Кирстен Торуп - Бонсай

• Название: Бонсай
• Автор: Кирстен Торуп
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-1013-5

Это книга крупнейшей современной датской писательницы Кирстен Торуп, удостоенной более десятка литературных наград, в том числе Большой премии Датской академии словесности.

Тяжелые обстоятельства детства и юности заставляют героиню покинуть родительский дом в провинциальном захолустье ради продолжения образования в столице. Там она вскоре знакомится с блестящим молодым художником Стефаном. Романтическое увлечение превращается в драматические отношения с мужчиной, даже на пороге смерти пытающимся скрыть свои гомосексуальные наклонности.

После выхода романа благонравные критики упрекали Торуп в нарушении всех мыслимых границ частной жизни.

---

Вторник, 2 октября. День восьмой. Я слышала, как в семь часов встала Элин. Говорю ей, что нужно быть у Стефана в восемь, когда заступит на дежурство врач. „Восемь к тому же — поэтическое время, переход от ночи к дню“, — думаю я. Элин собирается в ванную. Не в силах унять свою нервозность, я тороплю ее. Она выглядит спокойной и уверенной.

По дороге мы рассуждаем о том, почему мы все это делаем, и приходим к выводу, что вариантов всего два. Согласиться на его условия или повернуться спиной и бросить Стефана на произвол судьбы. У нас нет выбора. Одно утешение — мы делаем это из любви. Любовь — наша соломинка.

Элин боится заходить к Стефану, вдруг он выглядит пугающе. Обещаю войти первой, а она пусть побудет на кухне. Мы не едем на лифте. Тянем время и медленно, на свинцовых ногах тащимся по бесконечной лестнице. Я — впереди, Элин — вслед за мной. Сердце бьется о ребра.

Вставляю ключ в замочную скважину, открываю дверь в квартиру Стефана. Изнутри доносятся странные звуки. Мы застыли, парализованные страхом. Кто это может быть? Врач? Сосед? Элин осторожно толкает дверь и становится позади меня. С неохотой заглянув внутрь, я вижу кончик распахнутого японского кимоно в полуоткрытой двери ванной. Стефана рвет в ванной комнате. Он в буквальном смысле слова восстал из могилы. Элин близка к обмороку. Я хватаю ее, притягиваю к себе. Наши ноги отказываются переступить порог этого фильма ужасов, где мертвый мужчина, склонившись над унитазом, произносит: „Уже утро?“

Пробегаю мимо ванной на кухню, делаю глоток из бутылки виски, стоящей на плите. Элин несется к телефону, позвонить врачу. Стефан кричит: „Только не больница, только не врач!“ Элин уже дозвонилась в отделение, но положила трубку. Я мечусь, причитаю, рву на себе волосы, как героиня греческой трагедии. Элин стоит у телефона. Мы не осмеливаемся приблизиться к мертвому Стефану, восставшему из небытия. Из ванной доносится сдавленный голос мертвеца: „Помогите мне добраться до постели“. Справившись со страхом, словно по приказу свыше, входим в ванную и берем его под руки. Единственное, что я вижу, — его белые, потрескавшиеся губы и длинное черно-белое кимоно.

Сидя на краю кровати, обхватив голову руками, он отчаянно рыдает. Безутешные рыдания ребенка. Он до странности живой. Потный лоб, торчащие во все стороны сальные волосы, длинные гибкие пальцы. Замызганное мятое кимоно. Черные носки, он спал в них ночью, чтобы согреть ноги. Его тело словно гигантское пугало, сломанное посредине. Он будто в прострации, речь невнятная: „Я не знаю, что мне делать. Мне так жаль, я так вас люблю, но это выше моих сил“.

Мы укладываем его в постель и утешаем тем, что теперь у него есть время сказать нам то, что он не мог сказать раньше, и, кроме того, он наконец-то может поплакать. Пусть плачет, плачет. Наши уверения в благотворном действии слез заставляют его успокоиться и вернуться к плану, который он теперь называет „сюжетом“.

Стефан говорит, что принял двадцать пять таблеток, а остальные спустил в унитаз. Лежал всю ночь, чувствуя, что тело мертво, но смерть никак не доберется до мозга. Связь не оборвалась. Все время видел перед собой Элин и меня. Пришел в отчаяние и выпил еще виски. Ближе к утру ему стало совсем плохо. Но сейчас его брат Таис приедет со своими таблетками. Элин спрашивает, уверен ли он в том, что хочет сделать. Какую-то долю секунды он колеблется, затем чужим резким голосом отвечает, что хочет сделать это немедленно.

Мы с Элин тихо обсуждаем, как быть. Нельзя оставлять его после такого количества морфина. Надо быстро принять решение. И мы решаем: забыть про его колебания и уступить. Действуя вопреки своим глубочайшим инстинктам, желанию сохранить ему жизнь. Стефан прерывает нас: „Не шепчитесь“.

Иду звонить Таису, коротко и ясно велю ему все бросить и немедленно ехать сюда. Он не желает подводить клиентов. Играю на его роли в неудачном самоубийстве, сею сомнение относительно смертельной дозировки морфина. Желая увериться в том, что он хорошо меня понял, повторяю, чтобы немедленно вез таблетки. Вцепилась зубами и когтями и не отпускаю, пока не сдается.

