай Стеллецкий
• Издательство: Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1894

Автор рассматривает биографию и философские взгляды Григория Сковороды.

---

В августе 1764 года Сковорода отправился с Коваленским в Киев. Здесь они осматривали древности, и Сковорода был их истолкователем. Многие из бывших учеников его, родственников и знакомых, поступивших монахами в Печерскую лавру, уговаривали его принять монашество: «Полно бродить по свету! Пора пристать к гавани: нам известны твои таланты, св. лавра примет тебя, как свое чадо, ты будешь столпом церкви и украшением обители!» говорили ему раз монахи. «Довольно и вас… — отвечал им Сковорода, — мне ли грешному скрывать святость сердца в ризе?» Чрез несколько дней Коваленский возвратился домой, а Сковорода остался в Киеве, по просьбе своего родственника, печерского типографа, Иустина. Не прошло и двух месяцев, как он уже возвратился в Харьков. Украину он предпочитал Малороссии за свежий воздух и чистые воды. «Он обыкновенно, — замечает Коваленский, называл Малороссию матерью, потому что родился там, а Украину теткой, по жительству в ней и по любви к ней».

Харьковским губернатором был тогда Евдоким Алексеевич Щербинин, человек не получивший школьного образования, но одаренный от природы здравым рассудком, поклонник талантов, наук и искусств, а в особенности музыки, в которой и сам был довольно сведущ. Наслышавшись много о Сковороде, Щербинин хотел его видеть. Вот что передают о первой встрече его с Сковородой. Губернатор ехал по улице, в щегольском рыдване и с гайдуками, и, заметив Сковороду, сидевшего на тротуаре послал к нему адъютанта. — «Вас требует к себе его превосходительство!» — «Какое превосходительство?» — «Господин губернатор!» — «Скажите ему, что мы незнакомы!» — Адъютант смущенно передал ответ Сковороды. Щербинин послал вторично. «Вас просит к себе Евдоким Алексеевич Щербинин!» «А! — ответил Сковорода: об этом слыхал; говорят, добрый человек и музыкант!» И, снявши шапку, подошел к рыдвану. С той минуты они познакомились. Щербинин призвал как — то Сковороду к себе, и в беседе с ним спросил, от чего он не выберет себе какого — нибудь положения. «Милостивый государь! — отвечал Сковорода: свет подобен театру. Чтобы представлять на нем игру с успехом и похвалою, нужно брать роли по способностям: ибо действующее лицо заслуживает похвалы не по знатности роли, но за удачную игру. Я долго рассуждал об этом, и по многом испытании увидел, что не могу представить на театре света никакого лица удачно, кроме простоты и смирения; я избрал эту роль и доволен». Губернатор не без удовольствия сказал на это: «Вот умный человек! Он действительно счастлив; меньше было бы на свете дурачеств, если бы люди так рассуждали. Но, друг мой! продолжал Щербинин, может быть, ты имеешь способности к другим состояниям, да привычки, мнения, предубеждение»… «Если бы я почувствовал сегодня же, прервал Сковорода, что могу без робости рубить турок, то привязал бы гусарскую саблю и, надев кивер, пошел бы служить в войско. При врожденной склонности труд приятен. Собака бережет стадо днем и ночью по врожденной любви и терзает волка также по врожденной склонности, несмотря на то, что и сама подвергается опасности быть растерзанною. Ни конь, ни свинья не сделают этого, так как не имеют природы к тому». Губернатор выслушал Сковороду и, отпуская его, просил ходить к нему почаще. Но Сковорода, строго держась выбранной им роли на театре жизни, всячески избегал знатных особ, шумных собраний и широких знакомств, а любил бывать запросто в небольшом кругу откровенных лиц. В Харькове он охотно посещал дом одного старика, где устраивались музыкальные вечера, и Сковорода, никогда не оставлявший занятий музыкой, занимал на них первое место, пел и нередко вытягивал трудные solo на своей флейте.