Захожу в спальню к Стефану с Элин. На лесах перед окном громко стучит молотком рабочий. Выхожу на балкон, объясняю, что за закрытыми жалюзи лежит очень больной человек. Прошу перенести работы в другое место, если ему непременно надо именно сегодня заниматься окнами. Он не понимает серьезности ситуации и успокаивающе сообщает „дамочке“, что работа займет всего лишь пять минут. Вскоре снаружи становится тихо.

Погладив Стефана по щеке, говорю, что все будет хорошо, сейчас приедет Таис, и он даже сможет помириться с братом, ведь их отношения всегда были натянутыми. Стефан и слышать об этом не хочет. Словно безумная, я все глажу его по щеке, размышляя, как можно спасти его репутацию. Оставшись жить, он потеряет лицо. Пьеса должна быть сыграна, иначе ему не избежать последствий того, что замалчивал свою болезнь, с тех пор как получил должность главного режиссера.

Всю жизнь он скрывал „теневую сторону“ своего существования, внушая себе, что его бисексуальность — тайна из тайн. Ему придется жить в аду умалчивания вплоть до горького конца. И самоубийство, этот побег от правды, тоже придется скрыть. План теперь полностью в моих руках. Ошибиться нельзя. Я не вынесу, если под конец он потерпит поражение. Обратной дороги к жизни нет.

Стефана тошнит. Приношу голубой тазик, но у него толком ничего не получается. Оставляю тазик у кровати. Надеюсь, что его брат снимет с наших плеч часть бремени. Звонок в дверь. Стефан произносит: „Наконец-то пришел Таис. Он хороший фармацевт“. Выхожу на лестничную клетку, навстречу Таису, а Элин остается со Стефаном.

Позже она рассказала, что Стефан оживился и принялся рассказывать о ее детстве и юности. О совместных поездках и прогулках, которых на самом деле не было. Прелестные картинки из воображаемого фотоальбома, на которых они исследуют остров Кос. Он сидит на скутере, взятом напрокат, прав у него нет. Она ухватилась за него обеими руками. Волосы развеваются по ветру. Он оборачивается и улыбается ей. Кто сфотографировал их, мчащихся на полной скорости по серпантину?

На другой фотографии она сидит у него на руках в зоопарке, у клетки со львами. Держит большой вафельный рожок со сливками и вареньем. Он показывает на пару львов за решеткой. Кем был неизвестный фотограф? Еще фотография: они ходят по лесу, собирают грибы. Лес хвойный. В руках у нее пластиковый пакет, больше нее размером. Фотография не в фокусе.

На последней фотографии они сидят на коврике в парке, слушают камерный концерт. Вокруг — море людей. Он обнимает ее за плечи. На ней черное летнее платье, купленное им в Нью-Йорке. Он с гордостью смотрит на красавицу дочь. Она целиком поглощена музыкой.

Мы с Таисом разговариваем, сидя на верхней ступеньке лестницы. Я подробно рассказываю о событиях ночи и еще раз настоятельно прошу помочь. Речь идет о репутации его брата. Он слушает молча. Выражение лица брюзгливое, вид нездоровый. Маленький, лысоватый, боязливый мужчина, тощ как хвощ. На безупречных светло-серых фланелевых брюках идеальные стрелки. Хорошо помню его молодым, в черной кожаной куртке, прямо вижу, как он несется за выпивкой на „Харлей Дэвидсоне“ за пять минут до закрытия магазина. Помню, как на затянувшейся тусовке (одной из многих) он положил свой член на разделочную доску на кухонном столе и предложил порезать на ужин.

Я не упрекаю его в том, что он отказывается участвовать в этом безнадежном предприятии. Лишь умоляю, забыв о здравом смысле, дать Стефану таблетки. Церемонно и сдержанно он приветствует Стефана с Элин, неуклюже махнув рукой. Не приближается к Стефану. Бросает пакет с коричневыми таблетками на одеяло. И еще у него с собой белая пластиковая бутылка с йогуртом.

Братья начинают обсуждать таблетки. Стефан упоминает „ретардацию“, что означает „пролонгированное действие“. „Как глупо!“ — думаю. Я близка к сумасшествию. Из их дискуссии следует, что таблетки брата с невесткой — сильнее. Мы с Элин выходим на кухню. Не желаем видеть, как Таис даст Стефану таблетки. Оставляем ему грязную работу.

Стефан зовет нас. Он лежит откинувшись в постели, лицо прояснилось. „Я счастлив, — говорит он, — произошла небольшая заминка, но все идет как надо. А теперь Таис может уйти“. Однако нас с Элин это не радует. Мы боимся, что Стефан не удержит в себе таблетки. Он снова вылил двадцать пять или тридцать штук. Йогурт с тропическими фруктами так и стоит на полу с ночи.

Садимся рядышком на кровать, держим Стефана за руки. Таис сидит на стуле в изножье. Время от времени выходит покурить в гостиную. Снял туфли, остался в носках. Стефан говорит, чтобы мы с Элин не отворачивались. Чтобы смотрели на него. Мы делаем, как он просит. Такое ощущение, что мое лицо превратилось в светящуюся маску. Стефан говорит: „Я потерпел фиаско“. Я отвечаю: „Не в первый раз“. Имея в виду, что все не так плохо, как на словах. И продолжаю: „Ничего, не расстраивайся. Мы с тобой“. Я хочу только утешить его. Надеюсь, он это понимает.