В 1766 году, по повелению Императрицы Екатерины II, в харьковском коллегиуме, вследствие ходатайства Щербинина, были устроены так называемые «прибавочные классы», где вводились в преподавание для благородного юношества некоторые новые предметы, и между прочим, должны были преподаваться правила благонравия. Как способнейший из наставников, Сковорода, которому исполнилось в это время уже 44 года, назначен был преподавателем благонравия. Конечно, преподавать правила благонравия не то, что читать синтаксис или греческий язык, и Сковорода теперь достиг того, к чему, по особенностям своей натуре, усиленно стремился — возможности свободно и открыто, с кафедры, преподавать то, что было близко его сердцу. Он был так доволен своим назначением, что даже не хотел брать за преподавание благонравия определенного по окладу жалованья, указывая на то, что удовольствие от преподавания этой науки заменит ему всякую награду. В предварительной лекции Сковорода высказал некоторые свои мысли и отозвался о малопросвещенных своих сослуживцах со всею прямотою своего целостного характера. «Весь мир спит (нравственным сном!) говорил он во вступительной части лекции, — да еще не так спит, как сказано: аще упадет, не разбиется; спит глубоко, протянувшись, будто ушиблен! А наставники не только не пробуживают, но еще поглаживают, глаголюще: спи, не бойся, место хорошее… чего опасаться!» Волнение было готово. Но блестящий финал этого впереди, и скоро все затихло. Сковорода начал читать свои уроки, читал их увлекательно, великолепна, так что приобрел и громкую славу у друзей[8], и сильную ненависть у врагов! В руководство ученикам скоро написал он свою «Начальную дверь к христианскому добронравию для молодого шляхетства Харьковской губернии»[9], представлявшую как бы конспект читанных им лекций; дал ее, по просьбе друзей, некоторым для прочтения, и тогда — то буря восстала на него всею силой. Рукопись пошла по рукам. С жадностью читали ее, но зависть к талантам даровитого наставника многим не давала покоя и сделала даже некоторых друзей его явными недругами. Не осталась для Сковороды без неприятных последствий и проповедь, сказанная им в праздник Преображения Господня на текст: «убужшеся видеша славу Его» (Лук. 9, 32), в которой проводились мысли, не совсем доступные тогдашним украинским ученым, и тем не мало напугавшие товарищей Сковороды, понявших содержание проповеди по своему[10]. В сочинениях Сковороды, по сознанию его врагов, будто бы найдено много сомнительного и потому ему назначены были диспуты, для защиты его положений. Сочинения разобраны на диспутах с самой дурной стороны, все истолковано в превратном смысле. Сковороду заподозрили в таких мыслях, какие ему и в голову не приходили. Сковорода, питавший органическое отвращение к каким бы то ни было изворотам в слове, опровергал своих противников умно и бойко; все, присутствовавшие на диспутах, приходили в восторг от его основательных доводов в свою защиту и от его страстного стремительного красноречия. При всем том Сковорода должен был удалиться на время из Харькова, отказавшись от должности учителя.

Влекомый любовью к уединению, Сковорода удалился в имение помещиков Земборских, Гужвинское, недалеко от Харькова, покрытое лесом, в глуши которого находилась пасека, с хижиной пчельника. На этой пасеке, у добродушных хозяев, поселился он, укрываясь от людской молвы и злословий. Здесь он написал первое полное свое сочинение «Наркиз», или о том: «познай себя», и книгу «Асхань», о познании самого себя[11].

«Лжемудрое высокоумие, продолжает биограф Сковороды, Коваленский, не в силах будучи вредить ему злословем употребило другое оружие — клевету. Оно разглашало повсюду что Сковорода осуждает употребление мяса и вина и сам не употребляет их. А как известно, что такое учение есть ересь манихейская, проклятая на всех соборах; то законословы и дали ему прозвание манихейского ученика. Кроме того, его обвинили в том, что он называет вредными золото, серебро, дорогие одежды и пр. ценные вещи, созданные Богом, и что, следовательно, он богохульник. Поелику же Сковорода удаляется от людей в леса; то из этого выводили, что он не имеет любви в ближнему, а потому и назвали его мизантропом, человеконенавистником». Узнавши об этом, Сковорода поспешил явиться в город и в первом же обществе нашел подходящий случай поразить своих врагов. «Было время, говорил он, и теперь бывает, когда я воздерживаюсь, для внутренней экономии своей, от мяса и вина. Не потому ли и лекарь возбраняет, напр., чеснок тому, у кого вредный жар вступил в глаза? Все сотворено во благо всещедрым Творцем, но не все всегда бывает полезно. Правда, некоторым я советовал осторожно обходиться с вином и мясом, а иногда и совсем избегать этого, принимая в соображение их пылкую юность. Но когда отец берет из рук малолетнего сына нож и не позволяет ему шутить с оружием, сам однако же пользуясь всем этим; то не ясно ли, что сын еще не может надлежаще владеть этими вещами и употреблять их в пользу, для которой оне изобретены. Вот почему прозвали меня манихейским учеником. Не ложно то, что всякий род пищи и пития полезен и здоров; но нужно при этом обращать внимание на время, место, меру, личность. Не вредно ли было бы дать грудному младенцу крепкой водки, или не смешно ли подать стакан молока в поте лица работающему целый день на морозе дровосеку в подкрепление его сил? Как несправедливо приняли меня за Манихея, так в незаслуженно обозвали меня человеконенавистником и ругателем даров Божиих». Слушавшие его только робко переглядывались и не возражали. Простившись со всеми, Сковорода отправился в новое еще уединение.